Царь Иоанн Грозный

   — Полно, заяц, — сказал Малюта Скуратов, — ты и в поле ничего не наезжал, не следил зверя бегущего, не видел птицы перелётной.

   — Видал соколов почище тебя.

   — Молчи ты заяц, Грязной, — сказал Иоанн.

   — Заяц не укусит, государь, ни одной собаки, — отвечал Грязной, — а я закусаю не одного Скуратова!

   — За это я велю тебя запоить мёдом насмерть.

   — Смерти не боюсь, государь, а боюсь твоей царской опалы, в мёду же медовая смерть!

Иоанн усмехнулся, посмотрел на Грязнова и на большую серебряную бочку, как будто измерял её глазами, нельзя ли со временем исполнить его желание.

Кубки не переставали ходить вокруг стола; разговор коснулся службы боярских детей.

   — Государь, — сказал громко Малюта Скуратов, — пусть боярам служат дети боярские на земщине, а ты, опричь того, учреди для себя царскую стражу.

   — Оберегать твоё дражайшее здравие! — прибавил Левкий.

   — Да из кого же выбрать, — спросил Грязной, — небось из черноризцев?

   — А разве благочестивому царю неприлично окружить себя ангельскими чинами? Так, государь, в телохранителях твоих должен быть и ангельский чин.

   — Нет, Левкий, прока в постниках мало, — сказал Грязной.

   — Надёжнее будет, — сказал Фёдор Басманов, — когда царь выберет удальца к удальцу, чтоб было на кого понадеяться, а за царя постоять!

   — Я соглашу тебя с Левкием, — сказал Иоанн, — выберу удалых и облеку их в ангельский чин.

   — Хорошо, государь-братец, — сказал князь Юрий Васильевич.

   — Пусть никому не служат, опричь тебя, — сказал Левкий, — и назови их опричниками, а сам будь нашим игуменом; воздержания, государь, от тебя не требуем, довольно твоего благочестия, ты благочестив и милостив; таков, как прётся песня про князя Ивана Даниловича. Левкий, постукивая кубком, запел:

Левкий, окончив песню и сняв клобук, поклонился.

   — Ну, что ты распелся, — сказал Иоанн, — попросил бы лучше Басманова.

   — На твоё рождение, государь, я потешу тебя песнею, — сказал Фёдор Басманов и запел:

   — А вы кричите, — сказал Басманов весёлым гостям, — рыбы, рыбы, рыбы.

И все с громким хохотом повторили «птицы, птицы, птицы», махая руками.

И бояре, закричав «туры да олени», побежали вслед за Басмановым, спотыкаясь, кругом стола. Смех раздавался в палате.

Басманов продолжал:

   — Склад лучше песни, — сказал Афанасий Вяземский.

   — Поцелуй Фёдора, — сказал Алексей Басманов Иоанну, — как я целую его. Он поёт, как красная девица.

   — У меня голова кружится, государь, а то я лучше бы спел, — сказал изнеженный любимец.

   — Голова кружится — ляг отдохнуть, — сказал Иоанн, держа его за руку.

Басманов улыбнулся и склонился головою на плечо Иоанна.

Между тем шут Грязной хвалился, что скоро будет воеводой.

   — Горе-воевода! — сказал Мстиславский.

   — Не хвались воеводством, а хвались дородством, — сказал Малюта Скуратов.

   — Мстиславский толст, а я не прост, — говорил Грязной, — величается он воевода большого полка, а я воевода большого ковша, так посмотрим, кто одолеет?

   — На чём же бой, на копьях, что ли? — спросил царевич Симеон Бекбулатович.

   — На чарках, и кто отстанет, тот полезай сквозь ухо иглы.

Иоанн смеялся, а Малюта Скуратов, взяв с серебряного блюда чрезвычайной величины дыню, покатил её к Грязному, закричав: «Ешь за то, что весело шутишь».

   — Экая невидаль! — сказал Грязной, притворяясь обиженным, — другое дело, если б подвинул стопу мёду и сказал: «Пей за то, что весело шутишь».

Иоанн велел крайнему подать золотой кувшин с вишнёвым мёдом, сам налил серебряную стопу и вдруг опрокинул на Грязнова.

   — Пей за то, что весело шутишь!

   — Вот как, братец-государь, — сказал, простодушно засмеявшись, Юрий Васильевич.

Раздавался шумный хохот, алый мёд лился ручьями с головы Грязнова на парчовую скатерть.

   — Князь Воротынский и зван был на твой пир, да не приехал, — сказал Иоанну Алексей Басманов, заикаясь от мёда.

   — Сидят пасмурные, поникши головой, — шептал Левкий, указывая на Репнина и сидящих возле него, в углу палаты, князя Горбатого, Шереметева и юного князя Оболенского. — Замечай теперь, государь, замечай лица и мысли и отличишь верного раба от изменника. Кто скучает за весёлым пиром, у того злое на уме.

   — Адашевцы осуждают нас, — сказал царь.

   — Не повторяли и песни в честь тебя, государю, — сказал Скуратов.

   — И Молчан горюет, как будто в беде, — заметил со злой усмешкой Алексей Басманов, указав на дьяка Молчана Митнова, так прозванного за его молчаливость.

   — Пей, Молчан, — сказал молодой Фёдор Басманов, — пей за весёлых гостей!

   — Шестой кубок! Нет, не пью я мёда из твоих горьких рук...

   — Государь! Молчан досадил мне и не пьёт кубка за твоё веселье, — жаловался Басманов царю.

   — Я научу его веселиться! — гневно сказал Иоанн.

Но вошёл брат царицы, князь Михаил Темгрюкович, и разговор Грязного с черкесом на время укротил гнев Иоанна.

ГЛАВА IX

Феодорит

Иоанн, чувствуя всю необходимость и важность деятельности самодержца, возвратился к царским трудам. День его начинался с рассветом. Он выслушивал приближённых сановников, читал челобитные, разбирал посольские статьи и разряды, решал сомнения боярской думы и карал нарушителей закона. В то же время он спешил с приготовлениями к войне в месть за отказ Сигизмунда Августа. Воеводам объявлен был поход, и опальный князь Курбский должен был, по повелению царя, выступить из Москвы с полками под Псков.