Святая Русь - Княгиня Мария (СИ)

- Рябец!.. А бочонок вина куда?

- В переметную суму, дурень!

- Да уж полнехонька.

- Тогда дуй в три горла!

И вновь разбойники загоготали. Затем они принялись разводить костер, дабы поджарить на вертеле быка.

«Эдак часа два провозятся, - прикинул Аким. – А там и ночь на носу. Неужели впотьмах поедут?».

О том же, словно подслушав мысли Акима, подумал и атаман.

- Все дела наши переиначил этот мужик. Придется заночевать, ребятушки.

- А нам один черт, атаман. Зато мясца вдоволь пожрем.

Когда зверь был готов для еды, разбойники нарезали десятки сочных, подрумяненных кусков и понесли на стол в атаманскую избу. Приволокли в дом и Акима.

- А может, в ватагу его, атаман? – спросил один из татей.

- Чего? – недовольно протянул Рябец и покрутил перстом по виску. – Осла знать по ушам, медведя – по когтям, а дурака – по речам. Да ты не супь брови! Разве можно непроверенного человека в ватагу брать? Да он сейчас готов мать родную продать, дабы живота не лишиться.

Рябец вышел из-за стола и пнул Акима сапогом.

- Пойдешь ко мне?

- Уж лучше смерть приму, чем к тебе, святотатцу.

- Смел, охотничек. А ну-ка киньте его в подполье, ребятушки, дабы глаза не мозолил.

Почитай, всю ночь гуляла ватага. Аким, хоть и приглушенно, но слышал хвалебные речи атамана:

- Хватит, ребятушки, погуляли. Сколь купеческих караванов пограбили, сколь кровушки пролили. Пять лет – срок немалый. Пора и о душе подумать. Разбредемся в разные города и станем жить припеваючи. Злата, серебра и каменьев на всю жизнь хватит. Но будьте осмотрительны, на церковь пожертвований не жалейте, с попами подружитесь, и храм не забывайте. Тогда каждый скажет: явился в град человек благочестивый, Богу угодный...

- А чего с избами, атаман? Спалить к дьяволу!

- С избами? – замешкал с ответом Рябец, а затем многозначительно воздел перст над головой. – Жизнь, ребятушки, идет зигзагами. Авось кому-нибудь из нас еще и сгодятся. Пусть стоят, хлеба не просят.

Утром разбойники снимались со своего стана.

- Охотничка выводить будем, атаман? Шмякнем кистеньком - и вся недолга.

- Легкая смерть, ребятушки… Из подполья всё выгребли?

- Да уж медов не оставили, - хохотнул один из ватажников.

- Вот пусть и подыхает с голоду. А крышку бревном припрем. Прощай, раб Божий, и не поминай лихом…

- Да как же ты выбрался, Аким Захарыч?

- Бог помог, Аринушка. Вот ведь и тебя Господь отвел от беды. Пошел я утром силки ставить по первой пороше, глянь, – красна девка под елью. И всего-то с полверсты до деревни не дошла… Вот и в моем случае Господь в беде не покинул. Когда крышку не сдвинул, подумал, что и в самом деле околевать придется. Руками начал всюду шарить, и, на мое счастье, долото нащупал, коим нижние венцы мхом конопатят. Духом воспрянул, стал подкоп делать. К вечеру выбрался на свет Божий.

Аринушка помолчала (глаза ее продолжали недоумевать), а затем вновь вопросила:

- А как же вы с супругой в разбойную избу не побоялись прийти?

- Тут особый сказ, Аринушка. Я к этим избам года три наведывался. Тихо, никого нет. И вот тогда подговорил я своих соседей в этой деревушке укрыться. Был такой грех.

- Грех?

- Да это как посмотреть. Боярин наш лютым оказался. Такие оброки и повинности на мужиков возложил, что ни вздохнуть, ни охнуть. Вот мы и сбежали тайком от боярина. На первых порах тяжеленько было. Пришлось леса корчевать, новые поля поднимать, сенокосные и рыбные угодья сыскивать, бани рубить. Но работали в охотку. Золотая волюшка милее всего. Только и вздохнули в своей Нежданке. Так мы свою деревушку прозвали. Но беда с мужиком всегда обок ходит. Токмо обжились, токмо о невзгодах забыли, как вдруг беда нагрянула. Сходил один из соседей тайком своего старшего брата проведать, а в Покровском - моровое поветрие, почитай, всех выкосило, и соседа сей черный недуг сцапал. Вернулся недужным. Через неделю худущий стал. Кости, что крючья, хоть хомут вешай. Помер и других за собой потянул. И жену свою с ребятней, и соседей, что по леву руку, и моих четверых ребят. Остались мы вдвоем с Матреной…

А через десять лет не стало и Акима: медведь шатун в лесах разодрал.

-Может, в Переяславль свой вернешься, Аринушка? – спросила после смерти мужа Матрена.

Но Арина, теперь уже 26-летняя женщина, наотрез отказалась:

- Поздно, Матрена Порфирьевна. Моей Любавушке уж одиннадцатый годок. Здесь наш дом.

- Так ведь совсем нам будет худо без мово Акима. Хозяйство!

- Не переживай, Матрена Порфирьевна. Бог даст, и без Акима Захарыча проживем.

Арина с первых дней появления в лесной деревушке называла хозяев по имени-отчеству. Сама же не скоро втянулась в крестьянскую жизнь, да, по правде сказать, никто и не заставлял заниматься тяжелой работой бывшую боярышню. Привыкала Аринушка незаметно, исподволь, а с годами и стога метать наловчилась, и траву косить, и хлебы выпекать, и за скотиной ухаживать… Одно не получалось: весной на Егория вешнего соху за лошадью тянуть. Попробует, но соха выскакивает из борозды и, знай, кривуляет.

Матрена решительно отбирала соху, и сама наваливалась на деревянные поручи.

- Не бабье это дело за сохой ходить. Я хоть плоховато, но справляюсь. Ты ж, Аринушка, лошадь веди. Она у нас умница, не собьется.

Рядом бежала Любавушка и, вспоминая слова деда Акима, по-хозяйски покрикивала на лошадь:

- Так, Буланка, молодцом!.. Будет тебе вечор овес!

В повседневных трудах и заботах пролетело еще шесть лет. Вот тогда и появилась в деревушке Фетинья, вот тогда-то и изведала она историю Аринушки и разбойного стана.

Г л а в а 5

НАКАЗАНИЕ ГОСПОДНЕ

Уж сколь лет минуло, а Фетинье не забыть своего «ненаглядного Борисоньки». С малых лет с ним нянчилась да недуги его исцеляла. Рос Борис Сутяга до отрочества хворобым и лишь после женитьбы стал входить в силу. Уж так радовалась за «дитятко» заботливая нянька! И «дитятко» никогда не забывал свою пестунью. Взял ее в боярские хоромы, доверял самые сокровенные тайны. И всё же, как ни молилась за своего благодетеля приживалка Фетинья, не уберегла она Бориса Сутягу от ворога заклятого. Отравил «Борисоньку» купец Глеб Якурин. Да и не купец вовсе, а бывший злодей Рябец, атаман разбойной ватаги.

И до чего ж неисповедимы пути Господни! Этот треклятый тать изнасиловал ее пятнадцатилетней девчонкой, надругался над ней всей ватагой. Святотатец! И вот теперь, на закате своих лет, она оказалась в разбойном стане Рябца, в той самой атаманской избе, где доживает свой век беглая крестьянка Матрена, а с ней… вот чудеса, так чудеса, бывшая переяславская боярышня Арина Хоромская и ее дочь—красавица Любава, чья красота расцвела в диком лесном урочище. Каких только чудес не бывает на белом свете!

Лесные обитатели даже не слышали о страшном татарском нашествии. Может, это и к лучшему, что не видели они неописуемых ужасов ордынского набега. Но как дальше им жить? Матрена не так уж и здорова, всё чаще и чаще на грудную жабу жалуется. Пройдет два-три года и Матрена окажется на погосте.

Арина пока спокойна. Шестнадцать лет, проведенных в лесной глуши, не прошли для нее даром. Сейчас, на четвертом десятке, она заметно поблекла, руки ее огрубели, но она никогда не унывает, у нее кроткая, уживчивая натура. А вот дочь Любава несколько иная: веселая, задорная и непоседливая. Минуты не посидит на месте, ее всегда куда-то тянет. Но спокойную, невозмутимую мать она, слава Богу, слушается.

Иногда Фетинья обходила вокруг все избы, и сердце ее наполнялось злобой. Сие место должно быть проклято Богом. Все три избы срубили тати, у коих по локоть руки в крови. Эти злодеи не только грабили людей, не только насиловали женщин, но и оскверняли храмы. Нельзя жить на проклятом Богом месте, иначе случится непоправимая беда.

Обо всем этом Фетинья поведала обитателям дома, на что благочестивая Матрена испуганно закрестилась: