Ночной гонец

Кучка крестьян медленно бредет от деревни к поместью. Они не отстояли своих вольностей, когда пришло время, а теперь ждут помощи, откуда бы она ни пришла. В годы лихолетья косили по деревням священный огонь. Может, где-нибудь зажгут его и теперь? Может, его уже носят по деревням?

Они идут по свободной миле дорогой рабов. Стучат деревянные башмаки, идут подневольные мужики.

Множество всякого люда ехало в эти дни по дорогам, ведущим в столицу королевства. Разодетые, ехали с шумом и грохотом, с пышной свитой родовитые дворяне из замков и поместий. Ехали молчаливые люди в черных рясах из пасторских усадеб, ехали купцы и ремесленники из торговых городов. Все они должны были встретиться в столице королевства. Ехали все сословия, направляясь по всем дорогам в Стокгольм, где повелением ее величества королевы в день Ивана Купалы, в лето тысяча шестьсот пятидесятое созывался сословный собор.

Среди путников были также и выборные от крестьян в серых армяках. Их дорожные коробы были наполнены караваями, туесками с маслом, ломтями солонины, бочонками с селедкой, кругами сыра. Припасов должно им хватить на все время, что будет длиться собор. Это хмурые, молчаливые люди. Но, повстречав на дороге дворян, они становятся еще мрачнее. Нелегка дорожная поклажа, но тяжелее всех она выборным из Смоланда, Грозное напутствие получили они от своих земляков: если выборные не привезут весть о том, что у дворян отобрали крестьянские наделы, то пусть лучше и носа не кажут в родные места! Упаси боже того, кто привезет иную весть! И потому выборные из Смоланда еще угрюмее и мрачнее видом, нежели другие их собратья из крестьянского сословия.

Первый сановник королевский, великий риксканцлер [24], сказал как-то о крестьянах: «Они мне все равно что братья», Может, припомнить ему эти слова на сословном соборе? Но королева сказала, что для нее «лучший крестьянин тот, у кого семь узлов на вожже да семь дыр на шапке».

Выборные из Смоланда везут королеве Черстин гостинец в дорожных коробах: мякинный хлеб, замешенный на соломе, почках и пырее. Раскроют они свои коробы перед ее величеством и станут ждать от нее помощи.

Но нынешним летом пущен по деревням Вэренда штафет [25]. Откуда начался его путь, про то никому не ведомо. Видно, послали его крестьяне какой-нибудь деревни, воротившись однажды вечером с барщины на господском поле. Тяжким, как никогда, показался им путь из поместья в деревню, и захотели они воли. И сговорились они послать штафет своим собратьям, что разделяют их участь. Вырезали на нем все положенные меты и кровью своей поставили на нем родовые знаки; каждый крестьянин поймет, что они означают, и не откажется передать штафет дальше. Доска, обожженная с одного конца и окровавленная с другого, — это призыв, посланный собратьям в беде. И, так же как когда-то несли священные смоляные факелы, несут они теперь штафет.

По деревням Вэренда пущен штафет; день и ночь скачет по дорогам гонец со штафетом. Он скачет по деревням Вэренда, как скакали бесчисленные гонцы до него; он держит путь по солнцу, он скачет с востока на запад, от деревни к деревне, от прихода к приходу, от уезда к уезду.

Подобно священному огню, штафет день и ночь в пути. Штафет послан! Штафет идет! Принимай штафет! Скачи! Скачи! Нынче же в ночь!

В троицын день прибывает штафет в Усабю, имение Ульфсаксов, и в тот же день он поспевает в Хусебю, имение Юлленйельмов. А затем берегом Салена его везут в Энгахольд и Спонингсланду, откуда новые добровольные гонцы скачут с ним в Бергквару. Штафет нельзя задерживать — всякий, кто берет его в руки, должен не мешкая передать его дальше.

Ясен кровавый знак на доске: кто задержит штафет у себя, тот предатель, и расправляться с ним должно как с предателем. Затем штафет прибывает в Бергквару, где многие деревни находятся под властью дворянского рода Спарре, а отсюда его пересылают через Ойабю в Крунуберг, огромное королевское имение с сотнями податных хозяйств; и здесь многочисленная толпа крестьян принимает весть.

День и ночь скачет гонец с тайным штафетом; штафет переходит из рук в руки, он призывает людей в серых армяках, что собираются на заре в господском поместье: «Отказывайтесь от барщины! Громите помещичьи усадьбы! Расправимся с помещиками! Добудем себе волю!» Большинство крестьян штафет поднимает на борьбу, и они радостно распрямляют спины; но иных штафет страшит, и они застывают, боясь обжечь пальцы об это опасное пламя. Но и те, и другие повинуются наказу и передают его дальше, ибо штафет имеет власть даже над малодушными. Алый родовой знак, кровь собратьев, заставляет их повиноваться призыву: «Штафет послан! Штафет идет! Принимай штафет! Скачи! Скачи! Нынче же в ночь!»

Всего за несколько дней священное пламя пронеслось через весь Вэренд, оставляя повсюду на своем пути тлеющие огоньки. Тайный огонь бежит по земле, ширится, точно низовой пожар. И все эти огоньки должны соединиться и запылать одним огромным костром, пламя которого озарит всю страну, до самого Стокгольма, где созван сословный собор. Штафет пересечет кальмарскую границу и дойдет до крестьян в Мере. Крестьяне Вэренда и Мере всегда обменивались штафетами, когда объявляли ратный сбор. Сперва штафет будет послан на юг, в уезд Сёдермёре — владения графа Акселя [26]. Здесь крестьяне подвластны самому знатному и могущественному из дворян; весть близится к крестьянам, что пашут и сеют на его сиятельство, графа Акселя. Тысяча сто податных хозяйств принадлежит ему.

От усадьбы к усадьбе, от прихода к приходу, от уезда к уезду передается в эти дни призыв к свободе. Его нельзя задержать, его нельзя остановить, он должен быть в пути день и ночь. Штафет приняли крестьяне Юлленйельмов, он дошел до крестьян помещика Спарре, и теперь его везут дальше, в Сёдермёре, к крестьянам графа Оксеншерны. Его везут посолонь, с востока на запад, через Альбу, Чиневальд и Норрвидинге; всё новые и новые гонцы, конные и пешие, принимают его.

Штафет попадает в богатое поместье Хувманторп, что находится в Конге и принадлежит семейству Шюте, а оттуда — в имение Юлленспарре Ингельстад, где давно уже начались беспорядки и того и гляди вспыхнет бунт. Призывный клич достигает Скугснеса в Линнерюде, Гримснеса и Крокешё в Юдере. Тут уж рукой подать до Упвидинге, откуда штафет повезут через кальмарскую границу в Виссефьерду, округ графов Оксеншерна. Скоро и крестьяне графа Акселя услышат призыв. Штафет идет! Коннику не остается пути и на полдня.

Крестьянин из поместья Крокешё в Юдере принимает однажды вечером штафет и в тот же час скачет в Альгутсбуду. Он видел знак, и он торопится. Но его предостерегли, и он поглубже спрятал штафет под одеждой.

И вот поздним вечером в Брендеболь прискакал всадник на тощей мужицкой лошади. Он спешился без шума, он не из тех, кто может показываться всем на глаза. Он привязал свою заморенную клячу к придорожному дереву и спросил деревенского старосту.

И случилось так, что в дом старосты явился крестьянин, которого он не знал. Старосте он показался маленьким, невзрачным, смирным человеком. Он, видно, искал приюта на ночь. По у этого невзрачного человека было до старосты дело, о котором он не стал говорить громко. Лишь оставшись с Йоном Стонге с глазу на глаз, он открыл, для чего явился в Брендеболь. Крестьянин вытащил из-под армяка доску длиною в локоть и протянул ее Йону Стонге:

— Штафет послан! Штафет идет! Скачи! Скачи! Нынче же в ночь!

Староста взял доску в руки. Так вот для чего явился в его дом незнакомец. Это, должно быть, штафет уездного судьи, который созывает на тинг. Его надо передать дальше, присяжному здешнего прихода, Уле из Кальваму. Так подумал было староста, беря в руки доску. Но, услышав, что гонец — крестьянин из поместья Крокешё в Конге, он понял, что этот человек не может сзывать на тинг в Упвидинге. Не королевский это и не казенный штафет. Но кто же тогда послал его? И почему его приходится передавать с глазу на глаз? Староста пригляделся к штафету повнимательнее. Он похож на все другие штафеты, которых Йон Стонге немало видел и передавал на своем веку, хотя то были большей частью восьмиугольные жезлы, а это простая доска. Но он чувствовал, что с этим штафетом не все ладно. И стал осматривать его, ища знаки и меты. Один конец доски был обуглен, так что староста запачкал об него пальцы. Вот он, знак, который искал староста, — знак священного огня, знак смоляного факела. Тут было все, как положено. Но с другого конца доска была окровавлена. Это был знак, сделанный кровью тех, кто послал штафет. Он грозил смертью предателю, который осмелится задержать штафет. Кровь была на доске, и староста понял, какую страшную весть несет штафет. Он увидел знак, вырезанный на доске. Теперь он знал все.