Столетняя война (ЛП)

В битком набитой таверне клирик приметил трех человек в одеянии городских стражников; возможно, там были и другие, которых он не заметил. Решив, что доблестный гарнизон либо предается пьянству, либо просто дрыхнет, он приподнял полы черной рясы и развязал обмотанную вокруг пояса бечевку. Свитая из конопляной пеньки и пропитанная клеем, как тетива грозного английского боевого лука, бечевка эта была достаточно длинной, чтобы, привязанная к одному из верхних зубцов, она достала до земли. Сделав это, монах чуть-чуть задержался, внимательно глядя вниз. Город и замок были построены на крутом утесе, вокруг которого река делала петлю, и он слышал, как журчит вода, переливаясь через запруду. Ему был виден отблеск лунного света на поверхности пруда, но ничего больше. Повеяло холодным ветром, и он, отступив в глубокую тень, опустил капюшон на лицо.

Снова показался караульный, но, дойдя лишь до половины стены, постоял, выглянул за парапет и неспешно пошел обратно к воротам. Спустя мгновение раздался тихий прерывистый, как птичья трель, посвист, и монах, подойдя к бечевке, втянул ее обратно на стену. Теперь к ней была привязана крепкая веревка, которую он обмотал вокруг зубца.

– Можно! – сообщил он кому-то внизу приглушенным голосом по-английски и вздрогнул, когда о стену зашаркали сапоги того, кто полез по ней наверх.

Взобравшись, тот крикнул, переваливаясь через парапет, громко лязгнул ножнами, но подъем был закончен, и он, пригнувшись, опустился на корточки рядом с монахом.

– Вот, – сказал он, вручая доминиканцу английский боевой лук и холщовый мешок со стрелами.

А на стену уже карабкался следующий, с луком за спиной и мешком стрел у пояса. Он был куда проворнее первого и забрался на стену, не наделав шума. Затем к этим двоим присоединился третий.

– Ну и каково оно было? – спросил монаха первый.

– Страшновато.

– Они не заподозрили тебя?

– Сунули под нос латинскую книгу и велели прочесть, чтобы убедиться, что я настоящий клирик.

– Ну и дураки, а? – Эти слова прозвучали с заметным шотландским акцентом. – Что дальше?

– Замок.

– Господи, помоги!

– До сих пор он помогал. Как ты, Сэм?

– В горле пересохло, – послышался ответ.

– Возьми-ка, подержи, – сказал Томас, дав Сэму лук и мешок со стрелами, и, удивившись, что часовой так и не появился, повел трех своих товарищей по деревянным ступенькам в проулок рядом с церковью, выходящий к маленькой площади перед воротами замка.

В лунном свете чернели вязанки заготовленного для завтрашней казни хвороста, в середине торчал столб с цепью, к которому предстояло приковать еретичку.

Высокие ворота замка были достаточно широки, чтобы во внутренний двор могла заехать сельская телега, в одной створке был проход с деревянной дверцей. Монах, оставив позади своих спутников, глухо постучал в нее. Последовала пауза, потом шаркающие шаги, и голос из-за дверцы спросил: «Кто идет?» Томас не ответил, лишь постучал снова, и стражник, ожидавший возвращения из таверны своих товарищей, ничего не заподозрив, откинул оба засова, на которые была заперта дверь. Томас вышел на свет озаряющих помещение под аркой двух больших факелов и увидел удивленное выражение на лице караульного, возникшее при виде доминиканского монаха. Удивление так и не сошло с его лица, когда монах нанес ему два резких удара, в подбородок и под дых. Стражник отлетел к стене. Томас зажал ему рот, а Сэм и двое его спутников проскользнули в ворота и заперли их за собой. Стражник зашевелился, но, получив коленом в живот, издал придушенный писк.

– Проверьте в караульной, – велел Томас своим сподвижникам.

Сэм, держа наготове лук со стрелой, распахнул дверь в сторожку и обнаружил там только одного человека; на столе перед ним стоял бурдюк с вином, лежали разбросанные игральные кости и рассыпанные монеты. При виде добродушной круглой физиономии Сэма караульный удивленно разинул рот, да так с разинутым ртом и отлетел к стене, пораженный стрелой в грудь. Подскочив к нему, Сэм выхватил нож, и кровь из перерезанной глотки брызнула на каменную стену.

– Неужели обязательно было его убивать? – спросил Томас, заталкивая в помещение первого стражника.

– А чего он вылупился на меня, ровно я призрак, – буркнул Сэм, сгребая со стола монеты в мешок со стрелами. – Этого, – он указал на первого стражника, – тоже прикончить?

– Нет, – сказал Томас. – Робби, свяжи его.

– А что, если он поднимает шум? – спросил шотландец.

– Тогда пускай Сэм убьет его.

Третий из людей Томаса, тощий косоглазый малый по имени Джейк, вошел в караульное помещение и при виде свежей крови на стене ухмыльнулся. Как и у Сэма, у него был лук, мешок со стрелами, на поясе меч. Первым делом его внимание привлек бурдюк с вином.

– Не сейчас, Джейк, – сказал Томас, и долговязый, сухопарый вояка с жестоким лицом беспрекословно повиновался приказу, хоть и был старше.

Томас подошел к двери караульного помещения. Он знал, что гарнизон насчитывает десять человек, причем один из них мертв, один взят в плен, а как минимум трое находятся в таверне. Оставалось еще пятеро. Он оглядел внутренний двор, но там было пусто, если не считать крестьянской подводы с наваленными на нее тюками и бочками. Перейдя к подставке с оружием у стены караульного помещения, Томас выбрал короткий меч, попробовал лезвие и нашел его достаточно острым.

– Ты говоришь по-французски? – спросил он пленника.

Тот покачал головой, слишком напуганный, чтобы говорить.

Томас оставил Сэма стеречь пленника.

– Если кто-нибудь постучит в ворота замка, – сказал он, – не обращай внимания. Если этот, – он движением головы указал на пленника, – будет шуметь, убей его. Не пей вина. Будь настороже.

Он закинул лук за плечо, заткнул две стрелы за веревку, служившую поясом его монашеского одеяния, и подал знак Джейку и Робби. Шотландец, облаченный в короткую кольчугу, держал в руке меч.

– Не шуметь! – предостерег Томас, и все трое выскользнули во двор.

Кастийон-д'Арбизон слишком долго жил в мире. Гарнизон был маленьким и беспечным, его обязанности сводились к тому, чтобы собирать пошлину с ввозившихся в город товаров и отправлять выручку в Бера, где жил их сеньор. От безделья люди разленились и расклеились, в то время как переодетый доминиканцем Томас из Хуктона много месяцев провел на войне и инстинктивно вел себя так, как будто смерть может поджидать его за каждым углом. Робби, хоть и был на три года моложе своего друга, поднаторел в этом деле ничуть не меньше, ну а косоглазый Джейк всю жизнь только и делал, что убивал.

Они начали с подземелья замка и во мраке каменных сводов обнаружили шесть смердящих темниц. Лишь из каморки тюремщика лилось слабое мерцание свечи. Вошедшие застали там чудовищно заплывшего жиром хозяина в обществе менее корпулентной супруги. Томас кольнул толстяка мечом в шею, чтобы тот почуял кровь, после чего спровадил парочку в один из казематов и велел запереть. Из одной темницы подала голос девушка, но Томас шикнул на нее, чтобы помалкивала. Она ругнулась в ответ, но умолкла.

Один долой, остается четверо. Они снова выбрались во двор. Трое слуг, двое из них мальчишки, спали в конюшне, и Робби с Джейком отвели их вниз, в подземелье, после чего вместе с Томасом поднялись на двенадцать ступеней вверх и очутились в главной башне замка. Не останавливаясь, они пошли наверх по винтовой лестнице.

Слуги, как полагал Томас, не входили в число солдат гарнизона. Несомненно, в замке должны быть и повара, и конюхи, и писцы, но сейчас его интересовали не они, а только солдаты. Двоих он обнаружил в одном из казематов: оба крепко спали, каждый в обнимку с женщиной. Томас разбудил их, швырнув в помещение факел, взятый из держателя на лестнице. Люди, встрепенувшись, сели, в изумлении глядя на монаха, держащего в руках лук с наложенной стрелой. Одна из женщин собралась было завизжать, но при виде стрелы, нацеленной ей прямо в глаз, у нее пропал голос. У остальных тоже хватило ума не орать.