Крушение надежд

Меня особенно потрясло, что пропал твой учебник. Ты давал мне читать его в рукописи. Я честно высказал свое мнение: такие ценные и интересные книги создаются раз в полвека. Что это значит, приказать рассыпать набор книги, в которую автор вложил столько знаний и опыта?! Ведь это кладезь мудрости! Рассыпать набор — это акция раздражения тупых людей. Они не могли и не захотели оценить тебя, им это было не надо. Уничтожив твой учебник, они лишили тысячи врачей возможности повысить уровень своего образования.

— Ой-ой, Фима, я чуть ли не плакал, когда узнал об этом — мой самый главный труд был уничтожен. Это зверство, зверство не только передо мной, но перед наукой. Ведь были положительные рецензии солидных ученых. Так почему, за что?!

— За то, что ты не с ними. Это особая порода выращенных советской властью псевдоученых. Эти карьеристы не имеют никаких ученых корней, они тебя не понимают и не признают.

— Ой, ой, не с ними… Как я мог быть с ними, если мы все, все понимаем по-разному? Но скажи мне, почему нас, евреев, не понимают и не принимают? Мы ведь ничем не мешаем, наоборот, своим примером мы помогаем им. Мы во всем, во всем, как русские, мы просто их городские соседи.

— Да, городские соседи. В этом четко выраженная моральная сила евреев: их поразительная способность видоизменяться, приспосабливаться, становиться похожими на людей, среди которых они живут. Да, мы во всем, как русские, наши соседи. Но еврейский национальный характер многогранен, и в этом одна из причин, почему большинство народов не понимают нас. И русские тоже не захотели понять. Они все видят только одну сторону, одну грань национального характера евреев, и она их раздражает.

— Какую сторону, какую грань?

— Врожденную активность и сообразительность. Нам всегда и везде помогали выжить типичные еврейские черты: активность, гибкость и цепкость ума, жажда знаний, любовь к образованию. Это и есть наша суть. Ты сам этому лучший пример. С начала жизни в России бесправие и бедность заставляли евреев приспосабливаться и даже выработали в них черты суетливости и хитроумия, чтобы суметь выжить. Тогда стали сочинять анекдоты, высмеивающие евреев. Но наша адаптация к чужому окружению — это способность внутреннего преображения. С языком чужого народа к нам приходит глубокое понимание его духа, его чаяний, его образа жизни и мыслей. Огромное давление, которое всегда оказывали на наш маленький народ другие нации, означало одно: мы должны были либо приспособиться, раствориться в них, либо умереть. Что получилось в Германии? Сотни лет евреи жили там, растворились в немецком народе и достигли благополучия. Но потом все-таки Гитлер с его подручными стал евреев истреблять. И вот что произошло: большинство населения той культурной Германии или молча соглашались с этим, или активно помогали ему. А ведь к этому подходили близко и в царской России во время многочисленных зверских еврейских погромов, а потом повторилось и в Советской России во времена Сталина. Только смерть диктатора помешала «окончательному решению еврейского вопроса». Ведь тогда в газетах писали, что евреи должны искупить свою вину перед русским народом. Какую вину, в чем вина? В том, что мы полностью приспособились к русской жизни и во всем стоим рядом, как соседи, как равные? Но именно этого они и не хотят — признать нас равными.

Рупику было тяжело слушать это.

— Ой-ой, ты прав, я сам видел и слышал это еще студентом. Но потом, во времена Хрущева и Брежнева, все вроде успокоилось, у евреев появилась надежда. И я тоже надеялся, что в новых условиях я отдамся своей мечте — науке и искусству врачевания.

— Надеялись, но не было поступательного движения, — сказал Ефим. — Евреи надеялись на лучшие времена при хрущевской оттепели и даже после нее. А оказалось, что инакомыслие преследовалось, как зло, а независимое слово — как оскорбление государственной устойчивости. Сколько способностей продолжали вянуть, потому что оказались ненужными. Вместо ожидаемых надежд нравственное душегубство, мы по-прежнему остаемся в душной атмосфере. Евреи еще пытались улучшить свою жизнь и жизнь других, начав диссидентское движение. Но и это не удалось, и тогда они ринулись уезжать.

— Объясни мне, что такое есть в нас, евреях, что мы не смогли ужиться в России?

— У евреев в душе постоянно звучит властный зов к чему-то лучшему, к чему-то иному. Это еще одна сторона еврейского характера. Этот зов требует от нас чего-то противоположного привычным нашим обстоятельствам, требует изменений. Это стремление к самопознанию. Да, здесь нас не уничтожают, но хотят покорить, как хотели покорить тебя. Ты этому яркий пример. Предложение вступить в партию было западней. Но мы, евреи, самый упрямый народ в мире, который невозможно покорить, народ, который можно погрузить в воду, но нельзя утопить, который можно ломать, но нельзя уничтожить, который можно разорвать на куски, но эти куски останутся живыми и срастутся снова. В той же мере, в которой мы изменяемся, мы продолжаем помнить, что мы евреи, в нас есть нечто особое и в конечном счете мы не похожи на других.

Рупик повторил за ним эхом:

— Не похожи на других… Но какой же исход?

— Исход один — в государство Израиль. Самый существенный элемент в еврейской жизни нашего времени — это Израиль. По сути, это государство и есть лучший исторический пример того, насколько устойчивы наши свойства: евреи сумели восстановить свое государство через две тысячи лет. Никогда никому это не удавалось. За всю историю государства и цивилизации развивались и низвергались, падали навсегда, исчезали. Но пример образования Израиля уникален: еврейское государство возродилось через невероятные перемены разных эпох. Никто этого не мог, а евреи смогли. И это самое лучшее и самое яркое доказательство особых еврейских черт и качеств. Поэтому не считай себя ненормальным, а гордись, что ты решаешься уехать. Пусть не в Израиль, пусть в Америку. Но главное, ты принял правильное решение уехать из России.

Соня то выходила на кухню, то входила обратно, то укладывала спать дочку. Она слышала лишь часть беседы, ей было интересно, но и тяжело понимать обрывки разговора. После обеда она попрощалась с Ефимом и ушла спать. Рупик выждал, когда она ушла, долго молчал, вздыхал, говорил «ой-ой» и смотрел на друга, потом решился:

— Фима, я хочу сказать тебе кое-что очень важное для меня. Ты говорил о религии коммунистического долга, а я хочу сказать о религии, о настоящей… — Он помолчал и сказал тихо: — Я верю, в Творца.

Ефим насторожился при этих словах, а Рупик продолжал:

— Да, я поверил в Творца. По твоему совету я когда-то прочитал Библию и задумался над сказанием о праведном старике Ное. Он спасся от потопа, потому что услышал голос Бога. Из этой истории я понял, что праведному человеку дано услышать голос Бога. И тогда вдруг меня осенило, я понял, что я тоже услышал голос Бога. Заговор партийцев против меня и был Его голосом, Он подсказывал мне, чтобы я спасался от современного потопа в волнах коммунизма, чтобы я уехал из России. И чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что Творец есть. Раньше я думал, что интеллигентный и образованный человек не может быть религиозным. Теперь я считаю, что интеллигентный и образованный человек не может не быть религиозным. Что ты об этом думаешь?

Ефим смотрел на него, взвешивал, что сказать:

— Это очень личное дело, еще более личное, чем желание уехать в Израиль или в Америку. Помнишь, мы с тобой как-то раз обсуждали вопросы религиозности? Это было в Петрозаводске, когда ты узнал, что твоя безногая пациентка, польская девушка Женя, верующая католичка. Ты тогда удивлялся ее религиозности.

— Я помню, меня поразило, что эта изуродованная жизнью молодая женщина оставалась глубоко верующей. Безногая калека, она верила в Бога и молилась. Тогда я не мог ее понять и вообще не мог понять, как современный интеллигентный человек может верить в существование Бога-творца. Теперь я думаю по-другому — я сам в это поверил. Тебе не кажется это странным?