Лашарела. Долгая ночь

нию о звездах.

Поддержим пламя Прометол — Амирана. Он был земляком

соотечественников Григола Абашидзе — автора правдивых и та¬

лантливых романов.

Виктор Шкловский

Перевод А. СТАРОСТИНА и Ф. ТВАЛТВАДЗЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Толпа молящихся, стоявших всенощную, всколыхну¬

лась: все бросились к церковной ограде — на взгорье

въезжали всадники. Впереди — царь на сером жеребце.

—

Лаша! Лаша!—раздались голоса.

Уставшим от ночного бдения и молитв людям казалось,

что перед ними само победоносное божество Лашари Гля¬

дя на царя, скачущего на коне с развевающейся по ветру

гривой, они благоговейным шепотом повторяли имя могу¬

чего бога — покровителя горцев.

Между тем всадники поднялись на взгорье. Царь спе¬

шился у ограды Пховского храма. Вслед за ним сошли с

коней сопровождавшие его князья и вельможи.

Толпа расступилась. Из храма вышел хевисбери, тор¬

жественно неся в руках зажженные свечи. Приблизившись

к царю, он о чем-то спросил его и, когда тот кивнул, дал

знак служкам.

Те сорвались с места. В толпе послышались возгласы:

—

Дорогу!.. Дорогу!

В ограду ввели бычка с колокольцем на шее. К рогам

его были прикреплены горящие свечи. Четверо дюжих мо¬

лодцов подтащили бычка к краю вырытой для жертво¬

приношения ямы, едва удерживая ревущее животное на

туго натянутых цепях.

Бычок упал на передние ноги и пригнул к земле креп¬

кую шею. Хевисбери подпалил свечой шерсть меж рогов

жертвы и снял колокольчик. Молодой царь, не сводя глаз

с хевисбери как завороженный, приступил к обряду.

Сверкнул клинок, и голова бычка упала на землю.

Священный обряд был окончен. Старший в свите ца¬

ря — Шалва Ахалцихели, поднял руку, призывая народ

к молчанию. Царь Грузии Георгий IV Лаша выступил

вперед и заговорил глубоким звучным голосом.

1

Объяснение непонятных слов и собственных имен дано в

конце книги.

15

Он напомнил о благодеяниях своей покойной матери,

великой царицы Тамар, выразил сожаление, что во вре¬

мена ее царствования пховцы отступились от престола и

церкви, но осудил и слишком суровую расправу с повстан¬

цами, возложив вину за это на своевольных князей. Веру

пховцев он назвал истинной и обещал защищать и укреп¬

лять ее.

Горцы внимательно слушали молодого царя. Когда в

конце своей речи Георгий объявил, что жертвует Лашар-

ской святыне большие земельные наделы и богатые дары,

по толпе прошел радостный гул, раздались крики благодар¬

ности.

Хевисбери и старейшины приблизились к царю, чтобы

коснуться края его одежды. За ними потянулись осталь¬

ные. Толпа заволновалась,— всем хотелось пробраться по¬

ближе к царю. Матери высоко поднимали детей, калеки и

немощные упорно прокладывали себе дорогу к царю в на¬

дежде на исцеление.

—

Лаша! Лашарела! — гремело кругом.

Особенно настойчиво пробиралась вперед немолодая

женщина, подталкивая девушку лет пятнадцати, ошелом¬

ленную шумом и давкой и растерянно оглядывавшуюся по

сторонам. Вдруг взгляд девушки остановился на юноше

богатырского сложения, на целую голову возвышавшемся

над толпой. Юноша тоже не сводил с нее взгляда, и де¬

вушка вовсе смешалась. Она попыталась было выбраться

из толпы, но твердая рука матери упорно толкала ее впе¬

ред, туда, где стоял царь.

Они подошли совсем близко. Девушка привстала на

носки, чтобы лучше видеть царя, и едва слышно произ¬

несла:

—

Боже, как он красив!

Всего несколько человек отделяло ее от Георгия, когда

она вдруг почувствовала, что мать убрала с ее плеча руку.

Она обернулась. Прикрыв лицо платком, словно боясь

быть узнанной, мать выбиралась из толпы. Девушка про¬

водила ее удивленным взглядом, но, поддавшись безотчет¬

ному страху, поспешила вслед за нею.

Около полудня было позволено приступить к трапезе.

Пологие склоны холма покрылись белыми и синими ска¬

тертями.

Богомольцы, собравшиеся со всех уголков Пхови, а

1G

также пховцы, приехавшие из Кахети, куда их переселили

совсем недавно, расположились группами.

Пахучий пар, словно туман, курился над огромными

котлами, тугие бурдюки валились набок, как пьяные дэвы,

оседая и съеживаясь по мере того, как иссякали в них ка¬

хетинское вино, горское пиво и крепкая водка.

Царь и его свита — Шалва Ахалцихели и Торгва Пан-

кели, Турман Торели и Гварам Маргвели, Мемни Боцосдзе

и Библа Гуркели — вместе с пховскими старейшинами и

хевисбери сидели за отдельной скатертью, накрытой на

самой вершине холма.

Отсюда все было видно как на ладони: там и сям стоя¬

ли распряженные арбы с навесами, валялись пестрые хур-

джини со снедыо, от одной группы к другой бродили под¬

выпившие горцы в одежде, расшитой яркими узорами.

Беспорядочный гомон мешался с песнями. Кругом ца¬

рило буйное веселье, и только за царским столом соблю¬

дался строгий порядок. Тамадой здесь был Торгва Панке-

ли, человек, близкий к пховцам.

У Торгвы Панкели было легко на душе. Сбылась его

давнишняя мечта: он добился прочного, как ему казалось,

примирения пховцев с грузинским престолом. Произнеся

очередную здравицу, тамада передавал хевисбери огром¬

ный турий рог с отменным кахетинским вином.

В спокойной задумчивости сидел за столом богатырь

Шалва Ахалцихели. Старший в царской свите, знамени¬

тый военачальник, герой Шамхорской битвы, Шалва был

немногословен. Он поднимался неторопливо, с завидной

легкостью осушал рог с вином и снова опускался на свое

место, погружаясь в прежнюю задумчивость. Время от

времени, когда кто-нибудь затягивал песню, он, как бы

очнувшись, вторил поющим своим низким басом.

Из общего хора выделялся мелодичный мягкий голос

придворного стихотворца Турмана Торели. Вот кто весе¬

лился от всей души! Стоило где-нибудь забренчать панду¬

ри, как он был уже там и внимательно слушал пховских

певцов-сказителей.

Вот он снова исчез куда-то и вернулся к столу, ведя

за собой слепого пандуриста-хевсура. За ними шел еще

какой-то старец, судя по одежде — хевисбери. Торели по¬

дал слепцу рог с вином:

—

Выпей за здоровье царя, а потом спой нам что-ни¬

будь.

17

Слепой отложил пандури, взял обеими руками рог и

произнес здравицу в честь царя.

—

Будь здоров и ты, хевсур! — ответил Георгий.—

А теперь садись с нами, послушаем песни твои!

Осушив рог и утерев губы, хевсур стал искать пандури,

беспомощно шаря руками.

Торели подал ему пандури и усадил рядом с собой.

—

Эх, что же спеть мне, чтобы угодить царю и не раз¬

гневать придворных! — Улыбка сомнения прошла по лицу

слепого. Не дожидаясь ответа, он тронул струны.

Я сложу тебе крылатый

Стих, родившийся в огне,

Коль умру, живых порадуй,

Им напомни обо мне.

Под пандури напевая,

Люди вспомнят песнь мою.

Будет мир цвести, играя,—

Я в сырой земле сгнию.

Пандурисг тихо перебирал струны маленького горского

пандури, и голос его был проникнут печалью. Казалось,

поет он о своей тоске, о несбывшихся надеждах, о жажде

славы и бессмертия. Лицо его, обращенное к царю, ста¬

новилось то багровым от приливавшей крови, то мертвен¬

но-бледным.

Лишь бы в будущие годы

Эта песня донеслась,

Лишь бы в памяти народа

Эта песня прижилась.

Лишь бы дерн моей могилы

Цвел веселым цветником,

И вдова бы не забыла,

И не рушился бы дом.

Плакали слепые очи хевсура, плакали, ибо он, и незря¬

чий, видел свою горькую судьбу, судьбу бедняка, забытого