Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси

— Беда, князь! Боярский заговор образовался у тебя под боком. Сторонников вербуют.

— Это слух идёт, или ты точно знаешь?

— Точно знаю. Со мной разговор был, подговаривали впустить заговорщиков во дворец.

— И кто же с тобой речь такую вёл?

— Боярин Фёдор Кучкович.

Князь поднялся с кресла, медленно подошёл к Прокопию и, не отрывая взгляда от его лица, спросил:

— Ты ничего не путаешь, дворянин?

— Не путаю, князь. Беседовал с ним дважды, вот так же близко, как с тобой.

— И что, они убить меня собираются?

— Думаю, да.

Андрей стал ходить по горнице, натыкаясь то на стол, то на кресло. Наконец выговорил:

— Фёдор, значит. Змея подколодная. Все эти годы ненависть ко мне копил. А теперь удобный случай рассчитаться со мной выискивает...

Неожиданно резко развернулся и выпалил в лицо Прокопию:

   — He будет этого! He позволю! На плаху главаря! На плаху его! Всех на плаху!

   — Но мы не знаем остальных заговорщиков, — осторожно возразил Прокопий.

   — Узнаем! Через Фёдора узнаем! Прикажу немедленно схватить и привезти на допрос!

Фёдор был арестован в тот же день и доставлен в подвал княжеского дворца в Боголюбове. Там его ждали Андрей и двое стражников. Боярин не был испуган и подавлен, а держался смело и независимо.

   — Смерти моей захотел? — глядя яростным взглядом в побелевшее лицо Фёдора, спрашивал Андрей. — Называй сообщников, коли жить хочешь!

   — Нет никаких сообщников и заговора нет, — отвечал Фёдор, пошевеливая широкими плечами. — Оговорили меня, злым умыслом погубить замыслили.

   — Врёшь, шут! Всю жизнь шутом жил, всю жизнь обманывал!

   — Неправда это. Верой и правдой служил, слугой надёжным был и отцу твоему, Юрию Долгорукому, и тебе, князь.

   — Так скажешь мне, с кем замышлял против меня пагубное дело, или я прикажу запороть до смерти!

   — Не знаю твоих супротивников, никогда не имел с ними дела.

   — Так, значит... Всыпьте ему горяченьких!

Долго истязали Фёдора, но он так и не выдал имён заговорщиков. 28 июня 1174 года на площади возле княжеского дворца был поставлен помост, на него водрузили толстый чурбан. Собрались жители Боголюбова и окрестных селений, приехали из Владимира и Суздаля, чтобы поглазеть на невиданное дело: сроду никого не казнили прилюдно! Охали, вздыхали.

Окровавленный, со связанными назади руками, Фёдор уверенно поднялся на помост, долгим взглядом оглядел собравшихся, наконец разлепил избитые губы, крикнул хриплым голосом:

   — Безвинного князь Андрей казнить собирается! Невиновен я, оговорили чёрные люди!

И, увидев стоявших рядом Якима и Улиту, произнёс с надрывом:

   — Прощайте, брат и сестра! Не чаял я, что будет у нас такое расставание...

Двое дюжих дружинников схватили его за плечи и положили голову на чурбан. Один из них взмахнул мечом, и голова Фёдора, брызгая кровью, покатилась по помосту.

Толпа тотчас взвыла, заплакала, заохала, запричитала, застонала и кинулась в разные стороны, подальше от этого страшного места.

Якима всего трясло. Человек от природы чувствительный и ранимый, он ужаснулся истерзанному виду Фёдора, когда тот вошёл на помост, а казнь едва не лишила его чувств. Он покачнулся и, может быть, упал, если бы его не поддержала Улита.

   — Как же так? — вопрошал он себя. — Как Андрей мог так поступить с моим братом? Ведь мы с детства дружили друг с другом, самыми близкими приятелями были, родственниками, почти родными...

Вечером заговорщики собрались в доме Петра, зятя Кучковичей, который жил тихо и незаметно в Боголюбове. Пришло около двадцати человек, в их числе Яким и Улита Кучковичи, Анбал, которого князь назначил ключником своего дворца, Ефим Мойзович. Рассаживались по скамейкам, хмурые и подавленные. Долго молчали, не решаясь начать разговор.

Наконец один из заговорщиков, боярин Иван, произнёс дрожащим голосом:

   — Что будем делать? Заговор раскрыт, руководителя нашего казнили. Куда бежать, где скрываться?

Поёрзав на скамейке, ему ответил Пётр:

   — В Рязань надо подаваться. Мне Фёдор говорил, что тамошний князь Глеб на нашей стороне. Приютит и защиту даст.

   — Да, только к нему... И бежать недалеко, через Оку и — на Рязанщине... Нынче ночью, пока не поздно... — загомонили остальные.

И тут взорвалась Улита, бывшая жена Андрея Боголюбского:

   — Вы что — не мужики? Что слюни распустили? От страха совсем разум потеряли? Куда побежите? Да вас князь Андрей в два счета по дороге всех переловит! А не переловит, прикажет князю Глебу выдать на расправу Неужто забыли, что князь рязанский под рукой Андрея ходит?

   — Так что же нам делать? — раздался голос от порога.

   — Убить Андрея, пока не поздно!

Ничто не влияет на мужчин сильнее, чем крик или слёзы женщин. Они подстёгивают хлеще хлыста. Так подействовал и резкий голос Улиты. Мужчины подняли головы, а Яким встал и проговорил:

   — Улита права. Андрей убил моего брата, он и нас скоро предаст казни. Надо идти во дворец и прикончить его!

   — Но князь наверняка вооружён, — вмешался боярин Иван. — А сражаться он умеет, я видел его в бою несколько раз. Говорят, у него меч, перешедший от святых князей Бориса и Глеба, он защищал его от смерти не единожды.

   — Я пойду во дворец и выкраду меч, — сказал Анбал. — У меня все ключи, и мне это нетрудно сделать.

Так и решили. Анбал ушёл, а остальные дождались ночи и отправились на убийство. Ночь была звёздной, но безлунной, дома стояли тёмные, мрачные. Таясь тенями, прокрались ко дворцу. Подошли ко дворцовой башне, вход из неё вёл в жилые покои князя. И тут остановились.

   — Не могу дальше, — простонал Иван.

   — Чего не можешь? — хриплым голосом спросил его Пётр.

   — Боюсь...

   — Экий ты, — начал было Яким, но его перебил Иван:

   — Глотнуть бы для храбрости.

   — Недалеко винный погреб, — сказал Анбал, присоединившийся ко всем возле дворца.

   — Тогда пошли, — скомандовал Пётр.

В погребе Анбал зажёг свечу. Заговорщики налили себе по кружке вина, выпили, не закусывая. А затем поодиночке, не говоря ни слова, вошли в башню и остановились перед дверью, ведущей в караульное помещение.

   — Здесь охрана, — тихо проговорил Анбал. — Спят, наверно.

   — Много их?

   — Трое сегодня.

   — Прокопий среди них?

   — Тут он.

Ворвались дружно, повязали спящих, в рот сунули по кляпу, чтобы не позвали на помощь. Затем по каменной лестнице, расположенной в башне, тихо двинулись на второй этаж. В призрачном свете виднелись какие-то рисунки, но заговорщикам было не до них.

Поднявшись на второй ярус, стали красться по сводчатому коридору, вымощенному майоликовыми плитками. Коридор упирался в опочивальню князя и был довольно узок, поэтому толпа заговорщиков растянулась по всей его длине. Наконец передние оказались перед закрытой дверью.

   — Что делать? — шёпотом спросил Пётр.

   — Надо позвать князя, — так же тихо ответил Яким.

   — Тогда зови.

   — Мне нельзя, он мой голос знает. Покличь ты.

   — А как?

   — Как будто ты Прокопий, — подсказал Анбал. — Прокопию он доверяет и откроет.

   — Ладно, попробую, — проговорил Пётр и легонько постучал в дверь.

В горнице сначала было тихо, потом послышалось движение, и Пётр стал звать:

   — Господине, господине!

   — Кто есть? — спросил хриплым спросонья голосом Андрей.

   — Прокопий.

Наступило короткое молчание, потом князь проговорил сердито:

   — Нет, паробче, ты не Прокопий!

Тотчас за дверью что-то упало, загремело, видно Андрей искал оружие, потом послышалась негодующая брань.

И тогда заговорщики навалились на дверь. Она оказалась дубовой, добротно сделанной и не поддавалась. Тогда откуда-то принесли бревно, несколькими ударами разнесли её в щепы и ворвались вовнутрь. В окно падал мерцающий свет звёзд, виднелась фигура князя. Передние бросились на него, но Андрей, сыпя проклятия, сокрушающим ударом кулака сбил первого нападавшего и нанёс удар в лицо второму. Но за это время в горницу вбежали другие, и Анбал саблей рассёк князю левую ключицу. Вгорячах не почувствовав боли, князь правой рукой врезал горцу в скулу, тот хрюкнул и улетел в угол. Но на него посыпались беспорядочные удары мечами и пиками. Толкаясь и мешая друг другу, убийцы свалили наконец князя на пол и стали истязать лежачего, пока тот не перестал двигаться. Наконец отступились. Пётр, вытирая пот со лба, проговорил устало: