Дневник Чумного Года

Приблизившись к Эппингу, они остановились и выбрали подходящее место на опушке леса — с северной стороны, не у самой дороги, но и не слишком далеко от нее, под сенью нескольких низких подстриженных деревьев. Здесь они и разбили лагерь, состоящий из трех больших навесов, или шалашей, сделанных плотником и его помощниками из жердей, срезанных и закрепленных ими по кругу в земле, а наверху связанных концами и переплетенных по бокам ветками. Шалаши получились теплыми и защищали от ветра и дождя. Кроме того, у них была маленькая палатка для женщин, которых они поместили отдельно, и навес для лошади.

Случилось так, что не то на следующий день, не то через день после их появления в Эппинге был большой рынок; капитан Джон с одним из подручных купили там кое-что из провизии, а именно: хлеба и немного свинины и говядины; две женщины из их компании тоже пошли на рынок как бы сами по себе и купили еще еды. Джон прихватил с собой лошадь, чтобы отвезти все это домой, и сумку, в которой плотник держал свои инструменты, чтобы было куда положить покупки. Плотник принялся за работу и смастерил им скамьи, стулья и что-то вроде стола, — то, что получилось из растущих поблизости деревьев.

Два-три дня на них не обращали внимания, но потом много народу прибегало из города поглазеть на них, и вся округа была встревожена их появлением. Вначале люди побаивались к ним приближаться; однако им очень хотелось, чтобы незваные гости ушли, так как прошел слух, что в Уолтэме чума и что дня через три она доберется до Эппинга; поэтому Джон крикнул зевакам:

— Прошу не приближаться. Мы тут все здоровые и не хотим, чтобы вы занесли нам чуму или думали, что это мы вам ее занесли.

После этого приходские власти, держась на расстоянии, пришли поговорить с ними и узнать, кто они и по какому праву расположились здесь. Джон честно отвечал, что они несчастные, отчаявшиеся жители Лондона; что, предвидя бедствия, которые принесет чума, когда распространится по всему городу, и не имея в провинции родственников и друзей, чтобы к ним переехать, они вовремя перебрались в Излингтон; но чума распространялась все дальше; и так как они предполагали, что жители Эппинга могут не разрешить им войти в город, они разбили лагерь в лесу на открытом воздухе, предпочитая переносить все неудобства такого жилья, чем вызывать опасения, что они могут кому-либо навредить.

Поначалу жители Эппинга говорили грубо и советовали им убираться прочь: утверждали, что здесь им не место, что они только притворяются, будто здоровы, тогда как среди них могут оказаться и больные, даже если они сами этого не знают, и они могут перезаразить всю округу, так что оставаться здесь им никак нельзя.

Долгое время Джон очень спокойно объяснялся с ними; сказал, что Лондон для них — то есть жителей Эппинга и округи — источник существования: именно туда везут они плоды земли своей, именно оттуда получают деньги на поддержание своего хозяйства; и проявить жестокость к жителям Лондона, как и к любому другому, кому ты стольким обязан, будет черной неблагодарностью; им самим же станет потом стыдно вспоминать, как негостеприимно, грубо, враждебно отнеслись они к лондонцам, когда те бежали от самого жуткого врага, какой только существует на свете; что их поведение сделает имя эппингцев ненавистным для всей столицы и толпа будет бросать в них камнями на улицах, когда они захотят пробраться к рынку; что не исключено, что и их посетит то же несчастье — ведь, как он слышал, чума уже достигла Уолтэма, и они сами узнают, когда кто-либо из них, пока еще не заразился, побежит от опасности, каково это, когда тебе не разрешают даже расположиться в поле под открытым небом.

Жители города отвечали, что, хотя Джон и утверждает, будто все они здоровы и не распространяют заразу, положиться на это никак нельзя; им рассказывали, что в Уолтемстоу пришла целая толпа, делавшая такие же утверждения, однако они угрожали ограбить город и силой проложить себе путь, невзирая на приходские власти; их было около двух сотен, с оружием и палатками, какие использовались солдатами, принимавшими участие в нидерландском походе; и они вымогательством получили у жителей провизию, похваляясь оружием, угрожая силой стать на постой и грубо бранясь по-солдатски; некоторые из них пошли в Рамфорд и Брентвуд и перезаразили там жителей, так что чума распространилась и на эти крупные города, и люди там не решаются пользоваться рынком, как раньше; и очень похоже, что они из той же компании, а коли так, то их надо упрятать в тюрьму и держать под замком, пока они не уплатят за весь урон, который нанесли, да еще и за страх и панику, вызванные ими в округе.

Джон сказал, что они не ответчики за других и что они все из одной компании, он за это ручается, и было их именно столько — не больше и не меньше (что, кстати, соответствовало истине); что они сначала шли двумя разными группами, а потом объединились, так как цель у них одна; что они готовы все рассказать о себе каждому, кто этим интересуется, а также сообщить свои имена и места проживания, так что их можно будет призвать к ответу в случае, если они причинят кому-либо урон; жители города видят, что они готовы жить, терпя все неудобства, и просят лишь разрешить им иметь совсем небольшое пространство и дышать местным более здоровым воздухом; но если жители хотят, чтобы они расположились лагерем в каком-либо другом месте, они так и сделают.

— Но у нас своих бедняков хватает, живущих за счет прихода, — сказали жители города, — и наша забота, чтобы число их не увеличивалось; вы не можете дать гарантий, что не будете обременительны для прихода и горожан, как не можете дать гарантий, что не будете опасны — мы имеем в виду заразу.

— Послушайте, — сказал Джон, — относительно того, что мы будем жить за ваш счет, не беспокойтесь. Если вы поможете нам с продовольствием — я имею в виду самое необходимое — мы будем очень вам благодарны; и так как дома никто из нас не живет на пожертвования, то полностью заплатим за все, если только Богу угодно будет вернуть нас домой, к нашим семьям, и если лондонцы вновь будут здравствовать. А если кто-либо из нас умрет, то заверяю вас, что оставшиеся в живых похоронят его и не введут вас ни в какие расходы, если, конечно, мы все не умрем; тогда последнего из умерших вам придется похоронить, но и в этом случае, полагаю, после него останется достаточно денег, чтобы оплатить расходы. Если же, наоборот, вы закроете сердца свои для сострадания и вовсе не поможете нам, мы не будем принуждать вас силой, не будем и воровать, но когда у нас иссякнут все наши скромные запасы и мы погибнем с голоду, да свершится тогда воля Божия!

Джон так воздействовал на жителей города своими разумными и спокойными речами, что те ушли, и хотя не дали им разрешения остаться, но все же не досаждали нм более; бедняги прожили так три-четыре дня, и никто их не беспокоил; за это время они ознакомились с продуктовой лавкой на окраине города, куда изредка заходили, чтобы купить кое-какие необходимые мелочи, за покупки они неизменно расплачивались.

Постепенно молодые парни из города стали частенько к ним приближаться, стоять и глазеть на них, а то и заговаривать, сохраняя все же дистанцию; и тут было замечено, что в воскресный день бедняги отдыхают, молятся Богу всем миром и поют псалмы.

Это, как и спокойное безобидное поведение, постепенно завоевало расположение горожан, те стали жалеть их и отзываться о них с симпатией; и вот однажды, в один очень сырой и дождливый день некий джентльмен, живший по соседству, послал им небольшую тележку с двенадцатью пуками, или вязанками, соломы, чтобы они могли использовать ее и для постелей, и для покрытия крыши, дабы та не протекала. Приходский священник, со своей стороны, послал им около двух бушелей [237] пшеницы и полбушеля гороха.

Они, разумеется, были весьма благодарны за эту помощь, особенно солома пришлась кстати: ведь хотя изобретательный плотник и смастерил им для сна что-то вроде корыт, которые они заполняли листьями и всем, чем могли, а материал для палатки нарезали на покрывала, однако спать все равно было сыро, жестко и вредно для здоровья. Поэтому солома показалась им пухом или, как выразился Джон, более желанной, чем в других обстоятельствах пуховая перина.