Солнце над Бабатагом

Вихров молча тронул лошадь.

Обогнув рисовое поле, дорога круто поднялась вверх и вывела отряд на вершину перевала.

— Вот и Ак-Тюбе, — сказал Гриша, показывая на широкую панораму лежавшего под горой кишлака.

Селение утопало в буйной листве кудрявых разросшихся талов, приземистых карагачей и огромных развесистых тутовых деревьев. Среди зелени виднелись плоские крыши глинобитных кибиток и блистающая мозаикой голубая мечеть. В стороне стоял на холме похожий На древнюю крепость большой дом, обнесенный высоким дувалом с росшими вдоль него островерхими тополями. Поля джугары с белыми, словно вылепленными из воска овальными шапками на длинных, выше человеческого роста, тонких, хрупких стеблях, начинаясь у самой подошвы гор, подходили к стенам кишлака.

«Как красиво вокруг. И как плохо здесь живут люди», — подумал Вихров.

С мягким топотом полуэскадрон вошел в кишлак. Вихров решил расположиться биваком на площади в тени деревьев у хауза. Было приказано выставить охранение.

Отовсюду сбегались дехкане. Кто нес ковер, кто сушеный виноград или лепешки. Двое мужчин вкапывали около пруда большой чугунный котел. Третий вел на веревке барана. Остальные — тут было почти все мужское население кишлака — расселись, поджав ноги, вдоль хауза и, оживленно переговариваясь между собой, поглядывали на красноармейцев.

Один из дехкан обратился к Вихрову с каким-то вопросом.

— Спрашивает, почему командир, а без бороды… — перевел Гриша, опускаясь на ковер рядом с Вихровым. — Борода здесь в почете. Считается признаком мудрости, — пояснил переводчик. — А этот вот спрашивает, — он кивнул на старика в зеленой чалме, — почему командир, а на кобыле… Тут так не ездят. Нужно достать вам жеребца.

— Гриша, смотрите, сколько народу, — сказал Вихров, оглядываясь. — Откроем митинг. Переводите, что я буду говорить.

— Слушайте, дехкане! — крикнул Гриша, поднявшись с ковра. — Будет говорить командир!

Народ насторожился.

— Командир приветствует вас от лица Красной Армии, которая находится здесь, в Туркестане, чтобы помочь вам избавиться от басмачей, грабящих и разоряющих ваши кишлаки и аулы, — перевел Гриша, выслушав Вихрова. — Красную Армию послал сюда великий человек. Зовут его Ленин. Он хочет сделать так, чтобы во всем мире людям жилось хорошо.

Долго еще говорил Вихров; по лицам дехкан было видно, что его слова трогают их за живое, доходят до них. Они перешептывались, видимо, обмениваясь впечатлениями. До Вихрова донеслось слово «якши»— хорошо.

Он хотел продолжать, но в это время в глубине улицы послышались крики.

За черноволосым юношей со скуластым монгольским лицом бежал тучный бородатый старик.

— В чем дело? — спросил Вихров.

— Сейчас узнаю, — сказал Гриша, прислушиваясь.

Дехкане горячо заговорили между собой.

— Понятно, — сказал Гриша. — Это бай Шер-Мухаммед.

— Я его купил! Я за него деньги платил! А он, шалтай-болтай, не хочет работать! — яростно кричал Шер-Мухаммед, схватив юношу за руку.

И хотя Вихров не понимал его речи, ему все же сразу стало понятно, что этот злой старик желает плохого юноше с монгольским лицом.

Гриша, поднявшись во весь свой исполинский рост, сказал что-то Шер-Мухаммеду.

— Я могу бить его, убить, утопить, как собаку! Я за него деньги платил! Этот проклятый локай не хочет работать! — закричал Шер-Мухаммед. — Пускай начальство рассудит.

— Ишь, проклятый! Чуете, что говорит? — возмутился Латыпов. — Живого человека купил!

Вихров почувствовал, как щеки у него загорелись от гнева:

— Передайте старику так, чтобы слышали все. Передайте ему, что никаких рабов больше нет. Передайте всем, что мы пришли сюда не бить людей, а освободить их!

Гриша громоподобным голосом стал объяснять дехканам, что сказал Вихров.

В толпе послышался одобрительный говор.

— А теперь скажите старику, — продолжал Вихров, когда Гриша закончил свое выступление, — скажите, что этого парня я беру к себе, в гарнизон. А если он считает, что я не прав, то может жаловаться в Каттакурган, в исполком. Там ему объяснят, кто из нас прав.

Гриша перевел.

Шер-Мухаммед затрясся от злобы. Его полное лицо исказилось. Он начал что-то выкрикивать.

— Что он говорит? — спокойно спросил Вихров.

— Поеду, говорит, самому товарищу Шарипову жаловаться.

— Пусть торопится. А теперь скажите, чтоб он уходил, — сказал Вихров, с угрозой посмотрев на Шер-Му-хаммеда.

Выслушав Гришу, старик кинул злобный взгляд на командира и, бормоча что-то, пошел вниз по улице.

— А верно, как бы вам не было из-за него неприятностей, — сказал Гриша, показав на молодого локайца.

— Ничего, это не старый режим… Спросите, как его имя?

— Его зовут Парда.

— Постойте, а что это у него за значок? — разглядел Вихров на лбу юноши синюю шестиугольную звездочку.

— Он проданный в рабство… Если кого продадут, выжигают значок.

— Какое варварство, — ужаснулся Вихров. — Но ведь это давно запрещено.

— Мало ли что, — сказал Гриша. — Они из Восточной Бухары покупают… Ну, а женщинами и здесь тайно торгуют… Да, женщинам совсем плохо живется. Сами посудите. Ну, к примеру, бай Шер-Мухаммед старик уже, семьдесят лет, а младшей жене тринадцать…

— С этим надо кончать, — сказал Вихров.

— Товарищ командир, вот и обед наш поспел. — Гриша кивнул в сторону котла, возле которого старик повар раскладывал дымящийся плов в большие деревянные чашки.

— Какой вежливый и гостеприимный народ, — заметил Вихров.

— Да. Между прочим, они, говорят, еще вчера знали, что мы приедем.

— Знали? Кто же мог им сообщить?

— Длинное ухо, молва, — сказал Гриша. — А там кто его знает…

После обеда Вихров, договорившись с аксакалом, занял под гарнизон стоявший на холме и похожий на крепость большой зимний дом местного богача, который жил в летнем доме в саду.

Позвав Гришу, Вихров долго разговаривал с Пардой и пришел к убеждению, что с помощью юноши, хорошо знавшего кишлак, ему удастся сплотить дехкан против пособников басмачества — баев.

Было далеко за полночь, когда он вместе с Гришей вышел из балаханы на глинобитную плоскую крышу. В темном небе ярко сияли звезды. Вокруг стояла такая тишина, что слышно было, как внизу, под навесом, тяжело вздыхали лошади.

Во дворе послышались шаги.

— Кто это? — спросил Вихров, нагибаясь и примечая силуэт человека.

— Я, товарищ командир! — отозвался взводный Сачков.

— Чего не спите?

— Посты проверял.

Сачков постоял некоторое время, думая, что его еще о чем-нибудь спросят, и, не дождавшись, тихо пошел по двору.

Внезапно до слуха Вихрова донеслись какие-то странные звуки. Казалось, где-то плакал и смеялся ребенок.

Он прислушался.

Плач, теперь уже многоголосый, вдруг перешел в заливистый хохот.

— Что это такое? — спросил он у Гриши.

— Шакалы… Подлый и трусливый зверь. Все равно как эти баи, — сказал Гриша, кивнув на кишлак. — Я все думаю: пройдет несколько лет, и настанет здесь такая жизнь, что люди сами не поверят, как они жили когда-то. Да-а. А сейчас надо им крепко помочь.

— Конечно, — подхватил Вихров. — Для этого мы сюда и пришли…

Заложив руки за спину, Петров ходил крупными шагами по большой сводчатой комнате штаба бригады и, обращаясь к сидевшим за столом Шарипову и комбригу Деларму, сердито говорил:

— Если мы отпускаем на все четыре стороны некоторых басмачей, захваченных в плен, то это объясняется тем обстоятельством, что среди них попадаются одураченные баями дехкане. Но это вовсе не значит, что мы должны церемониться с бухарской знатью, которая, прикрываясь кораном, развила яростную контрреволюционную деятельность! Я категорически настаиваю, чтобы приехавший в Каттакурган этот… как его… муфтий был немедленно арестован и передан Чрезвычайной Комиссии. Человек приезжает, агитирует против Советской власти, а мы должны смотреть на это спустя рукава?.. Ведь он же прямой пособник басмачества! И мы, члены тройки по борьбе с басмачами, должны это терпеть? Чепуха какая!