Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»

Другой вопрос, сумеют ли пустить корни, удержаться насаженные сверху, а не проросшие снизу, не выношенные народным сознанием демократические ростки или же произойдет всего лишь навсего некая трансформация и нынешний режим, находящийся на стадии, которую следует назвать зрелым тоталитаризмом, примет иную, осовремененную форму, оснастившись по примеру либеральной демократии, компьютерами, но не изменит своей сущности, как не изменил ее оснастившийся автоматической телефонной сетью сталинский социализм. Не исключено, что в будущем ленинскую формулу „коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны” заменит новая формула: коммунизм, т. е. тоталитаризм, — это советская власть плюс компьютеры, гласность и прочие атрибуты современности.

Появляется нечто похожее на парламент, который уже нельзя как прежде назвать только исправно голосующей машиной.

Теперь он напоминает английский парламент двухсотлетней давности, и это дает более или менее точное представление о степени политической отсталости советского общества. Хотя 85 процентов депутатов коммунисты, но при голосовании в зависимости от того, насколько обсуждаемые вопросы представляют интерес для того или иного региона, как и в старом английском парламенте, образуются блоки, руководимые современными лордами, — местными партийными боссами.

История произвела удивительную перестановку. На левом фланге, где во времена Государственной Думы места занимали большевики, ныне находится Межрегиональная группа, а справа — нынешние консерваторы, наследники большевиков. Это их представитель теперь адресует межрегиональникам высказывание Столыпина: „Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия”. И консервативное большинство то ли по невежеству, то ли по какой-либо другой причине, как ни в чем не бывало восторженно аплодирует словам, когда-то направленным против большевиков. Как говорится, „все смешалось в доме Облонских!”.

Депутаты — члены межрегиональной группы, которых на съезде более 400, а в Верховном Совете около 90, опровергают марксистскую догму о том, что наиболее эксплуатируемые окажутся в авангарде призывающих к изменениям. Большинство их представляет наиболее развитые и находящиеся в наиболее привилегированном положении центры — Москву, Ленинград и Киев. Существует колоссальный разрыв в мышлении и подходе к решению проблем между ними и представителями, скажем, среднеазиатских республик, которым их руководители даже запрещают общаться с межрегио^альниками.

Хотя в новом советском парламенте и происходят прения, но, как и гласность — не свобода слова, так и это не свободные, а дозированные прения. Их главная цель — выпустить пар народного недовольства. В Чехословакии, ГДР и Румынии, где до этого не додумались и где функционировали прежние всегда единогласно голосующие парламенты, народное недовольство, не найдя иной формы выражения, вылилось на улицы и привело к краху коммунистических режимов. Как и от гласности не произошло крушения советской системы, так и после слушания выступлений депутатов по телевидению советская власть не рухнула. Пока дозированные прения, служат своеобразным громоотводом и помогают Горбачеву спасти советский режим.

Несмотря на все перемены общество в целом еще не дошло до сознания того, что существующий образ правления не соответствует

его интересам и что „когда образ правления отстает... (от) степени гражданского образования, он ниспровергается с большими или меньшими потрясениями”.

Обсуждения создают и видимость того, что власть намерена осуществить серьезные реформы. Но именно этими самыми обсуждениями их проведение и затягивается. Так, выдвинув закон об аренде земли, отложили принятие закона о собственности. „Обвели вокруг пальца, — возмущался депутат Болдырев. — При помощи арендной игры”. Поскольку в прениях участвуют и оппоненты, создается впечатление свободного обмена. Модернизация Верховного Совета — это часть все той же программы осовременивания зрелого тоталитаризма, становящегося тоталитаризмом изощренным. Такой Верховный Совет позволяет центральной власти восстановить и укрепить свою власть на местах, получить больше информации о том, что действительно происходит в стране в обход местных „удельных князей”, но в то же время это и попытка сделать оппозицию частью истэблишмента.

В этом не было ничего нового. За сто восемь лет до того, выступая в защиту проекта создания Комиссии по обсуждению законопроектов, великий князь Георгий Константинович говорил, что это нововведение полезно еще и потому, что позволит властям получить от народных представителей подлинную информацию о народных нуждах. Другой участник обсуждения Сольский указал на пользу народных представителей, так как они примут на себя „часть ответственности за правительственные мероприятия, что особенно важно, когда правительство должно прибегать к непопулярным мероприятиям”.

Но для советской системы парламентская форма такое же „новшество”, как и установленная в Верховном Совете электронная система подсчета голосов, сразу же после включения обнаружившая свою устарелость.

Правители сменили кожанки и френчи на модные костюмы, научились улыбаться и вести светские беседы, обзавелись женами, которых не стыдно показывать. Прежде целиком полагавшийся на грубую силу, на кулак как средство убеждения, вступивший в стадию зрелого тоталитаризма, режим прибегает к более изощренным формам, используя и кулак, и слово гласности.

Теперь пришли к выводу, что необязательно держать пальцы на всех кнопках. Достаточно будет, если их держать только на ключевых кнопках. Можно отказаться от действия по принципу „держать и не пущать”. Можно кое-что и разрешить, особенно если это не угрожает основам режима.

Избегая лобовых атак, чаще используют обходной маневр. Это не только признак большей опытности, но и признание слабости. Безграничность возможностей власти молодой, уверенной в том, что она представляет собой сметающий все на своем пути, не останавливающийся ни перед какими препятствиями „рвущийся в будущее „локомотив истории”, сумевшей уверить в этом очень многих как внутри страны, так и за рубежом, сменилась пониманием ограниченности возможностей теперь похожей на дребезжащую разваливающуюся колымагу системы, в будущее которой мало кто верит.

Непоследовательность Горбачева во внутренней политике — это результат последовательного лавирования. С самого начала ему пришлось считаться с мощной самодержавной номенклатурой, безмерно укрепившей свои позиции при Брежневе. Ее власть росла за счет власти генсека. Надо было эту власть отвоевать. Без этого нечего было и думать о проведении каких-либо реформ. На номенклатуру спускается пес гласности. Она призвана послужить катализатором и не только разбудить уснувшее общество, но и стать мощным дополнительным оружием в руках генсека, с помощью которого он сумеет разбить союз местных партийных бонз и органов, превративших районы и области в свои удельные вотчины, где они правили порой, не считаясь и с центральной властью. Гласность должна содействовать восстановлению на местах советской власти. Начавший с той же целью борьбу с коррупцией ментор Горбачева на гласность не решился. Он придерживался известных ему методов, направляя в вышедшие из-под контроля республики инспекторов, которые по прибытии на места тут же бесследно исчезали. Последователь Андропова, упорно добиваясь цели, используя и новые методы, сосредоточивает в своих руках огромную власть. Но для чего ему такая власть? Этот вопрос ^давали себе многие из тех, кто слышал его речь на съезде народных депутатов в декабре 1989 г.

Тогда, когда одна восточноевропейская страна за другой свергала власть компартий, он заявляет, что вопрос о своей роли в жизни страны партия будет решать сама, тем самым давая понять, что такое серьезное дело, как отречение от монополии на власть, нельзя доверять мнению народному. Это напоминало то, о чем за сто лет до того писал князь П. Кропоткин: „...Думать, говорят многие революционеры, — это искусство и наука, созданные не для простого народа. И если позднее, на другой день революции, народным массам и будет дана возможность высказать свою волю, то это делается лишь для того, чтобы народ избрал своих вождей, которые и будут думать за народ и составлять законы от его имени”.