Семь смертных грехов. Книга первая. Изгнание
Семь смертных грехов. Книга первая. Изгнание читать книгу онлайн
Трагедия русского белого движения, крах честолюбивых планов ее вождей, пошедших против разрушителей России, судьбы простых людей, вовлеченных в кровавое горнило гражданской войны — тема романа Марка Еленина «Семь смертных грехов». Действие романа происходит на нолях сражений, на далекой и горькой чужбине, особое внимание уделено автором первым шагам дипломатии советской страны.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Донцы выпускали газету. Ее редактор — начальник политической части штаба, сотник граф дю Шайль — не скрывал своих самостийных настроений. Врангель закрыл газету, отстранил от должности генералов Сидорина и Кильчевского, а редактора отдал под суд.
Врангель пытался запугать и других — поважнее, чем Сидорин и Кильчевский. И все понимали: новый главнокомандующий самоутверждается...
Большой заботой его была Ставка.
Пристальное внимание уделял Врангель вопросам снабжения. Он загонял интендантов: где хлеб, где фураж, деньги, боеприпасы, горючее? Были выписаны солонина из Болгарии, жиры из Константинополя, французы обещали консервы. Началось изыскание угля у деревни Бешуй. Американские пароходы «Сангомон» и «Честер Вальси» привезли винтовки, снаряды, взрывчатку. Врангель попытался резко сократить штаты различных тыловых учреждений — стремился создать гибкий и легкоуправляемый аппарат. Подчиненных делил по старой своей привычке на «потрясающих» и «ни к чертовой матери» — середины у него не было. Он искал людей, на которых без опаски мог бы опереться. Считал, у него есть нюх на таких людей.
День, который главнокомандующий проводил в Севастополе, в Ставке, имел строгий распорядок, о котором знали все. Врангель поднимался в семь утра. В восемь приезжал в Ставку. Принимал начальника штаба, командующего флотом, начальников военных управлений. В тринадцать — обед. С четырнадцати до семнадцати — снова приемы. С восемнадцати до двадцати — приемы особо важных лиц, встречи с представителями союзнического командования. Иногда перед ужином он прогуливался с адъютантом и несколькими конвойцами по городу, осматривал лазареты, казармы. Впрочем, редко. Чаще гулял тут же, на Екатерининской улице, по Нахимовской площади, через Графскую пристань спускался к морю, подолгу картинно стоял на ступеньках, думал. Вернувшись в кабинет, читал доклады, писал письма. Спать ложился не позднее двенадцати, и — тут уж хоть лопни! — все дела откладывались до следующего дня.
5
Полковник фон Перлоф был вызван к Врангелю на половину девятого. Уже одно это говорило о необычности предстоящей встречи, ломающей железный распорядок дня главнокомандующего.
Кабинет казался огромным. Из-за того, наверное, что был полупустой. Двухтумбовый резной стол с верхом, обтянутым темно-зеленым сукном; глубокое кресло, обитое тисненым хромом; сзади и слева — окна, закрытые портьерами салатного цвета; вдоль глухой стены — другой большой стол, на нем карты с оперативной обстановкой; на стене крупномасштабные карты юга: Крым, Украина, Северный Кавказ, Дон, Кубань, Волга — все, что заметил фон Перлоф одним беглым, тренированным своим взглядом разведчика. Он явился в новом полковничьем мундире, сшитом у хорошего портного и сидевшем на его высокой фигуре ладно, лихо, по-гвардейски.
Врангель посмотрел на него доброжелательно, предложил сесть. У него было хорошее настроение.
— Мне верные люди нужны. Вер-ны-е! — повторил раздельно. — Для этого и вас вызвал, полковник. — Врангель стал серьезным, ямочка на подбородке почти исчезла, и уши, как у коня, готовящегося укусить или ногой ударить, прижались к черепу.
— До конца жизни готов служить вам! — фон Перлоф резво вскочил. Пенсне живо блеснуло. Нога дернулась с малиновым звоном.
— Уверен, уверен, полковник. Как ваше имя? Запамятовал, простите уж.
— Христиан Иванович...
— Так вот, Христиан Иванович. В знак особого доверия... То, что вы услышите, должно остаться между нами, разумеется. Тут нет государственных тайн. Хочу поделиться с вами лишь некоторыми мыслями.
— Благодарю. И обещаю оправдать доверие, ваше высокопревосходительство. Полная тайна.
— Напомните мне о себе, в двух словах, пожалуйста.
— Юнкерское училище в Лефортове, шестой гренадерский Таврический полк в Туле, ваше превосходительство. Полный курс Академии Генерального штаба.
— По традиции поездка в Царское Село, представление царю и завтрак во дворце. Не так ли?
— Так точно! Его императорское величество высочайше соизволили пожать каждому руку и выслушать фамилию офицера.
— Далее.
— Цензовое командование ротой и штабной ценз. Был прикомандирован к разведывательному отделению главного управления Генштаба, состоял в отделе делопроизводства. Работал в Варшавском пограничном округе, трижды выезжал в заграничные командировки.
— Отлично! — ободряюще улыбнулся Врангель. — И куда же?
— Вена и Берлин, дважды.
— Итак, все! Будем работать вместе, полковник. Ваши знания, опыт нужны мне. А из ружей пусть стреляют другие.
— Как вам угодно, ваше высокопревосходительство.
— Теперь слушайте меня внимательно, Христиан Иванович. — Врангель встал из-за стола, пошел по кабинету, вокруг медленно поворачивавшегося в кресле фон Перлофа. — Мы в осажденной крепости, и положение наше ужасающее. Кроме военных, у нас сотни иных первостепенных проблем. Пока полячишки шевелятся, мы, слава богу, можем перевести дух. Вздохнуть — только! Оглядываться у нас нет времени. Проблема — англичане. Я должен задержать их в Крыму, не дать выйти из игры. Согласен и не наступать, до поры до времени, конечно. Я им все обещаю и дальше буду все обещать: только не бросайте нас, сирых. — Врангель лихо и легко выругался. Подошел к шторе, отодвинул. Сказал удовлетворенно: — Вот он, стоит. И хоть без толку стоит, у всех на сердце легче... Или еще проблема: Единая и Неделимая. Много хлопот и здесь. Я по рукам и ногам связан. Те же финны, эсты, поляки — разве станут они помогать нам, если я их независимость не признаю? А попробуй я признать, господа титулованные меня с хвостом съедят и не поморщатся... Или земельный вопрос — это вопрос вопросов, к чертовой матери! Запутано все — гордиев узел. И не разрубишь! Пока мужику не пообещаем земли, он и воевать за нас не станет, и пшеницы своей — хоть стреляй в него! — не отдаст. А как дать ему земли? Господа Марков и компания меня в большевики произведут. И опять меня с хвостом съедят... Хозяйство нужно налаживать, торговать чем можно и с кем угодно: денег нет солдатушек поить, кормить, одевать, и пушки для них, пулеметы нужны. Под какие еще гарантии покупать их сможем? Господа Нобели, Манташевы не больно раскошеливаются, патриоты, господа мать! Где выход, полковник? — Врангель зашел за стол, но в кресло не сел, а, постояв, вновь стал мерить кабинет длинными ногами в высоких мягких сапогах.
Фон Перлоф провожал его взглядом, блестел пенсне, крутил головой, пока Врангель, обратив внимание, не сделал знак: «Сидите спокойно, полковник, беседа доверительная, не до церемоний». И продолжал голосом, в котором, однако, не было ни капли растерянности. Врангель подчеркивал: он не советуется с Перлофом, он лишь информирует его.
— Где же выход, полковник? Выход есть, оказывается, — это аппарат, состоящий из крепких, проверенных людей, спаянных общей идеей, преданных ей до конца. Я начал группировать таких людей. Вы — один из них. — он положил тяжелую руку на плечо фон Перлофа, не давая ему вскочить. — И должны помочь мне в подборе верных людей... Хочу при этом сказать о своих принципах руководства — в нескольких словах, разумеется. Это вам поможет — при особом моем доверии... Итак, следующие качества при подборе аппарата, дорогой полковник: безграничная преданность, верность вождю — это главное, — честность и безоговорочное выполнение любого его приказа. Важны границы, в которых может рассуждать подчиненный, полковник. Безмолвные огородные пугала мне не подходят. Так же, как и мыслители из интеллигентов — русская интеллигенция испокон веков давала отечеству лишь толпы смутьянов и бунтовщиков из-за того, что не могла своевременно переварить западные теории и отказаться от славянофильства, отягощенного идеями татаро-монгольского деспотизма и татаро-монгольской же вольницы. Нет, береги нас бог от интеллигентов!.. Подчиненный во всех отношениях должен быть ниже руководителя. И нисколько не обижаться этим обстоятельством. Не быть озабоченным этим. Иначе в нем заиграет честолюбие, он захочет занять место вождя. Такие люди наиболее опасны. Они сеют смуту, организуют свои группы и партии, способны окончательно погубить дело. — Он помолчал и позволил себе пошутить: — Я сам честолюбец, Христиан Иванович, поэтому сей предмет знаю отлично, поверьте. — И, став серьезным, прошел за стол и сел, как бы отделяя одну часть разговора от второй, сказал безапелляционно: — Учитывая вышесказанное, полковник, предстоит вам далекая поездка. Будете моим эмиссаром в Париже. Отправитесь к Кривошеину Александру Васильевичу. Знаком он вам?