Немцы

– Идите сюда, здесь много! – крикнула она, высоко забравшись почти по отвесному камню. – Здесь целое поле!

Звонов полез за ней. А Лаптев сел возле Татьяны Герасимовны на ствол большого, поваленного грозой дерева. Девочка стояла в коленях у матери и молча, серьезно смотрела на Лаптева.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Нюрочка, – тихо сказала девочка. – А ты дядя Петя-лейтенант.

Нюрочка лицом совсем не напоминала мать, та была темноволосая, круглолицая, кареглазая, а девочка – беленькая, личико все в светлом пушке, как у цыпленка, шея тоненькая и волосенки жиденькие, стриженые. Мальчик, наоборот, сильно походил на мать. Он стоял внизу, у тарантаса, привязывая лошадь к сену, и лицо его Лаптев видел вполоборота, но ему резко бросились в глаза упрямый округлый лоб, как у матери, чуть вздернутый нос и крепкая шея. Волосы тоже были темны и крупны, как у Татьяны Герасимовны. Девочка скоро освоилась, стала играть и бегать с Лаптевым, а мальчик держался застенчиво, в стороне, и почти не отходил от лошади.

Тамара и Звонов забирались все выше и выше. У нее уже был набран большой букет подснежников, и у Саши – полная пилотка. Они смеялись, то и дело совали друг другу в нос подснежники, а сами все лезли дальше – к самой вершине Чертовой Шапки.

– Эй вы, не балуйте там! – крикнула Татьяна Герасимовна, услышав, как из-под их ног осыпаются камешки.

На вершине горы построена была дозорная вышка, полуразрушенная теперь ветрами и ливнями. Шаткая лестница вела наверх. Тамара поманила Звонова, и тот не раздумывая полез за ней.

– Петр Матвеевич! – донеслось до Лаптева издалека сверху. – Идите к нам!

Лаптев оглянулся: две маленькие фигурки виднелись над лесом. Ветер играл ярким платком на голове девушки.

– Не вздумай и ты лезть, – строго сказала ему Татьяна Герасимовна. – Вышка вся ветхая. Оступишься, кругом камни.

Но он не устоял перед искушением. Вся красота Чисовского открылась перед ним с этой лесной вышки. Чис лентой вился между крутых берегов, сложенных из камней самых разных оттенков. Справа они были голубыми, почти синими, слева – розовели, как закапанные ягодным соком. А кругом темнели леса, закрывая весь горизонт. Прииск казался отсюда маленьким селением. Драга «Алая» плавала темной гагарой между желтыми речными отвалами.

– Слезайте вы! – кричали снизу Татьяна Герасимовна и Хромов.

Лаптев оступился и чуть не упал. Тревожно екнуло сердце – внизу торчали острые камни. Тамара схватила его за ремень, рассыпав при этом все подснежники. Оба засмеялись.

Внизу Хромов уже расстелил на траве газету, расставил вино и закуску. Нюрочка сидела рядом и жевала пирожок.

– Выпьем за Первое мая и за скорую нашу победу, – сказала Татьяна Герасимовна, когда все уселись. – Пей и ты, Томка, здесь бабушки нет. А ты куда? – закричала она на дочь, которая тоже потянулась за стопочкой. – А тебе, Аркашка, можно – ты у меня мужик!

Хромов пил чайным стаканом, это была его обычная порция.

– Бензином отдает, – сказал он, чуть поморщившись. – Нет, это не водка. Вот венгерская и румынская ракия – это вещь. Мы ее там целыми бочками глушили. Зайдем в погребок – и на шарап! Можно сказать, попили в свое удовольствие.

– На што нам твои раки? – отозвалась Татьяна Герасимовна. – Нам и эта хороша, было б побольше!

– Против «Московской особой» и раки тоже не годятся, – решив показать свою осведомленность, заметил Звонов.

А комбат, несмотря на то что захаял водку, налил себе еще стакан.

– Была не была! – он опрокинул стакан в рот.

– Здорово пьешь, товарищ старший лейтенант, – прищурившись, сказала Татьяна Герасимовна.

– Я все здорово делаю, – подмигнул ей Хромов. – Пью здорово, ем здорово… фашистов бил здорово, теперь вот на немцев жму тоже как надо! Такой уж у меня характер. Зато, гляди, замполит мой по чайной ложке тянет. Он во всем у нас такой тягучий…

– Тягучий, да не противный, – отозвалась Татьяна Герасимовна, подвигаясь к Лаптеву. – Выпей, ягодка, Петр Матвеевич! Что он задается!

– Пусть себе… – улыбнулся Лаптев.

Комбат заметно хмелел. Наливая очередной стакан, сказал срывающимся голосом:

– Вы мне не рассказывайте… Я своими руками немцев душил, а фрау ихних имел, сколько душе угодно…

– Тише ты, к чему это при женщинах? – строго остановил его Лаптев. – Если пьян, пойди ляг на телегу.

– Зачем вы его только взяли? – шепнула Саше расстроенная Тамара.

– А кто его брал? Сам привязался, – так же тихо ответил он.

Комбат встряхнул головой, словно пытаясь сбросить хмель.

– Пьян? Не-е-е, ошибаешься, политрук, я не пьян… Мы с тобой прямо противоположно понимаем… Ты за немцев, а я – против… Вот и всё.

– Кончай этот разговор! – еще строже приказал Лаптев.

– Не кончу! – Хромов встал и зашатался. – Я командовал ротой разведчиков! Можешь ты это понять? Сам языков брал. Эх ты, штабная крыса! Я сам офицеров допрашивал. Молчит – в рот ему керосину и поджечь! Паффф! – Хромов захохотал.

Нюрочка заплакала и прижалась к матери.

– Скот же ты, товарищ Хромов! – возмутилась Татьяна Герасимовна. – Чем ты куражишься? Над пленным изгаляться не хитро. С солдат, говорят, за это взыскивают, а ведь ты командир! Стыд, товарищ комбат!

Хромов как будто отрезвел. Он лег на землю и подпер голову руками.

– Аркашка, – приказала Татьяна Герасимовна, – отвези его домой. Мы пешком придем, – и, повернувшись к Хромову, добавила: – Испортил ты нам праздник, товарищ комбат.

Аркашка увез Хромова. Лаптев был смущен и не знал, что сказать. Тамара сидела бледная и задумчивая. Звонов озадаченно теребил пилотку.

– Пес с ним! – наконец весело сказала Татьяна Герасимовна. – Что ж нам из-за него веселья лишиться? Давайте разопьем, что от комбата осталось!

Она налила и выпила первой.

– Вы моя хорошая! – шепнул ей Лаптев. – Я просто в вас влюбился.

– В старуху-то? – шутливо отозвалась Татьяна Герасимовна. – Скоро с клюшкой буду ходить.

О Хромове скоро забыли. Пели хором фронтовые песни, Тамара с Сашей, хоть и без музыки, танцевали, при этом Звонов расхрабрился и все норовил чмокнуть ее в щеку. Подобрали рассыпанные подснежники и отправились домой пешком, шлепая по грязи.

Лаптев донес на руках Нюрочку, уцепившуюся ему за погоны, до самого дома Татьяны Герасимовны.

Бабка, встретившая их на крыльце, долго после того, как Лаптев ушел, расспрашивала Татьяну:

– Неженатый, что ль?

– Говорит, холостой…

– Вот бы тебе, Танька!

– Скажете тоже, мама! – смутилась Татьяна Герасимовна. – Нужна ему старуха такая! Он небось на Тамарку заглядывается.

10

Третьего мая рано с утра Лаптев заступил на дежурство. Обойдя лагерь и проверив выход на работу, он сел в комендатуре, положил перед собой большой русско-немецкий словарь и, вооружившись карандашом, начал заниматься. Но заниматься ему пришлось недолго. Раздался прерывистый телефонный звонок. Лаптев взял трубку.

Заглушаемый шуршанием далекий голос тревожно кричал:

– Дежурный по батальону? Совхоз говорит… Немцы у нас пропали. Двое… Никак не найдем, приезжайте сами. Сами, говорю, приезжайте…

Лаптев швырнул трубку. Быстро спрятав книгу, приказал начальнику караула собрать всех офицеров, а сам принялся крутить ручку телефона, чтобы вызвать с квартиры Хромова.

Комбат еще спал, когда его разбудил телефонный звонок. Выслушав Лаптева, Хромов крепко выругался, вскочил с постели, оделся и в свою очередь начал крутить ручку телефона.

– Конный двор! – зычно кричал он в трубку. – Лошадей мне надо! Понимаете, лошадей штук пять, и желательно с седлами. Немцев ловить. Немедленно высылайте!

Встревоженный голос отвечал, что лошадей свободных только три, да и то одна раскована.

– Подковать! – кричал Хромов. – Вы с меня голову снимаете!

Через полчаса к лагерю пригнали четырех лошадей. Только две из них были под седлами.

– По коням! – скомандовал Хромов, с которого все еще не слетел праздничный хмель. – Оружие со всеми?