Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод

Снег блестел под луной, звёзды безразлично смотрели с небес на несущийся возок и задумавшихся людей в нём. Где-то далеко залаяла собака, к ней присоединилась ещё одна. Дальний лай в ночной тишине отозвался в сердце Елены ноющей тоской. Что-то будет с ней?.. Стоило ли подчиняться судьбе? Но что она могла? Это в Литве девушку спросят, пойдёт ли замуж, а здесь, на Руси, никто интересоваться не станет, дочь должна выполнять волю отца, а если его нет, то матери или дядьёв. Дядя Михаил в темнице, а мать Анна Глинская решила, что Елена должна стать великой княгиней!

Молодая женщина скосила глаза на своего спутника: а он женился бы, будь она просто княжной Глинской, а не княгиней Еленой? И вдруг поняла, что не очень в этом уверена.

Сам Иван Фёдорович думал немного о другом.

Телепнёв вспомнил свои сомнения о рождённом Соломонией в монастыре сыне князя Василия. Рад был бы не верить, да вот после того, как несколькими словами перекинулся с монахиней, что им помогала, поверил. Рожала бывшая княгиня, был такой ребёнок. А куда делся — о том никто не знал. Вроде похоронили младенца, могилка есть, только есть ли в той могилке ребёнок или она пуста — кто же сказать может? Если жив этот мальчик, то покоя Елене не будет никогда. А если Соломония попросту обманывает и сына не было, то... князь и впрямь бесплоден?! Но тогда Елену ждёт судьба Соломонии, и много скорее, чем первую жену Василия. Этого Ивану Фёдоровичу совсем не хотелось. Красавец вздохнул — куда ни кинь, всюду клин. Княгиня расценила вздох по-своему, словно очнулась, схватила возлюбленного за руку, горячо зашептала:

   — Не верю я ей, не верю! И что сына родила, тоже не верю!

   — Верь не верь, а сомневающиеся всегда найдутся. Тебе своего скорее родить надо.

На глазах Елены выступили слёзы отчаяния:

   — Как?! Господь благословения не даёт! Уж как молю! — Она уставилась на мелькавшие по сторонам дороги кусты и деревья, кусая тонкие губы, возок ехал быстро, торопились, чтобы долгого отсутствия никто не заметил, потом снова повернулась к своему советчику: — Скажи, что делать? Не то и мне так вот в келье сидеть, годы-то идут! Как она смогла родить? Волшебством каким всё же? Не зря же судили за колдовство.

Отчаяние княгини тронуло Телепнёва, но сейчас он не стал утешать, не до того, напротив, схватил за руку, сильно сжал, зашептал на ухо так, чтобы возница даже случайно не услышал:

   — Коли царь бесплоден, то от кого другого роди!

Елена шарахнулась от Телепнёва к самой стенке каптана, замахала руками, закричала, но шёпотом:

   — Что ты?! Что говоришь?! Как я могу?!

Он снова приблизил губы к её уху:

   — Не кричи, сначала обдумай, что сказал. Так, чтоб никто не догадался, чтоб знала только ты. Даже на исповеди молчи!

   — Грех это.

   — Другое невозможно, коли не родишь, так и сама в монастырь уйдёшь... — Он хотел было добавить, что и других за собой потянет, но не стал. Сейчас Елену меньше всего интересовали другие.

Они уже подъехали к воротам Владимира, там каптан ждал оставленный человек, споро открыл половину дальних въездных ворот, пропустил и сразу закрыл обратно. Всё это время Елена сидела, спрятавшись вглубь возка и закрывшись платом до самого носа, хотя что можно было увидеть сквозь плотно задёрнутые занавески? Телепнёв тоже надвинул шапку на глаза и постарался не высовываться. Ох, не доведёт до добра дружба с княгиней!

Вдруг Елена зашептала:

   — А ну как дитё на того другого похожим будет? Тогда и монастырь раем покажется.

Из этих слов Телепнёв понял, что мысль княгине в голову всё же засела. Кивнул:

   — Я подумаю о том.

Больше говорить было некогда: подъехали. Так же тайно, как въезжала в город, княгиня пробралась в княжий терем, а там в свою ложницу, где ночевала. Никто из многочисленных боярынь, сопровождавших молодую княгиню во Владимир, не должен даже заподозрить, что она куда-то уходила ночью, воспользовавшись отсутствием мужа, иначе беды не миновать. Негоже княгине без мужа куда-то ездить. Ближняя мамка кивнула, успокаивая:

   — Никто и не заметил...

«Хорошо бы», — вздохнула Елена. У неё из головы не выходили слова Телепнёва.

И только позже, почти сомкнув веки в сонном тумане, она вдруг вспомнила о словах Соломонии и в ужасе села на ложе. Подскочила мамка Захариха:

   — Что, голубка моя? Чего ты всполошилась?

А княгиню затрясло от воспоминаний, она разрыдалась, уткнувшись в тёплое плечо женщины, не в силах сказать, почему плачет. Никто не должен знать, где она была и что слышала, никто! Захариха, считавшая, что Елена ездила тайно помолиться о рождении наследника, гладила её по голове, перебирала волосы, успокаивая:

   — Успокойся, ясынька, успокойся. Услышит Господь твои молитвы, будет у тебя сын...

Княгиня залилась слезами ещё пуще. Мамка подумала о том, куда ездила её княгиня. Наверное, в Покровский монастырь, там церковь Зачатия есть. Невелика, а всё же многим моление там помогало. Только чего же было ночью-то ездить? С другой стороны, днём увидят, пойдёт молва, что и молодая княгиня, как прежняя, бесплодна, гоже дитя себе выпрашивает, и так уж многие намекают, что который год пустой ходит. И вдруг рука Захарихи замерла. Она сообразила, что в Покровском монастыре живёт старица София, бывшая великая княгиня Соломония, отправленная мужем в обитель ради женитьбы на Елене! Вспомнила и то, что сказывали, мол, она там сына родила!

Мамка даже отстранилась от Елены, зашептала:

   — Да ты не у Соломонии ли была?

Этот шёпот добавил ужаса в душу Елены, она вопреки предупреждению Телепнёва кивнула, всё так же заливаясь слезами:

   — У неё...

   — Зачем?!

   — Хотела знать, правда ли, что она сына родила от князя?

Захариха перепугалась не на шутку, такая поездка могла стоить головы многим.

   — Куда тебя понесло! — с досадой всплеснула она руками. — Никому о том не говори! Молчи, слышишь, и князю молчи, и на исповеди молчи!

Елена закивала:

   — Знаю, и Иван Фёдорович о том же говорил.

   — Всё этот Телепнёв! Не доведёт он тебя до добра! — досада душила мамку. — Знала бы, поперёк порога легла, чтоб не уговорил тебя зуда ехать!

Княгиня сквозь слёзы бормотала:

   — Да и не уговаривал он, это я...

Захариха глубоко вздохнула, она была не из тех, кто долго переживал о сделанном. Чего уж, сделанного не воротишь. Поинтересовалась:

   — Узнала что?

Этот переход от укоров и причитаний к простым словам был настолько неожиданным, что Елена непонимающе уставилась на мамку:

   — О чём?

   — Ну... про сына...

   — А... да, был сын... Только... она мне сказала, что и я рожу... — Княгиня не договорила, слёзы снова брызнули из глаз во все стороны.

Захариха принялась утешать:

   — Не плачь, не то завтра глаза красные будут, и нос тоже. Наш государь приедет, что мы ему скажем? Почему плакала? Скажем, что скучала без него княгинюшка, вся слезами от тоски сердечной изошла...

Поглаживания и тихий, спокойный голос сделали своё дело, Елена чуть успокоилась. Но стоило вспомнить пророчество Соломонии, как рыдания сотрясли её тело снова.

Захариха, разобрав наконец, что предрекла сопернице бывшая княгиня, сначала замерла, но потом замахала руками:

   — Ну вот и хорошо! Что же плакать? Сына родишь, наследника князю...

   — А то, что он... кровь... проклятье... — рыдания не давали говорить связно.

Мамка тяжело вздохнула:

   — И-и, милая... У кого ж из правителей крови-то на руках нет? У всех есть, без того власти не бывает. А проклятья... их и снять можно...

Через некоторое время, успокоившись, Елена рискнула пересказать Захарихе и свой разговор с Телепнёвым на обратном пути. Та тяжело задумалась, не хотелось признаваться, что и сама о таком мыслила, да не знала, с какой стороны подступиться.

   — Который год уж вместе живём, а дитя всё нет и нет... — Елена словно оправдывалась за свои мысли даже перед мамкой. Было страшно, ведь теперь она в руках у этой старой женщины, доверила ей свои самые сокровенные и страшные мысли. Но кому ещё доверить? Одна она, точно сирота, с матерью и не знается, только вот Захариха да ещё Иван Телепнёв.