Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»

Можно понять любовь к русскому народу, но нельзя понять ненависть к другим народам. „Идея национальностей чисто племенных... есть идея... ничего не созидающая”. Нельзя оправдать попытки возложить вину за все беды русского народа на другие народы. Исповедующие воинствующее антизападничество, не желающие примириться с тем, что „русская цивилизация — есть цивилизация европейская”, судя по всему, уже сейчас находят широкую поддержку у номенклатуры, в армии, милиции и у огромной армии бюрократов, которые, как говорит Коротич, „в общем-то аполитичны и будут служить каждому, кто сохранит за ними их привилегии”. Это направление представляет наибольшую опасность для сторонников реформ, т. к. выражает понятную и известную народу традицию сильной власти, в то время как реформаторская демократическая традиция глубоких, а может, и вообще никаких корней в народном сознании не имеет.

Представители этого направления не брезгают и таким оружием, как антисемитизм, забывая о том, что оружие это подобно бумерангу бьет и по тем, кто прибегает к нему. То, что ныне можно прочитать на страницах таких журналов, как „Наш современник” или „Молодая гвардия, во многом повторяет как западных, так и неудалых фюреров зарубежных русских фашистов в 30-е—40-е годы Козмина, Родзаевского, Вонсяцкого, и может служить идеологическим обоснованием современного, на сей раз российского фашизма. Выступившие с антисемитскими заявлениями на пленуме правления российских писателей в ноябре 1989-го не только отвлекают русских от истинных виновников бед, нагнетают страсти, ведущие к погромам, после которых погромы прошлого покажутся детской забавой, но и навлекают на свой народ новые несчастья. Погромы только начинаются с евреев. Заканчиваются они теми, кто их проводил. Когда не остается евреев, находят других, кому полагается занять их место. Персонаж одной из сказок Киплинга, убив всех змей, принимается за тех, кто похож на змей. И кто знает, скольким организаторам погромов и их исполнителям потом придется доказывать, что они на змей не похожи?

Есть среди, так называемого, русситского направления и течение, считающее, что России следует отказаться от имперских притязаний. Осуществление этого помогло бы русским избавиться от чувства имперского достоинства и заменить его личным достоинством.

— Дайте пройти людям, — отстраняя советских граждан и пропуская иностранцев, кричал охранявший вход в интуристовскую гостиницу московский милиционер.

Живущим при советском режиме предстоит осознать себя людьми, научиться строить отношения друг с другом на основе дружелюбия и благожелательности, перестать видеть в себе маленьких диктаторов, создающих благоприятную почву для появления ,диктаторов больших”, перестать куражиться друг над другом, в бесчисленных вариантах повторяя и „моему ндраву не препятствуй” купцов Островского и крушащего с таким трудом добытое имущество работягу в фильме „Маленькая Вера „Кто мирится со своими собственными физическими страданиями, мало обращает внимания и на страдания других”, к такому выводу приходят английские авторы исследования о психологии русского народа.

Предстоит излечиться от ставшего привычным ,двойного мышления”, когда думали одно, а говорили другое, излечиться от неверия ни во что, от неверия истине, даже когда она была очевидной, от желания верить успокоительной лжи, лишь бы не верить спасительной правде, требующей не только веры, но и действий, отказаться от привычки искать забвения вне жизни и попытаться устроить жизнь, вернуть таким словам, как „доброта”, „сострадание”, „забота о ближнем ’, ,дюбовь”, „верность”, „честность”, „порядочность”, „дружба”, „вера”, их изначальное, выработанное предшествующими поколениями значение, понять, что они так же нужны всем живущим сегодня, как нужны были вчера, как нужны будут и завтра.

В двадцатые годы, которые горбачевские неоленинцы пытаются представить в романтическом ореоле, указывая на них, как на то прошлое, которое следует имитировать в настоящем и к которому следует стремиться в будущем, в эту благословенную эру, когда закладывались основы все еще действующей в советском обществе морали, старый большевик Лепешинский констатировал, что „родительского авторитета нет, авторитета религии нет, традиций нет, старая мораль умерла, а новая не народилась”. С тех пор новая мораль народилась, но это была ленинская мораль, суть которой в популярном в двадцатые годы романе излагалась так: „Что революции полезно, то нравственно, что ей вредно, то безнравственно и нетерпимо”. Теперь от всего этого бреда надо отказываться. Инициативного, свободного человека на основе морали, воспевающей благостность” принесенного революцией железного ярма, как единственного пути к освобождению”, не воспитаешь. Это одно из неразрешимых противоречий советского режима. С одной стороны в XXI век не вступишь с пассивным, безынициативным стадом, с другой стороны, режим никак не может перестать видеть в людях всего лишь объект политики, а не субъектов, активно влияющих на жизнь страны. Необходимость такой перемены надо понять как правителям, так и управляемым. Как пишет современный питерский публицист, „сейчас самым актуальным следует признать не свободу частного предпринимательства, не расширение гласности и даже не права человека, а официальное признание марксизма-ленинизма ложью”. Должно произойти прежде всего моральное обновление, моральная перестройка. Без этого и экономическая, и политическая перестройки обречены на неудачу.

Осуществима ли моральная перестройка или же советскому режиму за семьдесят лет удалось произвести необратимые изменения в психологии людей, и теперь потребуются десятилетия для восстановления нормального мышления, нормальных реакций на окружающий мир? Коммунизм, казалось, неотвратимо шел к победе. Оставалось так немного — накормить воспитанного коммунистами „нового советского человека”, почти не думающего о такой „мелочи”, как свобода, и занятого, в основном, таким „важным делом”, как наполнение желудка. Но неразрешимый парадокс коммунизма как раз и состоит в том, что он не способен наполнить желудок, из-за того что лишает людей этой самой „малости” — свободы. Несвободные люди неспособны прокормить даже себя, не говоря о том, чтобы обеспечить изобилие. Нематериальная неуловимая, полузабытая, как воспоминания утраченного детства, идея оказьюается решающей силой в создании материального мира благоденствия. В ответе на вопрос, почему это происходит, марксизм-ленинизм с его убежденностью в знании того, какими путями пойдет история, немеет в молчании.

Для марксистов история стран, следующих предписываемым „учением” рецептам, распадается на мета- и субисторию. Метаистория создает и прокручивает многосерийный кинофильм, где каждая серия „лучше и веселее”, как говорил в период массовых посадок о жизни в Советском Союзе Сталин. Все было бы прекрасно, если бы не происки врагов, действующих в темном подполье и творящих субисторию, грозящую разрушить счастливую и лучезарную метаисторию. „Открытый перелом, возникающий между идеей и реальностью, разрывает псевдоисторический бинт, которым пытались рану прикрыть. Собственно история исчезает между мета- и субисторией”, — пишет А. Безансон.

Но непослушная история ведет себя подобно реке, постоянно размывающей берега, сносящей плотины, меняющей русло. Из гущи толпы, из мрака неизвестности она вдруг выталкивает на свои подмостки личности, о существовании которых никто не подозревал, и более того, о том, что они выйдут на эти подмостки, что события дадут им возможность на них выйти, они сами не имели ни малейшего понятия еще за несколько мгновений до того. Они сами не знали, что станут историческими личностями, влияющими на ход событий. Как не знал, перелезая через забор бастующей гданьской судоверфи электромонтер Валенса, что тем самым он навечно входит в историю. Один из главных уроков гласности, когда пресса столько пишет о преступлениях Сталина и столько надежд возлагает на Горбачева — это признание того, что личность играет огромную роль в формировании событий, особенно личность, приведенная к власти КГБ и за которой стоит КГБ. Как же предусмотреть, как разовьются события в будущем, если не известны исполнители главных ролей? Пока большинство в Советском Союзе считает, что альтернативы Горбачеву нет , и в этом его политическая сила. И все же, если большая часть подвизавшихся на политической арене в последние годы по-прежнему выходцы из партийных рядов, то уже на подступах выросшие за пределами дискредитировавшей себя партии, и кто знает, кого выдвинут на авансцену события завтрашнего дня. Быть может, среди них окажутся те, кто сумеет осуществить то, чего давно ждет страна и чего не осуществил Горбачев?