Сыны Несчастья (ЛП)

Пейре был поражен. Он сказал себе, что это тот самый образец жизни в мире и дружбе, который он пытался обрести изо всех сил, когда он еще ребенком смотрел на сияющие горные снега. Еще он подумал, что они сами, добрые верующие, мужчины и женщины, могут начать жить так, как если бы они уже были в этом Царствии. И с этим страстным желанием он обернулся к своим соседям — Раймонду Пейре, с его похожим на клюв хищной птицы ртом, к его жене Себелии с бледными щеками, прекрасной Маркезе со смеющимися глазами, Госпоже матери с дрожащим подбородком, Раймонду Маулену, Раймонду Гайроду, Раймонду Марти, Гийому Эсканье. Он думал также о своих друзьях Белибастах из Кубьер, предки которых были, возможно, сарацинами. О своем отце в Монтайю, о матери, о брате Гийоме и сестре Гильельме. На его глаза навернулись слезы. Но в глазах Старшего, Пейре из Акса, зажегся лукавый огонек.

— А что покамест? — спросил Раймонд Гайрод. — Куда деваются души до конца света?

Жаум Отье немедленно ответил ему, что они становятся узниками земли забытья, пленниками плотских тюрем, которыми являются их тела.

— Но те, кто пройдет через наши руки, те спасутся, — добавил он, — и не вернутся больше ни в тело, ни в этот мир; их душа устремится прямо в Царствие. А когда апостолы смогут спасти все души, тогда этот видимый мир будет уничтожен…

И тогда Старший, Пейре из Акса, со своим лукавым взглядом, положил руку на плечо своего сына Жаума:

— Добрые верующие, слушайте внимательно! Сейчас я покажу вам, как полезно достичь счастливого конца из рук добрых христиан! Однажды один человек умер, не получив утешения из наших рук; после чего его душа, выйдя из тела, вошла в тело лошади. И случилось так, что когда эта лошадь проходила по горной тропе, то ее нога застряла между скал и она потеряла подкову. Потом лошадь околела. И тогда ее душа вновь вошла в человеческое тело, и этот человек стал добрым христианином. Однажды, когда он проходил по тем же горам со своим товарищем, то вспомнил о подкове, которую потерял когда–то. И тогда оба добрых христианина стали искать подкову… и они ее нашли!

В ответ ему раздался взрыв смеха. Сам Пейре Маури, которого проповедь обоих добрых людей уже перенесла к вратам Царствия, к ногам Отца Небесного, внезапно почувствовал, как напряжение, которого он уже не мог выдержать, спало. И он тоже не смог удержаться от смеха, потому что ему показалось, что Старший, Пейре из Акса, в глазах которого прыгали веселые искорки, держит в своей протянутой руке старую, ржавую, погнутую лошадиную подкову.

ГЛАВА 16

ВЕСНА И ЛЕТО 1304 ГОДА

В начале 1304 года стало ясно, что события в Каркассоне и Лиму изменились к худшему, и зло, вроде бы уже остановленное, вновь нависло над людьми. Всего лишь несколько месяцев назад все с восторгом приветствовали решительного королевского эмиссара, видама Жана де Пикиньи из Амьена, который не побоялся самолично, в сопровождении францисканца Берната Делисье, во главе возбужденной толпы, предстать перед мрачными воротами Мура инквизиторов Каркассона. Он заставил их открыть ворота, и люди вынесли на руках несчатсных осужденных за ересь, которые гнили в этих ужасных застенках. Их увели в Сите, в королевскую тюрьму, под власть сенешаля. Под защиту короля. Прочь от злоупотреблений Братьев–проповедников, которых сам королевский эмиссар открыто называл волками хищными в овечьих шкурах… Но теперь сам королевский посланец отлучен от Церкви.

— На этот раз консулы Лиму не осмелились поддержать брата Берната Делисье, — сказал Мартин Франсе с мрачным видом. — Когда в прошлом месяце мятежный францисканец прибыл в Лиму, он ничего не добился.

— Это понятно, — добавил Раймонд Пейре, понизив голос так, словно доверял кому–то страшную тайну. — Это понятно, ведь теперь каждый знает, что наш Сир король не одобряет больше гнев и восстание своих городов против Инквизиции этих злобных Братьев–проповедников, что он больше не хочет защищать от них свой добрый народ. Кто отныне осмелится противостоять одновременно папе и королю?

Этот разговор происходил в прекрасном месяце мае, поздним вечером, после утомительного дня, когда уже был виден конец такой же утомительной недели стрижки овец. Мартин Франсе, купец из Лиму, прибыл к хозяевам дома, чтобы сосчитать тюки шерсти и оценить их, уговориться о цене — не забывая о том, что каждый должен был дать для добрых людей. Естественно, что он рад был поговорить и с самими добрыми людьми. Сейчас их видели довольно редко, потому что они постоянно путешествовали между Тулузен, Сабартес и Разес. В Арке все еще хорошо помнили рассказы о торжественном въезде короля Филиппа и его королевы в Каркассон. Это было в феврале, три месяца назад. И бург, и Ситэ, были расцвечены гирляндами и флагами. Каркассон верил и надеялся на справедливость короля и защиту от власти Инквизиции. Но король, с высоты лестницы королевского замка с презрением отказался выслушать жалобы своего народа. И тогда консул Элия Патрис поскакал из Ситэ в бург на своей большой лошади, крича толпе о конце всех надежд: «Сорвите с города эти праздничные одежды, ибо это день скорби…»

И вот в этот весенний вечер 1304 года все сидели возле очага Раймонда Пейре — Сабартес и обсуждали это ужасное отлучение королевского эмиссара. Если так поступили с человеком, которого король совсем недавно послал в сенешальства Лангедока, чтобы восстановить мир и порядок, нарушенный непомерными злоупотреблениями инквизиторов, то следовало ожидать еще худшего. И это худшее означало, что у Церкви волков вновь развязаны руки, и что она снова, как и раньше, начнет преследовать Церковь Добрых Христиан. Но в то время, как верующие зрелого возраста, обремененные домами и имуществом, проявляли особое беспокойство, то молодые люди — Пейре Маури, Гийом Эсканье, Раймонд и Гийом Марти — утверждали, что даже сейчас еще есть надежда. Мессер Пейре Отье и его сын Жаум часто говорили и повторяли им это. Церковь укрепляется и развивается, вера ширится и распространяется, добрых верующих становится всё больше, крестят новых добрых людей, учат новых послушников.

— Да, у нас теперь есть даже добрая женщина! — воскликнул Мартин Франсе, и его лицо внезапно просветлело. — Ода Буррель, из Лиму, я ее знал совсем девчонкой. Вы знаете, она ушла в Ломбардию вместе с Гийомом Фалькетом и с нами несколько лет назад. Она жила там у добрых христианок и проходила послушничество. Ее довольно быстро крестили, и вот уже больше года, как она вернулась в этот край в сопровождении Пейре Бернье — одновременно с Фелипом де Талайраком, из Кустауссы.

Гийом Пейре — Кавалье напомнил также, что юного доброго человека Фелипа, такого же образованного, как и Жаум из Акса, называют будущим столпом Церкви. Сам Мессер Пейре Отье сказал так о нем. Именно потому Старший послал его в Ломбардию, к диаконам и епископам Церкви, туда, где обучали и крестили его самого.

— Пейре Бернье проводил их обоих до самой Тулузы, — продолжал Мартин Франсе, — доброго человека Фелипа из Кустауссы и добрую женщину Оду Буррель. Говорят, что она приняла имя Жаметта, чтобы служить Богу и Церкви. Сейчас они присоединились к Мессеру Пейре Отье и его сыну Жауму, которые наняли дом на окраине Тулузы, в бастиде Этуаль. Кстати, я жил вместе с ними там этой зимой, чтобы помочь уладить некоторые дела Церкви с одним менялой из моих друзей.

— Дом в Тулузе, где живет добрая женщина! Дом, нанятый для Божьего дела! — воскликнул Гийом Эсканье. — Теперь наших добрых людей стало достаточно много, чтобы они смогли посещать дома всех добрых верующих между Тулузой и Сабартес.