Баязет

т, постой: позови поручика Карабанова. Скажи, что прошу его зайти.

Андрей скоро пришел, серый от пыли, постаревший за эти дни.

Глаза его слезились от усталости.

- Вот, - сказал он и протянул письмо.

Аглая положила конверт на стол нетронутым.

- Ты, конечно, прочел его?

- Нет.

- А если правду?

- Да...

- Тогда иди, - разрешила она.

Карабанов остался.

- Я не умею утешать. Однако...

- Он был лучше тебя. - вздохнула Аглая.

- Не забывай, что он был лучше и тебя тоже.

- Об этом можно только помнить...

Андрей в смущении потеребил темляк шашки:

- Скажи: за что ты меня сейчас ненавидишь?

- За убийство. Разве ты не догадываешься?

- За убийство... кого?

- Моего мужа. Полковника Хвощинского.

- Я не убивал его.

- Ты убил не только его. Я далека сейчас от наивностей.

- Что это значит?

- Вчерашний день, эта дурацкая рекогносцировка, - ее не было бы, если бы только ты отбросил свою гордость. Но - не-ет, где же тебе!

Карабанов повернулся к дверям:

- Мне, пожалуй, действительно лучше уйти...

Хвощинский писал жене:

...Я получал тогда 20 рублей жалованья, и половину его отдавал солдатам, как и положено русскому офицеру, если вопросы чести для него дороже своей особы. Прости, Аглаюшка, что я здесь говорю о своей первой жене, но сейчас, накануне боя, мне все позволено. Мы кочевали с гарнизоном по нищим еврейским местечкам в Подолии и на Волыни. В грязных избах она рожала мне детей, и они, бедняжки, умирали, как цыганята на телегах, не в силах выжить. Я любил свою первую жену, хотя, как мне кажется, тебя люблю незаслуженно больше.

Мне всегда было утешительно думать, что я могу дать тебе если не первую страсть, то все то, чего я не мог дать своей первой жене. Я надеялся после этой войны выйти в отставку, получив генеральский мундир с пенсионом, мы казалось мне - купим где-нибудь хуторок, заживем тихо и благополучно. Но он, этот господин, о котором ты сама призналась мне накануне нашей свадьбы, он снова появился в твоей судьбе. Я знаю, ты его любишь снова, и благодарен тебе хотя бы за то, что вы оба обезопасили меня от сплетен на мою седую голову. Я ничего не могу сказать тебе дурного об этом господине, все счастье которого лишь в том, что он моложе меня, но я умоляю тебя об одном: если меня не станет, ради всех святых, не становись его женою...

- Этого уже не случится! - И госпожа Хвощинская сложила письмо по тем же складкам, по каким оно было сложено им, еще живым и любящим, в тот страшный день рекогносцировки.

3

Очевидно, турки решили переждать полуденную жару. Но вот уже ветер "святого Георгия Просветителя" (ветер капризный, но благодатный) спустился откуда-то с горных вершин, и над Араратской долиной повеяло едва ощутимой прохладой.

Старик Хренов снял с лысины мятую фуражонку, приставил ко лбу корявые пальцы, чтобы перекреститься:

- Слава-те, хоспо...

Но воздух вздрогнул от скрипучего рева - затрубили воины в буйволовы рога, с минаретов