Быть Руси под княгиней-христианкой

Наверное, этого и не было, а звон струй воды, благоухание весеннего сада и шёпот дубовых ветвей ей лишь почудились. Как и то, что вещунья будто бы открыла глаза — они сейчас у неё закрыты точно так, как и при появлении Ольги у родника. Да и были ли гром, молния, качание земли, если на зеркальной поверхности родника нет даже малейшей ряби, а трава рядом с ним сухая, чего не могло быть, дрогни на поляне земля и расплескайся из родника вода? Всё это Ольге просто привиделось, а причина заключается в проделках языческой лесной и водной нечисти, которой прежде повелевала Витязиня и которая решила потешиться над оказавшейся в их логове христианской душой. Скорее отсюда!

Ольга чуть ли не бегом пересекла поляну, запыхавшись, остановилась у поджидавших её гридней. Их вид был беспечен, кони спокойно щипали траву на краю поляны.

   — Вижу, вам ни гром, ни молния нипочём, — заметила Ольга.

   — Гром? Молния? — удивился десятский. — Ветер разогнал тучи, и ненастье пронеслось стороной. Великая княгиня, посмотри, какая яркая луна, и прислушайся, какая кругом тишина. Словно в дубраве вымерло всё живое.

   — Ты не далёк от истины, десятский, — сказала Ольга, садясь в седло. — Домой... быстрей домой...

Но прискакала Ольга не домой, а к священнику Григорию.

   — Горе привело ко мне или душа нуждается в Божьем утешении? — спросил священник, пытливо вглядываясь в лицо поздней гостьи.

   — Для Божьих утешений существует иное время, а не глубокая ночь, — отрезала Ольга. — Мне нужен не духовный пастырь, а умный советчик. Вот почему я у тебя.

   — Слушаю тебя, великая княгиня, — уже другим тоном сказал Григорий, уловив настроение гостьи. — Чем могу помочь?

   — Знаешь, откуда я к тебе пришла?

   — Откуда мне знать об этом? — удивлённо спросил Григорий.

   — От своих людей, которых давно тайно имеешь в великокняжеском тереме, как, впрочем, и по всему Киеву. Один из них — десятский — сопровождавших меня в ночной поездке гридней-телохранителей, которого я приставила сберегать юного княжича. Ведаю, что он христианин, хотя скрывает это, поэтому доверяю ему больше гридней-язычников и раньше держала близ себя, а теперь подле сына. Он ничего не сможет рассказать тебе о моей встрече с вещуньей, посему сделать это придётся мне самой.

   — Ежели считаешь, что это необходимо, готов выслушать тебя.

   — Десятский конечно же сообщил тебе о моём дневном разговоре с главным жрецом Перуна. Однако он не присутствовал при нём, и ты не знаешь, что заставило меня отправиться ночью в Перунову дубраву. Жрец разговаривал со мной не как с женой великого князя, а как с великой княгиней Руси. Понимаешь? Для жрецов Игорь уже не существует, вместо него хозяйка Русской земли — я, христианка и их враг! И верховный жрец счёл нужным предупредить меня о неприятностях, которые поджидают меня в случае, если я вздумаю крестить Русь либо обратить в свою веру сына. Жрецам ведомо, что Игорь не жилец на белом свете, и они уже готовятся к событиям, которые последуют после его кончины. Коли так, этим надобно заняться и мне. Но прежде я должна точно знать, что Игоря вскоре не станет. А ещё лучше, когда это случится. Я хотела услышать это от вещуньи Витязини, но застала её у священного родника мёртвой. — Ольга на миг задумалась, стоит ли рассказывать Григорию о всех событиях на поляне, и решила промолчать о них. — К другим языческим жрецам я обратиться не могу, поэтому помочь мне должен ты, Григорий.

   — Я? Каким образом? Среди жрецов у меня знакомых нет, а сам я ворожбой не занимаюсь.

   — Мне не до шуток, — нахмурилась Ольга. — Думаю, тебе тоже будет не до них, если жрецы опередят нас в приготовлениях к борьбе за власть и, сплотив язычников, не позволят мне занять место Игоря.

   — Я и не думал шутить. Ты знаешь, что наша Церковь осуждает суеверия, поэтому я не представляю, чем и как могу помочь тебе. Наоборот, как твой духовный пастырь, я обязан предостеречь тебя о греховности и пагубности поступка, который ты намерена совершить.

   — Считай, что уже сделал это, и готовься отпустить мне сей тяжкий грех, — усмехнулась Ольга. — А если мы оба не шутим, давай говорить серьёзно. Из разговоров в храме я знаю, что среди прихожанок есть бабы-ворожеи, коим, как и языческим вещуньям, дано свыше заглядывать в человеческое будущее. Уверена, что ты... как борец с суеверием... должен знать их. Посоветуй, к кому из них мне стоит обратиться.

   — Мне действительно известны несколько гадалок и ворожей из числа прихожанок, — сказал Григорий. — Но обращаться к их услугам я не советую. Большинство имевших с ними дело женщин, каясь затем в содеянном грехе, признавались, что предсказания ворожей зачастую не сбывались. А известие, которое ты намерена получить, столь важно не только для тебя, но и для всей христианской общины на Руси, что ошибиться никак нельзя. А если я уговорю уважаемого среди язычников воеводу или боярина, нашего тайного брата по вере, обратиться к жрецам с просьбой предсказать судьбу Игоря? Не напрямую, а как-нибудь вскользь, например, может ли он рассчитывать на его милости и благорасположение в ближайшие год-два?

   — Уверена, что из этого ничего не получится. Жрецы обычно предсказывают судьбу явившегося к ним человека либо его близких, а не посторонних ему людей, тем паче великого князя. Даже будь воевода или боярин, наш тайный брат по вере, самым чтимым среди жрецов, они не скажут ему правду о скорой кончине Игоря хотя бы потому, что это — их великая тайна, и они постараются использовать её прежде всего в собственных интересах. Разве я или ты на их месте поступили бы иначе?

   — Наверное, ты права. В таком случае у нас осталась единственная возможность узнать судьбу Игоря. Несколько лет тому назад отрёкся от старых богов и принял истинную веру жрец из-под Родни. Осознав всю мерзопакостность прежней жизни, он удалился в скит в дремучих черниговских лесах, где замаливает ныне прошлые грехи. В своё время он слыл не последним волхвом-предсказателем [68], не думаю, что он полностью позабыл былое ремесло. Однако трудно, очень трудно будет уговорить его взять новый грех на душу, вступив в общение с языческими лжебогами. По силам это будет только мне, крестившему его, но сможет ли быть прощён мне на Страшном Суде сей тяжкий грех?

— Сможет, Григорий, сможет, — твёрдо заявила Ольга. — Ибо и я, и ты действуем не ради личной выгоды, а во славу веры Христовой. Отправляйся как можно быстрее к отшельнику, а я стану ждать вас...

Глеб соскочил с ослика, присел на большой камень на обочине дороги. Снял с головы и положил на колени лохматую шапку, подставил потную грудь прохладному ветерку, дующему из распадка на противоположной стороне ущелья, вдоль которого вилась дорога на Чёрную речку. Дорога была пустынна, никто не мог помешать его размышлениям. А поразмыслить ему было о чём.

Глеб выполнил оба поручения главного воеводы Олега. Его лазутчики, часть которых знала языки здешних племён, действовали под видом местных жителей и уже третий день утром и вечером приносили воеводе Олегу известия о росте числа войск Эль-мерзебана и всех их перемещениях. Удалось также Глебу отыскать в долине Бердаа богатых и уважаемых людей, готовых сотрудничать с нынешними хозяевами стольного града Аррана, вести с ними взаимовыгодные торговые дела. Правда, от словесных обещаний они пока не перешли к делам, но ни Глеб, ни воевода Олег не торопили их с этим. Они понимали, что добрососедские отношения с жителями долины могут возникнуть после победы русичей и их союзников над подступающим к городу войском Эль-мерзебана, в случае же их поражения даже самые удачно начавшиеся дела не будут иметь продолжения.

Но, помогая главному воеводе, Глеб не забывал и о деле, не дававшем ему покоя с момента его появления под Бердаа, — о судьбе казны Аррана и личных сокровищ Эль-мерзебана. Он несколько раз проехал из конца в конец дорогу к Чёрной речке, самым тщательным образом осмотрел участок от сожжённых мостов до пещер с брошенными распряжёнными повозками, неоднократно ставил себя на место тех, кто прятал сокровища, пытаясь понять, где мог быть устроен тайник. Его старания не пропали даром — ему удалось сделать два важнейших вывода, которые должны были значительно сузить круг его поисков.