Еретик

«Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое… — Кифа зажмурился и на память вытащил согласованный с Северином новый порядок смены цвета слоев человеческой души, — основание первое яспис, второе сапфир, третье халкидон…»

Теперь по этой рукописи, одной из последних никем не правленых, в Истинный Иерусалим не смог бы пройти никто.

Встречать вождя аравитян высыпали все свободные от караулов офицеры, и, Амр хорошо видел, сколь противоречивое впечатление производит.

— Шелковое… — тронул он за торчащее из-под панциря одеяние одного из противников. — Это правильно. Вшей не будет.

Офицеры переглянулись. Они уже оценили то, что Амр, одетый в обычную верблюжью накидку не побоялся признать своей бедности.

— А ты почему не в шелке? — подошел Феодосий. — У тебя же весь Вавилон под боком.

Амр улыбнулся. Увы, он все еще оставался суеверен и придерживался того правила, что когда все идет, как надо, лучше ничего в своей жизни не менять.

— Я умею терпеть.

Феодосий, признавая его право поступать как угодно, кивнул и жестом показал на высокую угловую башню.

— Оттуда видно все хорошо. Тебе понравится.

Амр последовал меж мгновенно расступающихся офицеров за Феодосием, поднялся по крутой каменной лестнице и сразу понял, зачем его туда ведут. Комендант хотел показать, насколько неприступна эта крепость.

— Кто-нибудь когда-нибудь эту крепость брал?

— Нет, — не оборачиваясь, проронил Феодосий. — Ни разу.

Амр улыбнулся и тут же выдал второй вопрос:

— А Нил перед врагом когда-нибудь расступался?

Феодосий на мгновение опешил, но тут же взял себя в руки и рассмеялся.

— Это не знамение, Амр. Это случайность.

Он толкнул окованную дверь, вошел сам, дождался Амра и тут же подвел к окну.

— Вавилон… — сделал комендант широкий жест. — Смотри, как красиво.

Амр подошел и замер. Отсюда, с высоты, да еще в отсветах оранжевой кометы огромный торговый город и впрямь был на редкость красив. Но он уже понимал истинное значение этого жеста. Отсюда с высоты было видно и другое: как ничтожно мала по сравнению с Родосом и Вавилоном «случайно» занятая им Троянская крепость.

— А из того окна виден Нил.

Амр перешел к следующему окну. Кроваво-красный Великий Поток отсюда, с высоты башни выглядел необычайно величественным.

— Он уже начал разливаться, — прищурился Феодосий, — а через две недели здесь будет сплошное красное море — от горизонта до горизонта. Только города и будут над водой торчать.

И это означало, что ты, Амр, сразу же станешь совершенно бессилен.

— Да, я знаю, — кивнул Амр, — на четыре месяца.

Феодосий обязан был понять, что рано или поздно Нил отступит, а «разговор» двух армий продолжится.

— А в той стороне стоит Александрия, — перешел к третьему и последнему окну комендант.

— И именно оттуда вы ждете военной помощи, — улыбнулся Амр, — я все понял, Феодосий. Лучше скажи, где у тебя кости?

Комендант хмыкнул, жестом пригласил присаживаться за низенький столик и достал из кармана пару костей.

— Империя непобедима, — прямо глядя в глаза Амру, произнес он и бросил кости на стол.

«Пять и шесть…» — оценил итог броска Амр и взял кости в руки.

— Что ж, кости говорят, что ты прав, — признал он и бросил, ни на что не надеясь, просто потому, что был его ход.

— Шесть и шесть.

Феодосий поперхнулся.

— Может, попробуем на деньги? — поднял брови Амр.

Симон сел на первое же купеческое судно, идущее в сторону Вавилона, но уже через день понял, что передвигаться по Нилу почти невозможно — постоянно менялся ветер. А когда судно под предлогом неуплаты пошлины в прошлый раз арестовал владелец местной эмпории, пришлось выходить на берег и двигаться дальше пешком. Однако думать это помогало.

«Джабраил сказал, я могу найти Елену так же, как зажег небо… — повторял он про себя. — И что это значит?»

Это могло означать, что угодно. Например, что Господь разрешил Симону отыскать Елену так же, как зажег небо по его слову. Но это означало, что Создатель подыгрывает Симону, а такого быть не могло.

«Или могло?»

Сказанное Джабраилом могло быть истолковано и прямо: именно он, Симон зажег небо, и это означало, что Симон едва ли не равен силой Творцу, что оборачивалось полным абсурдом. Но более всего Симона томило сказанное от имени архангела вторым и третьим отроками: они, по сути, сказали, что Елена пришла в мир вовсе не для того, чтобы сесть на Византийский трон и поставить всех остальных царей на колени, а только, чтобы родить Спасителя.

«Как раз то, о чем я говорил с Кифой…»

Никогда прежде Симон не разглядывал вопрос так, но, похоже, Иоанн Креститель заглянул очень далеко. Елена, как праматерь всех народов Ойкумены, в какой-то мере олицетворяла собой первую женщину — Еву, а, возможно, и Лилит, а значит, ее сын должен был воплощать в себе праотца всех людей — Адама. Жертвенное пролитие крови столь важной персоны стало бы крайне серьезным актом, — отомстив за наставленные когда-то рога, Бог мог успокоиться.

«Вот он Агнец, могущий Спасти все человечество сразу…»

Ставки в игре были самые обычные: монета на монету. Ставить больше не имело смысла, поскольку слишком быстро приближало к финалу игры, а Феодосию и Амру было что обсудить.

— Все, кто поддерживают тебя сейчас, отвернутся, как только ты сделаешь то, чего от тебя ждут, — уверенно говорил комендант и бросал кости. — Три и пять.

— Пока никто не отвернулся, — парировал Амр и бросил кости. — Один и один.

Феодосий забрал выигранную монету и самодовольно хохотнул.

— Ты просто не все знаешь. Оба присягнувших тебе губернатора уже у меня — и фаюмский, и этот второй, из Абоита. Шесть и шесть.

— Поймаю, посажу в колодки, — пообещал Амр и тоже кинул, — два и два.

Феодосий многозначительно поджал губы и забрал и этот выигрыш.

— Ты, как ребенок, Амр. Нет никого, кто бы на тебе прямо сейчас не наживался, — он кинул кости, — шесть и один.

— Ты забыл о евреях, Феодосий, а они вовсе не из-за корысти ко мне примкнули, — покачал головой Амр и бросил кости, — четыре и шесть. Выигрыш мой.

Феодосий проследил, как Амр возвращает себе последнюю монету, и тоже кинул.

— Пять и шесть. Евреев вырежут. Империя своеволия никому не прощает.

Амр поджал губы.

— Пока жив хотя бы один мусульманин, вы не посмеете тронуть ни одного родича Пророка.

Швырнул кости так, что обе слетели со стола, наклонился и замер. Кости лежали на каменном полу в положении «один и один».

Когда Ираклий прибыл в Никею, Теодор с остатками армии был уже там.

— Скажи, Теодор, флот ушел к Индиям ДО того, как Амр пересек мои границы?

— Это уже не важно, император… — покраснел Теодор.

— Отвечай! — заорал Ираклий.

Красный, как перечный порошок, полководец опустил глаза.

— Да.

— Понятно, — стиснул зубы Ираклий, — а кто, вопреки моей воле, принял решение обмять мальчишек в реальном бою?

Теодор глотнул.

— Я.

— Понятно, — еле кивнул Ираклий. — И сколько времени ты из-за этого потратил на перестроение войск?

Теодор заставил себя поднять глаза. Он уже понял, в чем его главная ошибка.

— Часа два.

Ираклий застонал и потер мокрое горячее лицо ладонями. Те два часа, что Теодор потерял на перестроение уже готовых к схватке войск, и были решающими, — потому что подошли евреи. Так что, Ираклию было что сказать членам Сената о назначенном ими полководце. Но вот легче от этого не становилось.

— А насколько у тебя защищены Атриб и Бубастис?

Теодор непонимающе моргнул. Эти стоящие чуть ниже по течению города имели немалое значение, однако идти туда сейчас, когда Нил вот-вот поднимется на шесть-восемь локтей, было полным безумием.

— А при чем здесь Атриб? Кто пойдет его брать в разгар половодья?