Драгунский секрет

— Вздор. Ты расстоянье посчитай: здесь футов 8–9, коль не больше, прибавь рост часового. Нет, не дело.

— Рост часового не считаем, он склонится, чтоб заглянуть под низ, иначе нашу крышу не увидеть. И потом, палаш — длиннее сабли.

— Вот в этом ты, пожалуй, прав. А чем же ты его приманишь?

— Странным звуком. Отсюда нападения не ждут, а, стало быть, и хитрость не заподозрят. Думаю, что любопытство одержит верх.

— А если поднимут шум?

— Затаимся. Пусть думают, что почудилось. Нас, все одно, оттуда не заметить. Но это легче, чем переть нахрапом.

— Глупость… А, впрочем, глупости, случается, проходят. Тем более что выбор, право, невелик. Давай испробуем.

Взявшись за конец удерживаемой драгунами веревки, Туманов подошел к обрыву и сделал пару взмахов палашом. Едва ли тот выглядывал над крышей. О том, что бы вспороть мюриду глотку не было и речи — слишком высоко. Однако неуемные уральцы вновь предложили выход. Схватившись также за веревки, они пришли на край площадки и дружно опустились на колени. Теперь Илья Петрович мог использовать их спины, как подставку. Высота заметно сократилась. Еще разок, примерившись, но, помолившись, начал.

— Ш-ш, — зашипел змеей Трифон.

— Тьфу, — беззвучно сплюнул Туманов. Нашел тоже странный звук.

— Ш-ш, — громче прежнего завел драгун.

Наверху послышалось бряцанье шашки. «Только бы вместе с головой клинок не высунул, подумал Илья Петрович, изготавливаясь к удару».

— Ш-ш! — заливался Трифон, создавая ощущение, что змея приближается и, возможно, собирается заползти на площадку. Каким образом — дело уж пятое.

Туманов стоял на спинах уральцев правым боком к обрыву, сжимая в одной руке палаш, другой держась за веревку. Когда уж начало казаться, что затея пуста, и мюриды не так глупы, как полагалось прежде, сверху высунулось жуткое бородатое лицо. Илья Петрович вздрогнул и махнул палашом вперед (счастливо — кровь брызнула тотчас). Но здесь случилась неожиданность. Буквально вслед за первой головой, рядом выглянула и вторая. Не имея возможности развернуться, Туманов отмахнул клинком обратно. Если бы в его руках была шашка с единым лезвием, то дело провалилось бы, едва начавшись, но палаш имел обоюдоострое жало. Кровь брызнула и тут.

— Вперед! — вполголоса скомандовал Илья Петрович, спрыгивая с живых ступеней.

Уральцы сноровисто вскочили на ноги и, прислонившись к стенке, повторно исполнили свою пирамиду… Остальные привычно взобрались по спущенной сверху лестнице. Горцы, числом не менее десятка, лежали у каменного вала, поодаль от тлеющего костра. Не теряя ни секунды, Туманов подскочил к крайнему бородачу и вонзил палаш в его широкую грудь. Трифон заколол шашкою второго. Драгуны последовали их примеру. Алексею не досталось никого. Признаться, он и сам промедлил. Не смог себя заставить резать спящих, хотя и понимал, что должно — война.

Однако праздновать победу было рано. Из темных кустов громыхнули ружейные выстрелы. Драгуны выхватив пистолеты, рассыпались по укрытиям. Завязалась перепалка. В то же время стрельба послышалась и с южного склона горы, и с северного.

— Мы не одни, и там воюют, — радостно вскрикнул Илья Петрович. — Охотники везде — сдавайся, вражье племя!

Мюриды, после этих слов, произвели еще два залпа и затихли… Похоже было, что они ушли…

— Сдается мне, они ретировались, — предположил Туманов, погодя.

— Наверх как будто прошуршали, — заметил Трифон. — Вдоль дороги.

Илья Петрович вышел из укрытия.

— Там следующий пикет и пушка.

— Что станем делать? — поднялся из-за камня Алексей.

— Подумать надо. Внезапность мы, бесспорно, потеряли, но дерзость-то при нас. Да и винтовок уйма. Тут хватит каждому по две…

Но думать не случилось. Орудийный залп поставил точку в этом месте. Ядро упало ровно в тлеющий костер…

Алексей очнулся и, открыв глаза, увидел на стене в углу икону. «Наверно, я в раю, подумал он не очень твердо, — в аду ведь, кажется, икон не держат». В сознании пронеслись последние события: гора — пикет — ядро. Что было дальше?

— Ой, он, кажись, очнулся! — раздался где-то рядом женский вскрик.

Тотчас в стороне послышался звон посуды и быстроногий топот.

— О, господи, неужто?!

Глазам явилось очень милое личико. Вот только, чье?

— Алешенька… Очнулся…

Рукой он ощутил мягкое прикосновенье девичьей ладони. Тепло, исходившее от нее, и нежность гладкой кожи показались ему удивительно знакомы. Но откуда?

— Ты будешь своего поить, Настена? Отвар принесть? — раздался прежний голос.

Да это ж Настя! Совсем другая без платка: густые смоляные кудри уведены за спину, сплетены косой — красавица бесспорно. Неловко, право, перед ней лежать в таком совсем уж негеройском виде. Словно бы нарочно судьба представляла его девичьему взору то в одном, то в другом конфузном положении.

— А хе, — шепнул он, попытавшись заговорить. Но звуки увязли в пересохшем горле.

— Давай неси, скорей! — вскричала девушка. — Он что-то шепчет.

В комнату вошла Надежда с кувшинчиком в руках.

— Держи.

— Ага, давай-ка.

Настя осторожно поднесла сосуд к его губам и, подставив снизу ладонь, чтоб не пролилось на грудь, аккуратнейшим образом попоила.

— Долго ли я здесь? — спросил он, выпив все и окончательно придя в себя.

— Второй уж день, — ответила она, погладив его руку.

Могу ли я попросить вас об одолжении?

— Конечно.

— Я, разумеется, благодарен вам за проявленное благодушие. Но не могли б вы впредь не смущать меня подобными визитами.

Настя, поджав губы, слегка сдавила его ладонь.

— Пошто так? Аль плохо попоила?

— Нет, нет — все замечательно, не думайте дурного. Просто вы, молодая красивая барышня, а я… и мне… Ну, словом, сказано: смущаюсь, чувствую себя неловко.

Девушка вновь ласково погладила его руку, поправив сбившуюся подушку, умело подвернула одеяло. Лицо ее приобрело успокоено-довольное выражение. По всей видимости, ей было приятно наблюдать смущение, вызванное собственным присутствием. Это обстоятельство прибавило голосу уверенности.

— Ничего, со временем обвыкнешься.

— С каким, позвольте, временем? Разве пятигорская оказия нескоро?

— Хоть скоро, хоть нескоро — что с того?

— Ну, как же — надеюсь, что отправят в госпиталь.

— Я все равно тебя не брошу. Ты казачек плохо знаешь.

— Вы, что ж и в госпиталь поедете?

— И в госпиталь, и к черту на кулички. А ты думал, как — погулял с девушкой и сбежал? Э, нет, мил дружок, у нас на этот счет кавказские законы: коль взялся за руку — женись. Иначе — в омут.

— Позвольте, но у нас ведь ничего не было.

Настя с лукавой улыбкой обернулась к Надежде.

— Кому ж теперь докажешь, что не было — видали нас в лесу-то.

Алексей замялся.

— Да, как же… право, я не знаю…

— Аль не мила для тебя первая красавица?

— Мила, разумеется. Но в нынешнем моем положении… Как можно обременять своей увечностью кого-то, тем паче девушку?

— А я, мож, потому и осмелела, что ты в таком вот положении. Был бы в другом, мож, и постеснялась бы. В общем, лечиться будем вместе — я так решила. И не спорь, покамест мне видней.

Алексею от этих слов стало необычайно тепло и уютно (а посмотреть глубже, и счастливо). Действительно, он совершенно не знал казачек. Горделивая красавица Настя, еще недавно мнившая об орлах и героях, не раз насмехавшаяся над ним, дразнившая, как глупого котенка, вдруг с чрезвычайной легкостью согласилась на роль обыкновенной сиделки. Выходит, не напрасно судьба потчевала его конфузными приключеньями. Знала, куда вела.

— А где драгуны? — спохватился он, вспомнив о боевых товарищах. — Где Илья Петрович, Прохор, Тришка, живы?

— Погиб ваш Трифон, — грустно ответила Надежда, — остальные, вроде б, целы. Илья Петрович, правда, ранен в обе руки.

— Так где же он?

— С утра пошел на речку с басурманчиком.

— С каким?