Вот придет кот

Вот, полюбуйся:

Сумбурный, невнятный текст, в котором ни грамма логики.

Чем, например, этих людишек не устраивает «назначение следующего президента по приказу президента пока еще действующего»?

А по чьему тогда, скажите, приказу назначать Президента? И каким образом тогда можно построить вертикаль?

Ну, а рассуждения о «циничной и наглой передаче самодержавной власти от одного лица к другому» — это, извини, просто ни в какие ворота. Это вопиющее непонимание самих основ суверенной демократии.

Я уже не говорю о бредовом требовании дать гражданам «возможность свободно выбирать власть и заставить власть служить гражданам».

Снова эта гнилая, пришедшая к нам с Запада идея о том, что власть (власть!) обязана кому-то служить. Если власть будет служить, то кто же тогда, спрашиваю, будет властвовать? И если власть периодически менять, то где же взять стабильность?

Не резолюция, а безграмотная чушь.

Но сей печальный инцидент никак не повлиял на общее чувство искреннего, глубокого удовлетворения, почти забытое мной — да разве мной одним! — со времен Леонида Ильича Брежнева.

Картина мира стала ясней и понятней.

Главное, мой дорогой, что сохранился у нас лидер нации. Правда, он теперь был не президентом, а как бы всего лишь премьером. Президент же был как бы президентом, но не лидером. А лидер (тот, который премьер) хоть и не был главным, зато был главой правящей партии. Но членом этой партии он не являлся. Потому, что так надо. А президент (тот, который не лидер) в партии тоже не состоял, хотя она его выдвигала. И если бы он не оправдал доверие партии, а главное, доверие лидера, то мог бы нажить себе неприятности. Таким образом у них двоих — и того, что как бы главный, но не лидер, и того, что лидер, но как бы не главный, имелось полное взаимопонимание.

И чудесная эта конструкция получила название «тандем».

В мае 2008 года Дмитрий Анатольевич Медведев, которого теперь надлежало именовать «Президент», занял переднее сиденье двухместного велосипеда-тандема. На заднем сиденье разместился Владимир Владимирович Путин, которого теперь надлежало именовать «Премьер».

Занимая свое место на переднем сиденье, Дмитрий Анатольевич громко сказал:

Слова его были встречены аплодисментами, хотя некоторых аплодирующих, как говорили, немного смутило, что среди высших ценностей отсутствовала стабильность, а важнейшей задачей не была объявлена стабилизация. Однако многие сочли это результатом волнения.

Больше смущало другое. Еще за два месяца до того, как сесть на велосипед, Дмитрий Анатольевич слетал по поручению Владимира Владимировича в Красноярск на Экономический форум и там произнес буквально вот что:

Согласись, это звучало довольно странно. Во всяком случае, мне казалось, что правильнее было бы заменить такой сомнительный принцип, как «свобода лучше, чем несвобода», принципом «вертикаль лучше, чем невертикаль».

Прочитав эти слова о «свободе», я подумал было, что Дмитрий Анатольевич опять оговорился из-за волнения и неопытности. Но читая дальше, я недоумевал всё больше.

Как тебе нравятся, к примеру, такие фразы:

Весьма двусмысленное заявление, не находишь? Кто-то в силу недостаточной идейной стойкости мог решить, что у нас до сих пор не было подлинно независимой судебной системы или что у нас кое-где кое-кем принимались неправосудные решения по звонку или за деньги. Но такого просто не могло быть после восьми лет стабильного развития под руководством лидера нации! Такое просто невозможно, ты же понимаешь.

Я уже не буду комментировать фразу: «Чиновники должны в полной мере осознать, что именно общество является их работодателем и ответственность они несут перед всем российским обществом, перед российскими гражданами». Здесь же явный повтор той жалкой «резолюции» того несуразного «Марша несогласных». Как он мог выговорить такое, зная, что ему скоро предстоит сесть на велосипед в паре с Владимиром Владимировичем?

И вообще, братец, вся эта речь Дмитрия Анатольевича была для меня не до конца понятной. А еще непонятнее было его «Обращение к Федеральному собранию», с которым он выступил через пять месяцев после того, как Владимир Владимирович посадил его на свой велосипед. Тут прозвучали какие-то уже совсем подозрительные слова. Например, о бюрократии. Выяснилось, что наша бюрократия: «Берет под контроль средства массовой информации — чтобы не сказали чего-то не так. Вмешивается в избирательный процесс — чтобы не избрали кого-нибудь не того. Давит на суды — чтобы не приговорили к чему-нибудь не тому… В результате государственный аппарат у нас… сам себе суд, сам себе партия и сам себе в конечном счете народ. Такая система абсолютно неэффективна и создает только одно — коррупцию».

Ты извини, но это же просто какой-то подрыв устоев!..

В общем, некоторым показалось (или могло показаться), что начинаются (или могут начаться) иные времена. Первые заявления нового Президента — пусть и не лидера нации — пробудили смутную надежду в тонкой прослойке либеральной интеллигенции. Вся она обратилась в слух, улавливая «сигналы», посылаемые из Кремля. Она ловила их, глубоко вникая в тонкости языка, препарируя каждую фразу, прозвучавшую там, наверху, вычисляя расстановку сил, отмечая, кого сегодня усадили по правую руку Большого Начальника, а кого — по левую и какие изменения в сфере высокой политики это за собой повлечет.

Интеллигенция всегда особенно чутко ждет таких сигналов. Ждала их во время хрущевской «оттепели», ждала от доброго Леонида Ильича, свергнувшего волюнтариста Хрущева, ждала от сурового (но доброго в душе, говорят, доброго!) тов. Андропова, сменившего Леонида Ильича. Ждет и поныне. Даже понимая, что никаких изменений не будет.