Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах (Ako Roshi)

Когда конвой приблизился к храму Сэнгаку–дзи, оттуда уже слышалось ржание коней. На площади перед храмом в суровом строю расположился отряд из двухсот человек, посланный с той же целью князем Мидзуно, хозяином замка Окадзаки. Конвой Мидзуно прибыл чуть раньше, и теперь дожидался выдачи своей партии арестантов. Площадь была не слишком велика, так что запоздавшим трем сотням солдат Мацудайры некуда было деваться, и они так и остались стоять поодаль колонной, перекрыв улицу. В обоих отрядах предполагали, что клан Уэсуги может пойти на вооруженное нападение, отчего атмосфера на площади царила зловещая. От клана Мацудайра на переговоры к людям Мидзуно был отправлен самурай по имени Киётаю Хага, и те согласились освободить половину площади. Триста человек конвоя Мацудайры, окружив паланкины, кое–как наконец втиснулись на пространство перед храмом, заполнив его до предела. А ведь еще должны были подойти конвои, посланные князьями Хосокавой и Мори, причем оба эти клана были побольше, чем те два, что уже прислали свои отряды. Стало быть, следовало ожидать, что от каждого тоже будут выделены конвои побольше, чем по двести–триста человек. Самураи толковали между собой, что вновь прибывших разместить будет негде. Солнце понемногу клонилось к закату, день угасал. После полудня небо снова начало хмуриться, и, казалось, стемнело очень рано. В обоих отрядах позаботились о том, чтобы прихватить с собой из усадеб фонари и, хотя было еще довольно светло, все принялись дружно зажигать фитили.

Снег, еще лежавший на крышах, заискрился в отблесках огней.

— Могут ведь и вечером, и ночью нагрянуть, — тревожно переговаривались между собой солдаты, ожидая нападения сил Уэсуги.

Может быть, оттого, что все пребывали в таком напряжении, никто особо не мерз. Тем временем стал накрапывать холодный дождь.

«Поздно уже… Что же это? Отрядов Хосокава и Мори все нет и нет! — удивлялись самураи.

Дождь полил сильнее. Нахлестывая коня, подскакал верховой. Он сообщил об изменении диспозиции: передача арестованных состоится на подворье начальника Охранного ведомства Сэнгоку, так что всем конвоям приказано немедля направиться туда. Оба отряда безропотно подчинились и мужественно двинулись в указанном направлении. Они маршировали в сумраке по раскисшей дороге под проливным дождем, а когда добрались до усадьбы омэцукэ Сэнгоку, то застали перед воротами отряд ни много ни мало в восемьсот семьдесят пять человек, высланный князем Хосокавой. Самураи стояли рядами, высоко подняв на шестах фонари. Снова не обошлось без сумятицы.

Всю операцию с передачей арестованных организовал начальник Охранного ведомства Сэнгоку, которому вручили свою челобитную с повинной Ёсида и Томиномори, с помощью двух офицеров–мэцукэ, Гэнгоэмона Судзуки и Кодзаэмона Мидзуно. Им помогали младшие офицеры окати–мэцукэ и рядовые стражники числом десять человек. Сам Сэнгоку уже удалился, сдав командование Гэнгоэмону и Кодзаэмону. Оба хорошо понимали, что их сегодняшнее задание — дело чрезвычайной важности. Предполагали они и возможность нападения карательного отряда Уэсуги. Собрав всех окати–мэцукэ и рядовых стражников, они приказали быть начеку и не зевать. В случае, если бы вдруг нагрянули силы Уэсуги, следует сначала постараться убедить их добром, ну а уж если не послушают, ничего не поделаешь… Хоть бы даже численный перевес был на стороне противника, надо осознать, что биться придется не на живот, а на смерть, дабы не посрамить его высочество сёгуна, давшего сие задание. Напряжение нарастало. Наконец все было готово к выступлению.

Тут вдруг прибыло новое распоряжение от сёгуна: перевести ронинов на сей раз в усадьбу начальника Охранного ведомства и уже там распределить между четырьмя кланами. В храм Сэнгаку–дзи был послан окати–мэцукэ с приказанием всем отправляться к подворью Сэнгоку.

Гэнгоэмону и Кодзаэмону ничего иного не оставалось, как подчиниться приказу, хотя для них это было неприятной неожиданностью. Ведь если бы при транспортировке ронинов на подворье Сэнгоку действительно нагрянули самураи Уэсуги, разбираться с ними пришлось бы исключительно своими силами. Дело было опасное. «Что они еще там надумали?» — переглянулись офицеры.

Им представлялось, что последнее распоряжение просто ломает всю осмысленную схему действий, которой они до сих пор придерживались. Тем не менее всем чинам стражи было сообщено о распоряжении властей, и трое окати–мэцукэ — Яитиэмон Исикава, Симпатиро Итино, Кохатиро Мацунага — были командированы в Сэнгаку–дзи. Сами же Гэнгоэмон и Кодзаэмон в паланкинах направились к усадьбе Сэнгоку.

Час был уже поздний. Когда они вышли на веранду в ожидании паланкинов, небо было затянуто черными тучами, которые, казалось, вот–вот разразятся ливнем. Полный забот и тревог день завершался дождливым вечером.

— Еще немного, и настанет ночь, — переговаривались Гэнгоэмон и Кодзаэмон.

Речь, конечно, шла о том, что в столь неподходящее время придется переводить ронинов из Сэнгаку–дзи в усадьбу Сэнгоку.

Гэнгоэмон мрачно улыбнулся:

— Не знаю уж, отчего его высочество в своих решениях так переменчив — прямо как нынешняя погодка…

Оба в какой–то момент вдруг почувствовали, что проникаются к ронинам симпатией и готовы их поддержать. Кодзаэмону вспомнилось наставление о том, что самураям «в трудный час свойственно сочувствовать и помогать друг другу», и он долго обдумывал смысл этих слов. Гэнгоэмон ломал голову над вопросом, по какой причине сёгун приказал транспортировать ронинов ночью почти без конвоя. Уж не по наущению ли верховных чинов, которые опасаются осложнений, не хотят привлекать внимание толпы? Но если так, то тут замешана злая воля… Тревога его все росла.

По крыше паланкина забарабанил дождь.

Храм Сэнгаку–дзи тоже был скрыт темной завесой дождя. Однако толпа зевак не собиралась расходиться. Их любопытствующие взоры сверкали отовсюду — из–под ветвей деревьев и из–под навесов крыш окрестных чайных, где они теснились, как воробьи на жердочке. Помимо обычного любопытства в связи с интересным зрелищем, всех занимала одна мысль: что же все–таки будет дальше с ронинами?

Во дворе храма раздавался только шум ливня. С развесистых ветвей декоративных сосен со стуком падали тяжелые капли. Лишь изредка деловито пробегали монахи–насельники. Было несколько странно сознавать, что ронины, которых сегодня столько тормошили, посылая от имени властей то туда, то сюда, могут все еще находиться в храме. Между тем они мирно вкушали поздний обед в гостевом зале. Охватившее их было поначалу легкое волнение улеглось. Молодые особенно остро чувствовали, как этот шум ливня, сопровождающий их разговоры, наполняет сердце грустью. Их отнюдь не прельщало сидеть привалившись к стенке и клевать носом, как престарелый Яхэй Хорибэ, который осуществил свои заветные чаяния и теперь хотел одного — дать усталому телу роздых.

Все ждали и надеялись, что клан Уэсуги все же вышлет за ними карательный отряд. Когда монах прибежал днем сообщить, что силы Уэсуги подходят к храму, он просто ошибся — принял за противника конвой, присланный князем Мидзуно, так что все вылилось в забавное недоразумение. До сих пор еще многие над этим происшествием посмеивались. Кадзуэмон Фува, попросив у монахов точильный камень, устроился в прихожей на земляном полу и принялся точить свой меч, сводя многочисленные зазубрины на клинке, образовавшиеся прошлой ночью. Бонза принес ему фонарь и поставил рядом.

— Все еще только начинается! — приговаривал Кадзуэмон, с шелестом и скрежетом без устали водя лезвием по камню.

От входа ветром заносило брызги, которые того и гляди могли захлестнуть фонарь. Кадзуэмон встал, закрыл дверь поплотнее и, сев на приступку, снова задумчиво принялся точить и шлифовать клинок. Закончив, он поднес лезвие вплотную к фонарю, внимательно посмотрел на свет и слегка ухмыльнулся.

По коридору торопливо пробежал монах, выкрикивая на ходу:

— Посланцы из замка! Посланцы из замка! Кадзуэмон слегка приоткрыл дверь, всмотрелся во двор, полускрытый под пеленой дождя. Видно было, как открыли ворота и во двор проследовало несколько паланкинов. Дождь лил как из ведра. Огорчившись, что карательный отряд Уэсуги так и не появился, Кадзуэмон вернулся на свое место.