Куда ведет Нептун

С него хватит. Отплавался. На покой, на покой.

Какое многозначащее слово — покой. Вечный покой, бездонный. Услаждающий старость покой бытия. Покой ночи.

Вскоре капитан-командор получит суровое, как выговор, уведомление Адмиралтейств-коллегии: «Итак, о несоединении Азии с Америкой утвердиться сумнительно и ненадежно. Так же и о пути подле земли морем от Оби и до реки Лены ничего не известно. Ибо никаких достоверных не токмо карт, но и сведений нет…»

Он безропотно проглотит эту горькую и несправедливую пилюлю. Северный путь от Оби до Лены был вне задания. Упрек от лукавого.

Чему отдано пять лет?

Беринг надолго уединится в своем доме. Беринга нет. Беринг не принимает.

На досуге можно о многом поразмышлять. Ну, например, умеют ли в России ценить людей, воздавать им должное за жертвы и труды неусыпные?

Вновь всколыхнулась старая обида. После заключения Ништадтского мира едва ли не все офицеры флота были пожалованы чинами. Беринг же как был, так и остался в звании капитана 2 ранга. А разве он не командовал дозорным судном, не вел наблюдения за шведскими фрегатами, не докладывал Адмиралтейств-коллегии о всех передвижениях неприятельских кораблей? Каждодневный риск. Игра со смертью. Не оценили. Обошли самым малым вниманием.

Хорошо же, господа адмиралы. Вот вам прошение об отставке.

Беринг не ждал, что его прямой командир, вице-адмирал Крюйс, повинится, бросится отговаривать от скороспелого решения. Ничуть не бывало. Буквально через пару дней Беринг получил указ: «Отпустить во отечество, откуда в 1704 году был принят в русскую службу…»

Он начал готовиться к отъезду во отечество.

На руках уже паспорт, прогонные на дорогу.

И тогда о нем вспомнил Петр.

Так Беринг вторично был призван в русский флот. Теперь в чине капитана 1 ранга.

Он рано ложился, поздно вставал. Отсыпался за пять мучительных бессонных лет.

Однажды к нему во сне пришла Анна Бьёринг, матушка.

«Витус, — сказала она, — тебя ждет Хорсенс, твое отечество. Меня и твоего отца, Ионаса Свенсена, уже нет в живых. И ты не молод. Вернись в Хорсенс…»

«Матушка, я привязан к этой стране. Она мое отечество».

«Сын мой, вспомни древнее заклинание… И от прочего вкушайте, но прочь от этого дерева. Другие радости не иссякнут».

«Но в молодости я знал другую древнюю песню. Ты помнишь?.. „Мгла все гуще, пурга с полуночи, зерна ледяные пали на пашню, но и теперь мой разум душу побуждает продолжить единоборство с волнами солеными…“».

«Сын мой, образумься…»

Странный сон. В нем ожили голоса ранней, младенческой поры. Знал ли Беринг, что сон окажется вещим?

СЕНТЯБРЬСКАЯ НОЧЬ 1732 ГОДА

И все же в правительственных кругах далеко не все отнеслись к первой Беринговой экспедиции столь холодно и недоверчиво. Среди явных сторонников и доброжелателей был обер-секретарь Сената Иван Кириллович Кирилов. Это был влиятельный вельможа. Он знал цену Берингу. И первым подал ему знак высокого уважения.

Однажды сентябрьским вечером подъехал на дрожках к дому капитана-отшельника. Он ворвался в кабинет, сияя позолоченным кафтаном, в розовых чулках, в ослепительном жабо, облегчающем шею белопенной волной.

— Витус! Затворник, храбрость всем показавший и превознесший!

С давних пор они знали друг друга. Кирилов, сын подьячего, достиг еще при Петре высоких степеней. Ум и талант вывели его на государственную стезю. Слыл и недурным географом.

Кирилов не мешкая приступил к делу. Широким полководческим жестом развернул карту.

— Вот мой последний труд.

Обер-секретарь требовал одобрения. Но Беринг промолчал. Он не признавал карт, сделанных не по натуре, а в результате «умствования».

— Витус, начатому свершиться должно! К пользе России.

Сам из мужиков, Кирилов, однако, считал, что не следует придворному мужу изъясняться слогом простонародным. Не говорил — витийствовал.

— Сию сводную карту я чертил по чертежам европейских географов, китайского богдыхана Кан-си. Восточнее Чукоцкого мыса, видишь, земель нет. Берег Ледовитого моря — прямая линия. Доколе будем так слепы? Не пора ли нам, российским сынам, насладиться всеми благами своих пространств? Доколь…

— Иван Кириллович, проще скажи — я при чем? Проще скажи.

— Проще? Пиши предложения ко второй экспедиции.

— Я? — Беринг подошел к зеркалу. — Ты посмотри. Я старый человек. Где силы взять?

— Откуда Геркулес брал силы — от земли. Пиши, что потребно, какого нужно народу?

— Куда мне? Я от первой экспедиции не опомнился.

— Фортуну праведную ублажит твоя дерзость, — сказал обер-секретарь. — Ты датчанин, но вижу в тебе природного россиянина. Взыскующее твое сердце разве не болит о державе? При твоих знаниях, опыте.

Эк выдал наград! Неужто Кирилов не видит: по возрасту ли такие тяготы? Для такого полета сокол нужен.

Высокопарно вышло.

Эге, Кирилову того и нужно было.

— С юности знаю стихословие: «Ироду сокола трудно победить». А ты есть сокол, парящий над…

Кирилов запнулся.

— А что, Иван Кириллович, теперь в моде розовые чулки и золоченые кафтаны?

Беринг выводил обер-секретаря на более привычную для придворного мужа колею.

Кирилов охотно пояснил:

— Анна Иоанновна не признает темных тонов. — И расхохотался совершенно по-мужицки. — Нынче, друг мой Витус, чем попугайнее да канареечнее, тем больше угождаешь. Мне же по долгу часто надобно являться к императрице. Но — к делу. Вот твоя дорога. Вот она. — Тычет пальцем в раскрытую карту.

Беринг мысленно пробегает путь от столицы до Камчатки. Пять раз можно положить на карту ладонь, от большого пальца до указательного. Просто. А наяву? Только одного пути более года.

Вдруг он вспоминает косяки птиц, летящие на ост. Близок, видимо, американский материк. И эти сосны на воде — откуда бы? На Камчатке не растут.

— Вот куда гляди, — приказывает обер-секретарь. Кончиком пера ведет по северной береговой линии Сибири. — Тут путь надобно отыскать. Все побережье, все его якорные места ухватить единым разом — да на карту, да на карту. Дабы могли мы выходить в Тихий океан не под экватором… Вот где должен быть обозначен скипетр российский!

Беринг служил России тридцать лет. Довольно! Пора на покой. В Хорсенс.

— Не говори «нет»! — Кирилова так легко не согнуть. — Думай!

То ли впопыхах, то ли с умыслом обер-секретарь оставил карту. Беринг сворачивает ее, ставит в угол за бюро.

А любопытно знать: взошли ли в Якутии семена ржи и овса? Пустое! Право, пустое! Но каков Кирилов? Как умеет позолотить пилюлю: «Фортуну праведную ублажит твоя дерзость».

Беринг поглаживает подбородок. Сколько дней он не брился?

— Горячую воду. Пену! Бритву!

Бриться любит сам. Ополаскивает щеки душистой водой.

Его зовут ужинать. Сын, жена ждут.

— Что, что?

Слуга удаляется.

Забыты косые взгляды адмиралтейских служителей, обида. Какая Дания, какой там Хорсенс?

Он торопливо пишет:

«Предложения Витуса Беринга в Адмиралтейскую коллегию».

Итак…

«Нижайше свое мнение предлагаю».

Маршрут?

«По морскому берегу от Оби до Лены, от Лены до Колымы, от Колымы до Чукоцкого угла. Оттуда до Камчатской пристани.

Для сего исследования потребно…»

За окном — ночь. Сентябрьская ночь 1732 года.

«УЧИНИТЬ ПО СЕМУ»

Россия XVIII века не знала экспедиции, равной той, которая на сей раз поручалась Берингу. Впервые на морских судах предполагалось «идти для проведывания новых земель, лежащих между Камчаткой и Америкой», обследовать острова, прилегающие к Японии, открыть «водяной проход» всего северного побережья от Архангельска до Чукотки. Многие знаменитые ученые пожелали в составе Беринговой экспедиции отправиться в далекие края для «естественных наблюдений».

На основе предложений Беринга готовился доклад для императрицы Анны Иоанновны.