Зелимхан

оскорбление.

— Вот с этим я согласен, — повернулся к нему

старшина. Говда хотел мести, но чтобы она осущест-

вилась силами рода, желательно, без участия его

самого и его сыновей.

Так, по сути, и не договорившись ни о чем, старики

встали, чтобы расходиться, как вдруг отворилась дверь

и на пороге появилась мать Успы. Она была бледна,

губы ее дрожали.

— Зезаг ушла из дому, — с трудом произнесла

она, — уже вторые сутки я не могу найти ее след.

Вечернее солнце скрылось за гребни гор, и лес, уже

одетый в зеленый весенний наряд, начинал

растворяться в сиреневых сумерках, когда на тропе,

спускающейся с крутой горы к аулу Харачой, показался

всадник. Левой рукой он вел на поводу запасного

оседланного коня. Это возвращался в родной дом Зелимхан.

Солтамурада он отправил в Махкеты с поручением

разузнать, собирается ли Говда добровольно вернуть

Зезаг.

Из-за облаков выглянула луна. Вдали в

сизо-голубой дымке показалась величественная вершина

Харачой-Лама. Зелимхан придержал коня.

— Край мой родной, — произнес он с бесконечной

нежностью, будто впервые увидел эту гору, и

медленно, словно боясь ранить цветы, густо росшие под

ногами, сошел с коня. «Хорошо, что аллах наделил этой

красотой, этим чистым воздухом всех... Всех — и

бедных, и богатых, — размышлял харачоевец. — Но нет —

не всех!.. Кто-то ходит здесь и дышит свободно, а я

должен пробираться тайком, под покровом темноты».

Он нагнулся, сорвал кислый лист щавеля и с

удовольствием пожевал его.

Сколько радостей таит для человека жизнь!

Зелимхан всегда был открыт для каждой, самой малой

радости, но теперь жизнь возложила на него тяжелое

бремя: отомстить тем, кто сгноил в тюрьме двух его

братьев, упрятал туда же его старого отца, а главное —

опозорил его дом, дом честного и гордого Бахо. Обет

абрека требовал от него сейчас огромной собранности

и целеустремленности.

Эта черта — умение, не тратя лишних слов,

добиваться своей цели — была свойственна Зелимхану

с юных лет. Он унаследо!вал ее от своего деда — Бахо,

в свое время выстоявшего в жестокой борьбе с

фанатичными мюридами Шамиля. Дед стремился передать

внуку свою житейскую мудрость, учил его

предсказывать погоду, обрабатывать землю, лечить скот,

открывал ему хитрые тайны охоты и звериного мира. И уж,

конечно, обучал, мальчика неизменным молитвам. А

тот, любознательный от природы, не упускал случая

и схватывал на лету все ценное из бесед с мудрым

наставником. Теперь все это долж-но было пригодиться

молодому абреку.

Коней Зелимхан оставил с лесу, укрыв их в

надежном месте, а сам направился к дому. «Надо спешить,—

думал он. — Не .сегодня, так завтра нужно проникнуть

к Чернову и покончить с ним. Иначе будет поздно,

этот обманщик сбежит. Не случайно же люди

поговаривают, что пристав собирается перевестись из

Ведено».

Когда Зелимхан приблизился -к своему дому, его

поразила мертвая тишина, царившая в нем. Только во

дворе навстречу ему выбежал откуда-то старый пес

и завилял хвостом. Абрек вошел >.в переднюю и, достав

из кармана спички, зажег керосиновую лампу без

стекла. В комнатах не было ни души, все вещи были

разбросаны, словно после пожара. «И куда они девались?

Что тут могло произойти? — тревожно думал

Зелимхан. — Ведь еще два дня назад они никуда не

собирались. Отправились к родственникам?.. Но почему

в доме такой беспорядок?..»

Вдруг за спиной у него скрипнула дверь.

— Да будет добрым твой вечер, Зелимхан, —

раздался показавшийся ему знакомым голос.

Он обернулся. На пороге стоял Одноглазый,

длинный, как шест, засунув большой палец левой руки за

тонкий чеченский поясок. Вор опасливо и в то же время

нагловато глядел на абрека. Как принято у чеченцев,

Багал вошел без стука, да и собака почему-то не

предупредила лаем о появлении чужого.

— А-а, Багал, это ты, проходи, — рассеянно сказал

занятый своими мыслями Зелимхан и предложил гостю

сесть на нары.

— Я пришел узнать, как ты тут поживаешь, —

стыдливо опустив глаза, произнес Одноглазый.

— Слава аллаху, как видишь. Только не пойму, что

тут стряслось, землетрясение, что ли? — И вдруг

Зелимхана пронзила неожиданная догадка. Он вплотную

подошел к Багалу и заглянул ему в глаза: — А ты,

случайно, не знаешь, что здесь произошло? Куда мои

девались?

Одноглазый еще ниже опустил голову и упорно

молчал. Потом, вдруг спохватившись, произнес:

— Не знаю... Но здесь был пристав с солдатами, и...

— Что приставу понадобилось в моем доме? —

перебил его абрек.

— Да вот, говорили... Я не знаю, Зелимхан, — Ба-

гал нервно теребил серебряный язычок своего пояса.

Поняв, что приход Одноглазого связан с налетом

пристава на его дом, Зелимхан схватил его за ворот

старого бешмета.

— Говори сейчас же, где моя семья?

— Не знаю, ничего не знаю, — Багал побледнел,

нижняя губа дергалась. — Наверно, пристав знает.

— Пристав, говоришь? Болван. Одурачили они

тебя своими подачками. За рубль нашим врагам

продался?

Одноглазый испуганно уставился в глаза

Зелимхана. Мелкий воришка в этот момент выглядел серьезным

и даже будто печальным.

В порыве гнева Зелимхан говор.ил, как мудрец.

Вместе с яростью к нему всегда являлось вдохновение.

Но ненадолго. Он вдруг умолк и, отвернувшись от

Одноглазого, присел на нары. Тень его, падавшая от

мерцающего света керосиновой лампы, шевелилась на

стене, как уродливый зверь.

— Да, да, Багал, — говорил Зелимхан

проникновенным голосом, не поднимая глаз, — ведь ты же

бедный человек. Разве не видишь ты их презрения к нам,

не видишь, как они бросают нас в тюрьмы, уничтожают

всевозможны»! средствами?..

Но гость не услышал всего этого. Заметив, что абрек

не глядит в его сторону, Одноглазый тихо вышел и

поспешно зашагал в Ведено, чтобы сообщить своему

тайному начальнику, как встретил Зелимхан похищение

его семьи.

Итак, в ту страшную ночь Зезаг покинула аул Мах-

кеты.

— Пусть мир перевернется, — заявила она своим

родным, — но в дом сына Гавды я никогда больше не

вернусь.

— Что ты говоришь, милая, у нас ведь нет сил

бороться с ними, мы не устоим против них, — умоляли ее,

но она ничего не хотела слышать.

— Я сама постою за себя, хватит, — ответила

Зезаг. А когда ей передали просьбу отца, учитывая его

слабое здоровье .и старость, не нарушать свое первое

замужество, она твердо сказала, что трижды бросится

в огонь, но не вернется к мужу.

Главное, что хотела Зезаг, покидая ненавистный

дом, — это предупредить родственников Солтамурада,

что Успа готовится подло убить его. Но услышав, что

Зелимхан сбежал из тюрьмы и находится на свободе,

а жених не только не в крепости, но действует вместе

с братом, она и вовсе расхрабрилась. Хотя больше

всего на свете Зезаг любила Солтамурада, она хорошо

знала, что в час опасности можно смело положиться

только на Зелимхана.

Солтамурад, посланный Зелимханом в Махкеты,

неожиданно для себя узнал из разговоров, что Зезаг

сбежала из дома Успы. Он тут лее решил вернуться в

Харачой и разыскать ее там.

Высокий каменный дом Хушуллы стоял на крутом

берегу Хулхулау. Из окна этого дома хорошо

просматривалось все село и зеленый полуостров у реки, где

паслись телята и гуси. Окна, выходившие к реке, Зезаг

все время держала открытыми, чтобы видеть