Ксанское ущелье

Осторожно ступая по острым камням склона, к роднику направился Коциа. Бывший управляющий князя не решился искушать судьбу и не вернулся в усадьбу. Вряд ли простит своенравный хозяин то, что Коциа дважды обманул его ожидания: оставил оружие и стадо, с позором изгнан ненавистным Васо Хубаевым на глазах всего аула. Теперь следовало попытать счастья в одиночку.

Старый приятель пристав Гамси уговорил его начать охоту за сестрой Габилы Ольгой. Все-таки женщина, меньше риска, а награда, обещанная за ее голову, лишь немного уступала назначенной за самого Габилу. Почему не попытать счастья? Тем более что, по слухам, Ольга часто отлучалась из отряда, спускалась с гор в аулы как связная.

Конечно, сама она в руки не дастся. Зато с деньгами, которые за нее отвалят, можно и в Тифлис махнуть, можно завести самостоятельное дельце. Пусть мастерскую, пусть магазинчик. Главное — свое. Сколько можно прислуживать князьям?

Коциа опустил на землю винтовку, размял затекшие плечи. Лишь потом, осторожно оглянувшись, развязал широкий башлык. Но не успел он зачерпнуть ладонью воды, как о валун ударился камешек, явно вырвавшийся из-под чьей-то ноги. Коциа мгновенно схватил винтовку.

— Не дури, Коциа! Это я.

— А-а, Гамси. Никогда не подходи так, если не хочешь беды нажить… Чуть не пальнул!

Он вновь нагнулся к говорливой струе родника, зачерпнул воды, сделал несколько торопливых глотков, как запаленный долгой дорогой зверь.

— Что там с этой хачировской ведьмой?

— В Тифлисе наши люди на ее след напали. По пятам шли.

— Ну? — торопил Коциа.

— Упустили.

— Так я и знал.

— Знал, да не все. Верный человек мне сказал, вчера ее в Нада буре видел.

— Не врет?

— Похоже.

— А в Накити у тебя никого на примете нет? Такого, чтоб во время знак дал, не проворонил?

— То-то и оно, что нет, — нахмурился Гамси. — Боятся люди…

— Да, — угрюмо согласился Коциа. — Их можно понять. Еще укоротят в росте… на голову. И сама ведьма шашкой машет, как бес.

Коциа помнил: в одной из мимолетных схваток с отрядом Габилы на него наскочил какой-то молодой, юркий абрек и ловким ударом вышиб шашку из рук. Коциа уже прощался с жизнью, но тот не стал кончать его, стоявшего растерянно и жалко, а вдруг хохотнул звонким девичьим смехом и бросил шашку в ножны. К ним подбежал другой абрек. Дуло его ружья уперлось в грудь Коциа, но девичий голос спас: «Оставь его, Илас! Пусть идет к своему князю. Пусть всем скажет: будут сидеть за стенами — останутся живы. Будут вынюхивать нас, как шакалы, — никого не пощадим!» — «Будь по твоему, сестра».

«Сестра!» — обмерло сердце Коциа. Так это женщина обезоружила его! Какой стыд! Ему казалось, все княжеские работники, которые еще недавно от одного его взгляда сникали, как трава под косой, перемигивались и перешептывались: «Тряпка! Женщина шашки лишила!» И Коциа молил всевышнего, чтобы тот дал ему случай встретиться с хачировской волчицей. Уж он не будет размышлять, как с ней поступить! Первую же пулю разбойнице!

Со стороны дороги долетел приглушенный говор.

— Какие-то крестьяне с корзинами, — сказал Гамси, снова поднявшись на дорогу. — Наверное, с базара.

— Неплохо! — обрадовался Коциа. — Для начала и эти пойдут.

— Что ты задумал?

— Очистим их!

— С ума сошел? Зачем тебе они?

— Они нас не знают? Не знают.

— Ну и что.

— Да-а, — покачал головой Коциа, — плохо у тебя котелок варит Гамси. Обчистим их как липку, а свалим на хубаевских орлов. Понял?

— Вон что ты задумал… — удивленно протянул Гамси. — Ну и хитер…

— Прячься, пока не заметили! — шикнул Коциа.

Они скользнули за валуны у спуска к роднику.

Путники между тем, не подозревая ни о чем, приближались к излюбленному месту отдыха.

Молодая дородная женщина что-то сердито выговаривала спутнику, сухопарому, низкорослому мужчине, едва поспевавшему за ней. Видно, ей не терпелось прийти домой пораньше и было боязно уйти вперед одной. Вот она и ворчала:

— В могилу, что ли, норовишь, Алихан? Столько навьючил на себя, коню впору.

— Был бы конь, Кусриян, не таскал бы на себе!

— Ну так хоть бы на другой раз оставил! Надорвешься ведь. Грыжу наживешь…

— Упаси бог…

— Как же! Упасет он тебя, когда ты заместо вола…

Она сердито поставила на землю корзину.

В этот момент из-за валунов поднялись Коциа и Гамси.

— Руки вверх!

Путники обмерли. На боку у Алихана болтался длинный, еще от деда перешедший к нему кинжал. Но куда с кинжалом против нагана и винтовки? Это надо же! В километре от аула враз лишиться всего! С таким трудом, с такими муками добраться до города, столько дней копить продукты — и все впустую! Все псу под хвост! Каждое яичко считал, лишней кружки молока детям не налил — так тебе и надо! Лучше бы прокутил, промотал в городе все, что мог, хоть бы память была! А теперь что?

— Смотри в оба! — толкнул Коциа Гамси, направляясь к путникам. — Чуть шевельнутся — пали прямо в затылок.

Он подошел к Алихану и первым делом выдернул из ножен его длинный кинжал. Отбросил в сторону.

— Выворачивай карманы, купец!

— Нет у меня денег, — сказал Алихан. — В город сыр да яйца носил, оттуда кой-какую одежду детям.

Коциа распорол суму Алихана. На камни вывалились поношенные рубашки, штаны, поддевка, сбитые, потертые сапоги…

Алихан вывернул карманы штанов и бешмета — несколько медных монет звякнули о камни.

Да, не богат купец!

— Теперь тебя пощупаем, красотка! — подступил Коциа к женщине.

— Чтоб ты пропал, дармоед! Чтоб у тебя руки отсохли! Какие деньги у бедной женщины?

Но Коциа наметанным глазом определил, что дородная горянка и одета не в пример своему спутнику, и в корзине у нее явно не старье. Куда же она могла засунуть деньги?

— А ну выше руки, дорогуша! — прикрикнул Коциа на Кусриян и запустил свою пятерню ей за пазуху. Пальцы сразу наткнулись на тугой сверток кредиток. «Эх, жаль, придется с оболтусом Гамси делиться!» — подумал Коциа, пытаясь незаметно сунуть сверток в свой карман. Но тут Кусриян разглядела на дороге еще двух путников и закричала:

— Помяните мое слово, ироды! Не принесут вам добра мои деньги! Не принесут! Не принесут!

— Замолчи! — цыкнул на неё Коциа. — А то я пулей заткну твою глотку!

— Ишь напугал, храбрец! С женщиной воевать решил. Что ж, если ты такой храбрый, на пустынной дороге охотишься? Чтоб не знали о твоей храбрости, а?

И тут Коциа решил сыграть. Он распушил радужные банкноты.

— Смотри, Васо! Смотри! — повернулся он к Гамси, у которого от одного вида пухлой пачки денег расширились зрачки. — Мы ради них кровь проливаем! В лесу, как зверье, отсиживаемся, а они тем временем барыши считают! Смотри, Васо, смотри! Где же справедливость? Разве они не заслуживают кары вместе с князьями?

— Еще как! — клацнул затворами Гамси. — Давно пора отправить их на тот свет!

Гамси желал лишь одного: как можно скорее получить из этой пухлой, обжигающей глаза пачки свою долю. Не ровен час — могут нагрянуть и другие охотники поживиться за чужой счет. Очень уж горластая попалась баба!

— Заткни ей глотку, Коциа! — крикнул он. — Чего она разоралась?

Видя, что дело может плохо кончиться, Алихан взмолился:

— Отпустите нас с миром! Какой вам прок от нашей гибели? Мало на земле сирот? Отпустите!

Следом за Кусриян и Алиханом по дороге к аулу Накити шли еще двое — довольно крепкий с виду старик и бодрая старушка. Эти не переговаривались, не подсмеивались друг над дружкой: тревожное время, опасные дороги, дай бог, чтоб не попался на пути лихоимец.

Старик левой рукой опирался на суковатую тяжелую палку, а правой нес вместительную корзину. Старушка шагала налегке, лишь небольшая котомка болталась у нее за плечами.

Грубый голос Коциа привлек их внимание:

— Ладно, мы вас отпустим! Только с одним условием: передайте односельчанам, что Васо Хубаев требует для своей дружины продовольствия! Ясно?