Баязет

идели, как он пополз обратно - к реке.

И там, на берегу - опять под пулями, уже умирая, - он все еще пил и пил эту проклятую воду. Пил ее, пока очередная пуля не добила его до конца. И среди защитников Баязета, наверное, были такие, кто остро позавидовал этому смельчаку, - недаром Участкин сказал:

- Дык и что ж. Он хоть напился перед смертью!...

Пацевич тоже страшно мучился жаждой, получив утром всего три ложки воды, и около полудня он велел Китаевскому попросить для него если не воды, то вина у госпожи Хвощинской.

- Помилуйте, - удивился ординатор, - откуда у нее может быть вино?

- У нее есть... я знаю. Две бутылки... Вы не смеете отказать мне в этом...

Китаевский передал просьбу полковника Аглае Егоровне. Так и так, мол. Просьбы выглядит дикой, совсем неуместной по отношению к ней, как к единственной женщине в гарнизоне. Но, однако, просьба есть просьба, и он, ординатор Китаевский, просит ее поступить в этом случае, как ей самой заблагорассудится.

Хвощинская выслушала спокойно. Глаза ее, красные от слез и пыли, не смыкались уже несколько ночей. Сивицкий становился в тупик, не зная такого снотворного, которое могло бы свалить в постель эту женщину. Хвощинская не спала несколько ночей, и теперь это была лишь тень от прежней Аглаи.

- Да, - сказала в ответ женщина. - У меня имеются две бутылки вина. Но откуда ему знать об этом? Почему он не сказал - одна бутылка или четыре, а именно - две?

Китаевский пожал плечами.

- Он думает, - продолжала Аглая, - что мне теперь уже ничего не нужно. Но я еще жива... Как не стыдно просить ему об этом, хорошо зная, что мне, как сестре милосердия, нельзя отказывать раненому! Тем более странно, что мы с Адамом Платоновичем - ни я, ни мой покойный супруг - не были связаны дружескими отношениями...

Китаевский хотел уйти, но она задержала его:

- Постойте... Я не хочу, чтобы полковник ошибся во мне, если он взывал только к моему милосердию. Я отдам вино, ибо ему, наверное, сейчас хуже, чем кому-либо из нас!.. [Сохранилось свидетельство, что героиня баязетского "сидения", отдавая запас вина Пацевичу, сказала буквально следующее: "Я отдаю последнее, теперь мне придется умереть от жажды!.."]

Китаевский, испытывая мучительный стыд, словно он совершил какую-то подлость, взял протянутые ему бутылки с вином, и скоро вся цитадель дружно осуждала Пацевича:

- Герой, называется! Последнее у вдовы забрал... Другой-то мужик с себя шкуру сдерет, чтобы слабый пол выручить, а этот, хрен старый... Наткнулся сдуру на пулю, так и давал бы дуба, никому не мешая! Мало он, что ли, винища-то за свою жизнь высосал - поди, не одну бочку. Видать, теперича с "Кондратисм Касьянычем" захотел чокнуться напоследок!..

Клюгенау тем временем пришла в голову мысль: чтобы уменьшить риск на перебежках из одного двора в другой, он решил сделать пролом в стене, отделявшей мечеть от зданий, и зашел в комнатенку юнкера Евдокимова.

- Милейший юноша, - сказал барон, - вам придется подыскать жилье в другой