Воронограй

Преследовать дальше было бы безумием…

Между противниками осталось уже менее версты, когда лошадь Бунко влетела в городскую околицу…

Крик досады и злобы вырвался у Волка. Он круто осадил лошадь и шагом поехал назад…

Времени, впрочем, нельзя было терять.

Волк дал отдохнуть немного своей лошади и снова понёсся во весь опор.

На опушке он встретился со своими товарищами. У них у всех были плохие лошади, и они ехали далеко позади своего старшого.

— Ушёл?! — тревожно спросил один из них, поворачивая свою лошадь.

Волк только махнул рукой.

Его душила злоба. Мысль, что не удалось отличиться перед князем Дмитрием, терзала его сердце…

Понурив голову, ехал он назад.

«Успел предупредить великого князя. Тот бежал из обители — и всё пропало!» — сумрачно думал он.

Вскоре по дороге показались передние ряды отряда князя Шемяки.

Волк подъехал к государю.

— Убег, проклятый пёс! Не вини, государь великий, ничего поделать нельзя было! — глухо проговорил он, в смущении вертя в руках свою остроконечную войлочную шапку.

Дмитрий закусил губы от досады.

— Князь Иван, что же теперь делать? Ведь эта собака нам всё дело испортит! — оборотился он к Можайскому.

Тот только пожал плечами. Его отчасти даже обрадовало это.

Дмитрий несколько времени подумал.

— Может, Василий не даст ещё веры Бунко! — наконец нерешительно проговорил он. — Бунко-то с отцом до-прежь в боярских Васильевых детях были… До утра обождём здесь…

— А ты, Волк, выбери кого половчее, да и разузнайте, как там дела… Нам сейчас же и знать давай…

Скоро Волк и ещё трое боярских детей, спрятав под платьем оружие, ехали по дороге к Радонежу. Они ехали под видом простых богомольцев…

VIII

Не удалось!

В обители только что ударили к вечерне, когда Бунко слез с коня. Без шапки, с растрёпанными волосами и блуждающими глазами, он сразу показался подозрительным монаху-привратнику.

— Откуда ты, человек?… — удивлённо спросил монах, приотворив калитку ворот.

— Государя великого повидать надоть! — прерывающимся от волнения и усталости голосом проговорил Бунко.

Монах изумлённо отступил.

— Государь великий говеет… в церкви он… нельзя его видеть в эту пору!..

— Пропусти, отче, вести страшные везу я! Уйдёт время — пожалеет государь великий!..

Привратник перекрестился.

— Иди, иди, коли так, Господь с тобой! — испуганно пробормотал он, дрожащими руками отмыкая дверную цепь.

Бунко вошёл, ведя за собою лошадь. В голосе Бунко было столько искренности, что привратник решил сейчас же идти к отцу игумену.

— Как сказать-то, откудова ты? — спросил монах, когда они вместе с Бунко подошли к паперти главной церкви обители.

— Доложи, отче, что, мол, приехал боярский сын Бунко… Из Москвы… Скакал без отдыху целый день. Привёз государю вести важные… Времени терять нельзя, мол!..

— Уж не татары ли опять, Господи Боже мой?! — перекрестился снова монах, поднимаясь по каменным ступеням паперти.

— Может, и хуже что! — загадочно ответил Бунко.

Привратник пошёл в церковь.

Оставшись один, Бунко торопливо стал оправлять себя.

Как-то государь великий встретит его?…

И отец Бунко, и он сам — оба были непоседливого характера. Бояре, боярские дети и вообще все служилые люди того времени пользовались правом отъезда. Такой отъезд от одного князя к другому вовсе не считался изменой… Земля была вся русская, князья тоже… Служить было везде одинаково…

Но, конечно, если на отъезд не смотрели как на измену, то, с другой стороны, отъезжавший лишался и милостей своего прежнего князя, переходя к другому.

Семья Бунко, как и многие другие семьи, не сидела крепко на месте.

Сначала они с отцом служили великому князю московскому. Государь жаловал в ту пору землями за недавний поход. Пожалованы были и оба Бунко. Но им показалось, что их обидели…

Они ударили государю челом, запросили прибавки…

Василий Васильевич разгневался.

— По службе вам вашей дано не мене других! — запальчиво прикрикнул он на жалобщиков. — Коли просить ещё будете — и то отыму!..

Но отец с сыном не послушались. Они ударили ещё раз челом государю.

— Совсем в разор пришли после твоего государева похода! — клянчил старший Бунко.

Великий князь вышел из себя.

— Сказано вам было: не обделены вы! А коли всё ещё не сыты, так вот вам: и первое своё жалованье назад беру!..

И рассерженный Василий действительно велел отписать на себя только что пожалованное поместье.

— Чтоб другим неповадно было! — сказал он при этом.

Бунко с сыном, оскорблённые и обиженные, отъехали к великому князю рязанскому…

Но люди они оба были маленькие, незнатные, и, конечно, их переход не мог представлять никакой особой выгоды для их нового государя…

Правда, обоих пожаловал…

Пожалование, однако, было так ничтожно, что Бунко на этот раз действительно в разор и убыток пришли…

Старик расхворался и вскоре умер. Молодой Бунко перешёл к князю Можайскому. Но и здесь счастье мало ему улыбалось…

Теперь представился случай вернуть утраченное расположение государя московского…

Как-то государь встретит его, Бунко?…

Так размышлял боярский сын, стоя на паперти в ожидании возвращения монаха.

Между тем привратник, миновав длинные ряды монахов, осторожно прошёл в алтарь.

— Отец дьякон! — обратился он шёпотом к одному из дьяконов. Дьякон подошёл к нему.

— Что тебе, отец Порфирий?

— Как бы доложить отцу настоятелю, — торопливо зашептал монах, — вершник тут прискакал… Дело, говорит, важное у него, государево… Времени, грит, нельзя ни минуты упустить!.. Доложи уж, коли так, отец Иоанн! Может, важное что!..

Дьякон воспользовался перерывом и подошёл к настоятелю.

Старый игумен тревожно его выслушал. — Из Москвы с вестями, говорит? Кто он? — Из боярских детей, Бунко по прозвищу… Игумен озабоченно покачал своей седой головой:

— Не знаю уж, как и быть… Дело-то, может, и вправду важное… да как государя-то тревожить? Молится он усердно…

Однако настоятель всё-таки решил доложить.

Великий князь, стоял на правом клиросе, когда игумен подошёл к нему.

При бледном свете восковых свечей лицо Василия казалось ещё болезненнее, ещё бледнее.

Он действительно усердно молился и клал частые земные поклоны.

Когда игумен тихо дотронулся до него рукой, думы Василия были далеко от мирской суеты.

— Прости, государь великий! — тихо произнёс старец. — Грех во время молитвы тревожить… Да дело такое вышло…

Игумен рассказал обо всём великому князю. «Вот оно, началось!» — пронеслась, как молния, мысль в голове Василия.

Сердце его тревожно и мучительно сжалось.

— Позови его сюда, отче, в алтарь! — распорядился государь.

Бунко привели.

Государь сразу признал рязанца.

Он забыл было его имя, но в лицо сразу припомнил…

— Вставай и рассказывай, что у тебя за дело такое! — приказал Василий.

Бунко поднялся и начал рассказывать. При первых же его словах на лице государя отразилось изумление и недоверие.

— Врёшь ты всё, бегун! Не может того быть, чтобы братья мои после крестного целования опять на меня руку подняли!.. Как ты думаешь, отче святой?… — обратился Василий к игумену, который оставался тут же.

Игумен в недоумении развёл руками.

— А где же они теперь-то?… В Москве остались?… — посмотрел снова недоверчиво великий князь на Бунко.

— Как разорили твой, государев, дворец, забрали обеих государынь великих с детьми и с ратью идут сюда! — заговорил рязанец, видевший, что великий князь сильно ему не доверяет.

— Болтаешь ты зря всё это! — запальчиво проговорил Василий. — Не может того быть!.. Сам ты всю жизнь господ своих меняешь — какая тебе вера от нас может быть?… Только смущаешь нас своими глупыми речами! Уходи отсюда!..

Бунко в полном отчаянии упал к ногам великого князя.