Столетняя война (ЛП)

Преследователи снова взревели, улюлюкая и вопя. Доктор Люциус закричал, призывая к порядку, но понапрасну, и Томас услышал шаги, увидел справа дверь и распахнул ее.

Это была уборная! Три монаха сидели на стульчаках, взгромоздившись на каменные скамьи, что шли по бокам вонючего помещения, а в дальнем конце в арочном проеме находилась дверь.

Монахи взглянули на Томаса, но не помели пошевелиться, и он схватил одного за бороду и бросил его, с голым задом в нечистотах, на пол.

Сделав то же самое со вторым монахом, он побежал к дальнему концу комнаты. Преследователи наполнили уборную, споткнувшись об упавшего монаха, а Томас выбежал через дверь. Она не была заперта.

Впереди простирался проход с дверьми по каждой стороне. Монашеские кельи? Он бежал с трудом, проклиная старую рану в ноге, из-за которой был не так быстр, как раньше, но ему удалось оторваться от преследователей. Он ворвался через дальнюю дверь с задвижкой на внешней стороне.

В комнату, которая оказалась прачечной с большими каменными чанами, кувшинами и кипами одежды. Он сбросил одежду на пол, толкнул следующую дверь и оказался в примыкающем к помещению маленьком огородике.

Там никого не было, как не было и выхода, за исключением двери, которой он только что воспользовался, а люди кричали в проходе, они были близко, слишком близко. Дождь усилился.

Высокая стена загораживала одну сторону сада, и Томас подпрыгнул, схватился за верхний ряд камней и с помощью своих мускулов лучника подтянулся. Он забросил вверх ногу, залез на стену, встал и побежал по ней туда, где она упиралась в скат черепичной крыши.

Люди высыпали в огород, когда он взбирался по крыше. Из-за дождя черепица стала скользкой, и он упал за несколько мгновений до того, как добраться до конька крыши.

- Он там! - с энтузиазмом прокричал ирландец Кин.

- Направляется в сторону кухни!

Томас оторвал кусок черепицы с крыши и швырнул его в студентов, потом еще один. Кин изрыгнул поток грязных ругательств, пригнулся, а Томас уже взобрался на конек крыши и побежал, скрываясь из вида, но слышал, как студенты кричали и улюлюкали в пылу охотничьего азарта.

Преследовать англичанина-еретика было гораздо веселей, чем обсуждать четыре основные добродетели или необходимость крещения младенцев.

Мимо Томаса просвистел арбалетный болт, и он посмотрел влево, заметив человека в ливрее городской стражи, перезаряжающего свое оружие, стоя на помосте возле церкви.

Проклятье. Он сел на конек крыши, потом соскользнул вниз по грязному скату, пока его ноги не врезались в маленький каменный парапет.

- Он в трапезной! - прокричал какой-то человек.

Томас оторвал еще один кусок черепицы и подбросил его высоко и далеко сквозь дождь и над крышами, не прицеливаясь. Он услышал, как черепица ударилась о дом, и звон осколков.

- В другую сторону! - призвал голос. - Он на помещении капитула! Начал звонить колокол, потом к нему присоединился еще один, и Томас услышал шаги на противоположном скате крыши.

Он оглянулся направо и налево, не увидев легкого пути для побега, и внимательно всмотрелся в низкий каменный парапет. Под ним был еще один сад, небольшой и густо засаженный фруктовыми деревьями.

- Налево! - прокричал голос где-то позади него.

- Нет, он пошел в эту сторону! - это был ирландский студент Кин, и он говорил очень уверенно. - Сюда! - прорычал он. - Я видел ублюдка!

Томас вслушивался, как шум погони затихал. Кин увел их в совершенно неправильном направлении, но опасность для Томаса еще не миновала.

Ему нужно было найти способ спуститься с крыш, и он решил рискнуть и сделать это через маленький сад. Он перекинул ноги через парапет и присел на нем, колеблясь, потому что высота была большой, затем посчитал, что другого выбора нет.

Он спрыгнул, продираясь сквозь цветущие ветки и мокрые листья и тяжело приземлился, упав вперед на руки.

Левую лодыжку пронзила резкая боль, и он продолжал стоять на четвереньках, прислушиваясь к звукам погони, голоса преследователей ослабевали. Не двигайся, сказал он себе. Не двигайся, и пусть преследователи уйдут подальше. Жди.

- Арбалет, - раздался голос позади него и совсем рядом, - нацелен тебе в спину. И причинит тебе боль. Очень сильную.

Это была гениальная идея, подумал отец Маршан, избрать аббатство Сен-Дени в качестве места, где орден Рыбака проведет всенощную и обряд посвящения.

Там, под высокими каменными сводами крыш, в вечернем свете, сияющем через густо покрытые пылью великолепные витражи окон, и перед алтарем, нагруженном золотыми сосудами и сверкающим серебром, рыцари ордена Рыбака преклонили колена для благословения.

Пел хор, мелодия казалась печальной, но вдохновляющей, мужские голоса взлетали высоко, то понижались в огромном аббатстве, где короли Франции покоились в своих холодных могилах и на алтаре лежала орифламма, хоругвь аббатства Сен-Дени.

Орифламма являлась французским боевым знаменем, огромный красный шелковый стяг, развевавшийся над королем, когда тот находился на поле битвы. Она был священна.

- Это новая, - прорычал Арнуль д'Одрам, маршал Франции, своему товарищу, лорду Дугласу. - Проклятые англичане захватили последнюю при Креси. Наверное, они сейчас подтирают ей задницы.

Дуглас буркнул вместо ответа. Он наблюдал, как племянник стоит на коленях перед алтарем с четырьями другими рыцарями, а отец Маршан в сияющей ало-белой рясе читает мессу.

- Орден чертова Рыбака, - саркастически произнес Дуглас.

- Редкостная чепуха, согласен, - сказал д'Одрам, - но чепуха, которая может убедить короля отправиться на юг. Ведь именно этого ты хочешь?

- Я приехал, чтобы драться с англичанами. Я хочу отправиться на юг и наподдать чертовым ублюдкам.

- Король нервничает, - заявил д'Одрам, - и пытается увидеть знаки. Возможно, эти рыцари Рыбака убедят его?

- Он нервничает?

- Из-за английских стрел.

- Я говорил тебе, их можно победить.

- С помощью пехоты? - в голосе д'Одрама звучал скепсис. Ему было за пятьдесят, этот крупный человек с седыми волосами и свернутой от удара булавы челюстью состарился на войне.

Он давно знал Дугласа, с тех пор как еще юношей д'Одрам побывал на войне в Шотландии. Он все еще содрогался при воспоминаниях об этой холодной далекой земле, когда думал о той пище, которую там ел, о сырых и неуютных замках, о ее болотах, скалах и вересковых пустошах, но даже если он и не любил эту страну, то восхищался ее людьми.

Шотландцы, объяснил он королю Иоанну, были лучшими бойцами в христианском мире.

- Если они и правда принадлежат христианскому миру, сир.

- Они язычники? - с интересом спросил король.

- Нет, сир, просто живут на краю света и сражаются с демонами, чтобы не свалиться с него.

А теперь две сотни демонов находились здесь, во Франции, отчаянно желая получить шанс сразиться со своим старым врагом.

- Нам следовало вернуться в Шотландию, - прорычал Дуглас д'Одраму. - Я слышал, что перемирие нарушено. Мы можем убивать англичан там.

- Король Эдуард, - спокойно произнес д'Одрам, - вновь захватил Берик, война окончена, англичане победили. Снова заключен мир.

- Проклятый Эдуард, - сказал Дуглас.

- А ты думаешь, что лучников может победить пехота? - спросил д'Одрам.

- Да, - отозвался лорд Дуглас. - Можно бросить на ублюдков несколько всадников, но лошади должны быть в хорошей броне. Дело не в лучниках, дело в лошадях!

Эти проклятые стрелы не протыкают доспехи, хорошие доспехи, но они отправляют лошадей в ад. Доводят животных до безумия. Поэтому они сбрасывают рыцарей, те попадают в ловушку, лошади бросаются во все стороны от боли, потому то все лучники целятся в лошадей.

Стрелы превращают атаку кавалерии в один большой склеп, так что не предоставляйте им лошадей, которых они могут убить, - для обычно молчаливого лорда Дугласа это была длинная речь.

- Твои слова имеют смысл, - согласился д'Одрам. - Я не был при Креси, но слышал, как страдают лошади.