Дарующие Смерть, Коварство и Любовь

19

Окрестности Фоссомброне, 10 октября 1502 года

ЛЕОНАРДО

Услышав, что произнесли мое имя, я оглянулся и увидел одного из молодых испанских офицеров.

— Маэстро, генерал желает побеседовать с вами, — сообщил он.

Я последовал за ним к голове колонны вдоль фланга пехотного строя, который, как я заметил, прекратил движение. Когда мы подъехали к дону Микелотто, он стоял со скрещенными на груди руками, пристально глядя на реку, преградившую нам путь, и разговаривал с Рамиро да Лоркой. Я приветствовал обоих военных и спешился.

Салаи считал, что Рамиро похож на жалкого владельца грязной таверны, а дон Микелотто — на типичного бандита, и, должен признаться, я согласился с его мнением. Жутко пугающе выглядел шрам, пересекавший лицо последнего и казавшийся застывшей навеки вертикальной ухмылкой. Со мной, однако, он разговаривал с исключительной вежливостью и почтением, в отличие от Рамиро, относившегося ко мне с суровой подозрительностью. Но сейчас ко мне обратился именно дон Микелотто:

— Маэстро Леонардо, мы нуждаемся в вашей оценке. Согласно полученной нами карте, в этом месте должен быть мост, однако, как видите, никакого моста не наблюдается. У меня нет времени бродить по берегу в поисках другой переправы, но река здесь для нас слишком глубока, чтобы рискнуть перейти ее с лошадьми. Не сможете ли вы придумать какой-нибудь быстро устанавливаемый мост?

— Какими материалами мы располагаем, генерал?

— Есть штабель бревен, которые наши разведчики нашли в местном амбаре, но, к сожалению, они короче, чем ширина речного русла.

Я взглянул в указанную им сторону. Да, там лежал дубовый брус, еще свежий, невысушенный, одинаковой толщины и длины. Но этот брус составлял не более шестнадцати футов в длину, а ширина реки… вероятно, футов двадцать пять.

— У вас имеются веревки или гвозди?

— Боюсь, ничего такого у нас нет.

— Разве это невозможно? — спросил Рамиро.

— Нет, возможно. Подождите немного, пожалуйста.

Я открыл книжицу, что обычно всегда висела у меня на поясе, и начал проводить кое-какие вычисления. Я представил мысленно мост — цифры, определяющие его форму, его прочность. Прошло несколько минут. Между двух облачков проскользнуло солнце. Продолжая вычисления, я чувствовал, что на меня направлены глаза солдат. Эта задачка похожа на некоторые математические ребусы, которые любил подкидывать мне Лука в Милане. Единственное отличие, что от результата зависели людские жизни.

Предварительные подсчеты сделаны. Для уверенности я проверил еще разок правильность действий. Потом велел подтащить брус к воде. Я руководил переноской и укладкой. С помощью веревки Томмазо я провел замеры. Сам Томмазо остался в Имоле — трудится над новым проектом самострела.

…И его шея, его шея с наконечником устремленной в небо стрелы и…

Когда сооружение моста завершилось, молодому кавалеристу приказали проехаться по нему для проверки. Но я сказал дону Микелотто, что хотел бы провести проверку лично:

— Генерал, проеду я или упаду, виноваты в том будут мои собственные расчеты.

Он пристально глянул на меня, задумчиво помедлил, но кивнул.

Я вскочил на лошадь, присланную мне Борджиа белую кобылу, которую я назвал Катариной в честь моей матушки. Она вступила на мост, и я почувствовал, как тот слегка покачнулся под нашим весом. Под нами журчал быстрый поток, его поверхность отражала белизну облачных небес. «Катарина» с боязливой осторожностью медленно продолжила путь. Но мои расчеты подтвердились. Мост крепок — он выдержал нас. Мы вышли на другой берег, я оглянулся. Дон Микелотто улыбался. Рамиро да Лорка хмурился. Пехотинцы возликовали. Я предложил им последовать за мной.

Имола

НИККОЛО

У меня кружилась голова. Такое чувство приходило, когда я выпивал слишком много вина. Но я ничего не пил после обеда. Почему же у меня такое странное ощущение? Может, потому, что я слишком заработался? Недавно пробило полночь, да к тому же сегодня я вымотался, осматривая герцогские войска и артиллерию. Или в этом виноват недостаток света в дворцовом помещении? Приемную герцога освещала одинокая свеча, и если я смотрел на нее, то она слепила мне глаза, но скрывала в тени лицо герцога. А может, во всем виноват он сам — его присутствие, его запах, тревожная сила его слов…

На первый взгляд, Борджиа попал в опасное положение. Бунтовщики отвоевали герцогство Урбино и идут на Романью. Они привлекли в свои ряды более десяти тысяч человек, а у него пока менее пяти тысяч. Ему грозила потеря не только с таким трудом созданной маленькой империи, но, вполне возможно, и самой его жизни. И тем не менее он выглядел довольным, словно только что славно отужинал… или насладился прелестями красотки.

Герцог поведал мне о мерах, кои собирался предпринять для укрепления своей армии. Я слушал и кивал, глядя, как поблескивали в неровном пламени свечи его белые зубы. Но все же меня смущала его полнейшая самоуверенность. В конце концов я прямо спросил:

— Почему вы так уверены, что не проиграете? Может, я чего-то не знаю?

— Потому что мои враги боятся… они чертовски боятся меня.

— Но если они нападут на вас сейчас, то могут…

— Да. Но они не нападут. Они опасаются, что я лишь притворяюсь слабым. Они боятся угодить в ловушку.

— Но вы не притворяетесь. Это не ловушка. Так ведь?

— Я поясню вам, Никколо, — сказал Борджиа после минутного молчания, — поскольку знаю вас как человека, способного понять, в чем сущность власти. Но это только для ваших ушей. Не надо упоминать об этом в ваших донесениях Синьории. Договорились?

Герцог решил оказать мне доверие — хорошо. Он попросил меня утаить сведения от гонфалоньера — а это уже плохо. Однако я не видел реального выбора. Наш разговор уже перешел все формальные границы, и мне вряд ли удастся противостоять его воле. Да и грех-то, который он просит меня совершить, невелик… если это вообще можно назвать грехом.

— Согласен, ваше превосходительство.

— Нет, это не ловушка. Если бы они атаковали меня сейчас, то все было бы потеряно. Но их удерживает, как я уже сказал, собственный страх. Они знают меня как коварного хитреца; таким образом, моя плохая репутация защищает меня. И, безусловно, каждый час их промедления уменьшает их шансы на победу… а мои увеличивает. Ведь на моей стороне король Франции; за меня также народ Романьи; а мой отец, его святейшество, готов обеспечить меня любыми необходимыми мне деньгами. Что свело вместе это сборище неудачников? Ничего, кроме ненависти. Поверьте мне, Никколо, у них под ногами земля горит, и им не хватит воды, чтобы ее потушить.

Вновь возникла молчаливая пауза. Голова кружилась еще сильнее, словно я воспарил над собой, вылетел из собственного тела и поглядываю на нас двоих из-под потолочных балок. Чуть погодя, я вдруг понял, что перестал дышать. «Земля горит у них под ногами, и им не хватит воды, чтобы ее потушить».

Я выдохнул и быстро снова втянул воздух.

— Доброй ночи, Никколо, — пробормотал герцог. — Вы понимаете, что я подожгу землю и под вашими ногами, если вы хотя бы заикнетесь о нашей беседе?

Разумеется, я не стал заикаться. Я боялся герцога не меньше, чем его враги. И я уже сознавал, что мои послания в Синьорию перехватываются и читаются. Но почему он решил доверить мне такой секрет? Что побудило его признаться в слабости? У меня возникло ощущение, что меня проверяют; подвергают испытанию с каким-то тайным прицелом. И я не имел ни малейшей идеи, каким он может быть.

Герцог позвонил в колокольчик, и дверь открылась. Приемная озарилась ярким пятном света факела стражника. Я поднялся из-за стола и осторожно направился к нему. Уже переступая дверной порог, услышал слова Борджиа:

— Мы увидимся завтра вечером, Никколо.

— Завтра вечером?

— Да. Я устраиваю небольшое пиршество. Приглашение вам доставят утром.