Сага о Хельги

– Но мы же отдали им их раненых и убитых, мы предложили им мир… – начал Калле Лучник.

– По правде говоря, – ответил Аслак,– раненых мы там не оставили.

И Кетиль кивком подтвердил, что и они добили всех, кто не успел броситься вниз с дюны.

– Не думаю, что сами пруссы поступили бы иначе, – сказал он. – Даже ромеи бы отрезали у них носы, отрубили бы руки или ослепили. А уж они‑то гордятся своим милосердием.

В это время пруссы забрали всех убитых, и к дюне снова подскакал Жигволд.

– Слушай, северянин, какую виру, я у вас попрошу! – крикнул он.

Гудбранд поднялся на гребень.

– Если вы хотите заплатить нам выкуп за то, что сделали на нашей земле, – крикнул Жигволд, – то вот тебе мое слово: ты и еще десять твоих людей останетесь у нас, вы отдадите нам все серебро и оружие, потом мы отпустим остальных.

– А что будет порукой в том, что ты сдержишь свое слово, конунг? Дашь ли ты нам заложников? – спросил Гудбранд.

– Порукой у вас будет мое слово, слово князя пруссов, – ответил Жигволд.

– А что будет со мной и моими людьми, что останутся у вас? – снова спросил Гудбранд.

– Они узнают, что такое наше гостеприимство, – с усмешкой ответил Жигволд. – Заплатите ли вы такую виру?

– Что же, ты сделал нам щедрое предложение, конунг Жигволд, дашь ли нам время обсудить его промеж собой, как заведено в наших краях?

– У тебя будет столько времени, сколько надо, чтобы выпустить две дюжины стрел. Потом я жду ответа.

Гудбранд повернулся к своим людям:

– Кто‑нибудь верит слову конунга Жигволда? – спросил он.

Все, даже Калле и Хельги, замотали головами.

– Кто‑нибудь хочет отведать гостеприимства пруссов? – снова спросил Гудбранд.

– Лучше отведать гостеприимства Одина, – ответил за всех Асгрим, – там хотя бы есть пиво и валькирии, а здесь, думаю я, повезет, если все закончится глубокой ямой с хлебом и водой до конца дней.

Гудбранд крикнул:

– Конунг Жигволд, ты очень щедр, но мог бы быть еще щедрее. Мы не можем заплатить такую виру. Не стоит ли нам продолжить торг?

– Наш торг продолжат мечи, пока я не выполню свой обет и не получу тебя живым, – развернув коня, сказал Жигволд.

– Многие бы сказали, что ты плохой торговец, – крикнул ему вслед Гудбранд. А потом он вновь повернулся к своим людям и разделил их на две половины. Одна половина выстроила стену щитов поперек ложбины на юге, другая на севере. Во главе воинов на юге стал Гудбранд. На севере велел он всем слушать Кетиля. Асгрим с ранеными остались стеречь подступы со стороны леса, а Калле остался наблюдать за берегом и пускать стрелы в тех, кто захочет обойти их по другой стороне дюны. Хельги оказался с северной стороны и встал рядом с Кетилем, сжимая в руках копье, которое вытащил из своего щита.

– В этот раз так легко не будет, – сказал Кетиль и показал на стену щитов, которую в полете стрелы от них строили пруссы. – Теперь они пойдут вперед все разом, и мы не сможем убивать их по одному. Потому главное здесь – стоять крепко и выдержать первый натиск. Потом, когда мы сойдемся и копья станут бесполезными, нам надо будет разделиться по двое.

– Хельги, – продолжил он, – ты будешь прикрывать мне левый бок, а я возьму топор – здесь будет узко и все будут стоять вплотную. Щит мне будет мешать.

– Почетно мне защищать такого великого воина, как ты, – сказал Хельги, – но смогу ли я отвести все удары?

– Все удары могут отвести только девы‑валькирии, если на поле боя защищать воина их послал Всеотец[32], но надо же и тебе придумать какое‑никакое занятие, чтобы ты не заскучал и не начал тут  на поле боя сочинять свои висы.

На это Хельги сказал:

– Вису я уже сочинил, и я прочту ее тебе, если останусь в живых. Или Одину, если отправлюсь в его чертоги.

– Вижу я, недостаточно тебе, что уже почти все конунги Севера слышали тебя, хочешь ты предстать перед лицом Одина. На это я скажу: думаю я, что твои висы еще недостаточно хороши для него, поэтому постараюсь, чтобы ты не покрыл себя позором из‑за какого‑нибудь прусского копья.

Так они построились, и было их по неполных две дюжины с каждой стороны, так что в середине могли они стоять в два ряда и слегка выдвинуться вперед.

Слева от Хельги оказался Аслак. Он сказал:

– Это твой первый раз в стене щитов, Хельги Скальд? Постарайся не намочить штаны, когда пруссы приблизятся.

Хельги отвернулся, но видно было, что руки его и вправду дрожат. Внезапно раздался голос Гуннара Молчуна:

– Я помню, как у меня дрожали руки в первый раз, когда я стоял в стене щитов в битве с англами. С тех пор уже много лет, как дрожь прошла, а сегодня снова вернулась. Видать, не выйти мне живым сегодня.

На это Кетиль сказал, что руки у него могут дрожать от усталости, ведь он славно поработал топором утром, а Асгрим добавил, что у него руки не дрожали никогда, зато часто он чувствует слабость в коленях за мгновение до того, как щиты должны сомкнуться.

– Но здесь главное – это броситься вперед, и сразу все проходит. Наоборот, ноги несут тебя, как на крыльях, – добавил он.

На это Гуннар сказал, что он так и сделает и посмотрит, что из того выйдет.

– Не увлекайся только и не выходи один далеко из строя, Гуннар, иначе твое предсказание сбудется, – сказал Кетиль.

Пруссы начали приближаться с обеих сторон. Сначала они шли медленно, но каждый их новый шаг был чуть быстрее предыдущего. За десять шагов до викингов они уже почти бежали.

– Держать строй! – крикнули одновременно Гудбранд и Кетиль.

Хельги и остальные посильнее уперли ноги в землю.

– Вперед! – крикнули Гудбранд и Кетиль, когда до пруссов было пять шагов.

Стены щитов столкнулись, но пруссы не ожидали, что викинги кинутся им навстречу, и в последнее мгновение немного замедлили натиск. Стены щитов сошлись и ни одна из них не треснула. У передних рядов пруссов были только щиты и мечи, задние ряды были вооружены копьями и били ими поверх плеч тех, кто стоял впереди.

Хельги пытался ударить кого‑то копьем, но все стояли так близко, что он бросил его и вытащил меч. Удары сыпались на него со всех сторон, но сам он не нападал, а старался отбивать как можно больше ударов щитом, помня о том, что его главная задача – прикрывать левый бок Кетиля.

А тот, как только стены щитов столкнулись, бросил свой щит под ноги и схватил обеими руками боевой топор на длинной рукояти. Пруссы стояли плотно, прячась за щитами, и оттуда пытались достать его мечами и копьями. Кетиль размахнулся и первым же ударом разрубил ближайшему пруссу плечо вместе со щитом, которым тот пытался отбить удар. Следующим ударом он попал справа в голову пруссу, что нападал на Хельги. Тот упал.

– Хельги, помни: ты мой щит! – крикнул Кетиль и двинулся вперед.

Хельги, переступив через упавшего противника, двинулся за ним, по‑прежнему больше отражая удары, чем нанося сам. За него это делал Кетиль, чей топор разил налево и направо, разрубая щиты и доспехи. Слева от них так же бился Аслак, а дальше – Гуннар. И Гуннар кричал:

– Мои руки больше не дрожат! Мои руки рубят врага! – И его топор поднимался и опускался, как будто он молотил хлеб.

Первые ряды пруссов не устояли перед натиском викингов, но бежать они не могли, ведь на них напирали с тыла. И многие из пруссов полегли тогда. Викингов пытались остановить ударами копий, но в общем замешательстве и тесноте нелегко это было это сделать. Тогда часть пруссов вышла из ложбины и стала обходить викингов по внешней стороне дюны, обращенной к морю. Калле выпустил несколько стрел и крикнул, что их обходят. Торкель прокричал, что пора отступать, и викинги сделали десять шагов назад. Пруссы за ними не пошли.

Тут Торкель осмотрелся и увидел, что Гуннар не отступил, и вместе с прикрывавшим его слева Лейфом из Вика они уже почти окружены врагами. Торкель крикнул:

– Гуннар, отходи! Мы прикроем вас справа!

– Еще никогда Гуннар сын Гуннара не отходил перед какими‑то женоподобными сыновьями шлюх! Они не умеют драться, как мужчины! – крикнул Гуннар в ответ, и видно было, что никто не отваживается приблизиться к нему на длину его руки с топором.