Подвиг Антиоха Кантемира

Государственные реформы ждать себя не заставили. Прежде всего Анна Иоанновна распустила Верховный тайный совет, пытавшийся ограничить ее власть, и восстановила Сенат в составе двадцати одного члена. Сенаторы были всё те же — двое князей Долгоруких — фельдмаршал Василий Владимирович и дипломат Василий Лукич; двое князей Голицыных — фельдмаршал Михаил Михайлович и брат его Дмитрий Михайлович; князья Трубецкие — фельдмаршал Иван Юрьевич и брат его Юрий Юрьевич; графы Головкины — канцлер Гавриил Иванович и сын его Михаил Гаврилович, — все парами от знатных фамилий, кроме них — князь Черкасский, генерал Ягужинский и другие: Иностранную фамилию носил только барон Остерман, однако в Петербурге к нему очень привыкли и немцем как бы не числили.

На первое заседание Сената Анна Иоанновна пригласила господ сенаторов к себе в Измайлово, милостиво соизволила присутствовать и распорядиться о сбавке подушных денег и о благочестном содержании православия, веры и прочего, что до святой церкви касается.

Затем государыня пожелала создать свои войска — учредить новый гвардейский полк. Он был назван Измайловским, по имени подмосковного села, как раньше по имени сел Преображенского и Семеновского получили свои названия старые гвардейские полки. Две тысячи солдат были приведены в Измайлово с Украины, их взяли из пехотного корпуса милиции, набранного среди мелкой шляхты. Командиром полка стал граф Карл Густав Левенвольде. Ему предписали зачислить на офицерские должности лифляндцев, эстляндцев, курляндцев и лишь в последнюю очередь — русских. Полк исполнял роль личной гвардии Бирона и государыни и, если понадобится, должен был защищать своих шефов от русских гвардейских полков.

Повинуясь требованиям дворянства, Анна Иоанновна отменила введенный в 1714 году закон о майорате, согласно которому имения родителей наследовал их старший сын. Младшие братья своего хлеба должны были искать службою, ученьем и торговлей. Майорат был выгоден крупным землевладельцам — наследственные имения сохранялись в целости, не дробились, переданные в руки старшего сына. Остальных же детей приходилось наделять движимым имуществом и деньгами. Для дворян среднего достатка и тех, кто победнее, деньги доставать было нелегко, в приданое дочерям давать нечего, дать что-либо сыновьям, кроме старшего, нет возможности. Отмене закона о майорате дворяне обрадовались.

Еще одна просьба их была уважена — в Петербурге в 1732 году начались занятия в открывшемся новом учебном заведении — Сухопутном шляхетском кадетском корпусе. В его стенах готовили молодых людей для военной и гражданской службы. Ежегодно в корпус принимали по пятьдесят русских да пятьдесят лифляндских и эстляндских кадет.

Показывая, что племянница Петра Великого следует всем его установлениям, Анна Иоанновна проявила внимание к Военно-морскому флоту, правда, ограничившись только словесным распоряжением. Она повелела Сенату "в коллегию адмиралтейскую наикрепчайше подтвердить, чтоб корабельный и галерный флоты содержаны были по уставам, регламентам и указам, не ослабевая и уповая на нынешнее благополучное мирное время". Между тем флоту нужны были не слова, но дела: на Балтике едва десять — двенадцать русских кораблей были способны выйти в море — в буквальном смысле только выйти, а не то чтобы еще и сражаться.

Лишь вслед за такими указами Анна Иоанновна сочла возможным заняться своими неприятелями из Верховного тайного совета.

Долгорукие явно свой фавор обращали в тягость казне и народу. Выждав месяц-полтора, семейству нанесли удар. Князя Василия Лукича отправили жить в подмосковную деревню, но вскоре назначили губернатором в Сибирь. Ивана Григорьевича отправили воеводой в Вологду, Михаила Владимировича воеводой в Астрахань, князя Алексея Григорьевича с семьей и братом Сергеем отослали в дальние их деревни.

Таким был указ 8 апреля 1730 года. Через три месяца опубликовали новый. Гонение Долгоруких продолжалось: Алексея Григорьевича с детьми отвезли в Березов, Василия Лукича — в Соловки, Сергея Григорьевича — в Оренбург, Ивана Григорьевича — в Пустозерск.

В следующем, 1731 году вышел манифест с обвинением бывшего фельдмаршала Василия Владимировича Долгорукого, который будто бы "дерзнул не токмо наши государству полезные учреждения непристойным образом толковать, но и собственную нашу императорскую персону поносительными словами оскорблять". В некоторых жестоких государственных преступлениях обвинялись также князь Юрий Долгорукий, князь Алексей Барятинский и Егор Столетов. Всем четверым объявлена смертная казнь, по милости государыни замененная Василию Владимировичу заключением в Шлиссельбургскую крепость, а остальным вечной работой в сибирских острогах.

Но и это был еще не конец. В ссылке и тюрьмах за каждым из Долгоруких следили, речи записывали. В 1738 году некий доносчик сообщил, что знает за князем Иваном Григорьевичем злые и вредительные слова, слышал от него в Березове, что императрица-де разорила его и всю фамилию Долгоруких, что, мол, не государыня она, а шведка и живет с Бироном.

Начался розыск, пошли допросы с пристрастием, очные ставки, следствие закончилось новым судом сенаторов и генералов — собрание их присвоило себе юридические права.

Розыск вели долго, судили быстро. По именному указу государыни Анны Иоанновны 12 ноября 1739 года князь Иван Алексеевич Долгорукий в Новгороде колесован и ему отрублена голова, князьям Василию Лукичу,

Сергею и Ивану Григорьевичам отрублены головы, князья Василий и Михаил Владимировичи Долгорукие сосланы и заперты иод караулом.

Кантемир знал Ивана Долгорукого. Ровесник по годам, он успел получить придворный чин обер-камергера, военный гвардии майора, оба ордена. Князь Иван был фаворитом юного императора Петра II, самым доверенным и близким к нему человеком. Он придумывал и устраивал для мальчика развлечения, возил его на пьяные кутежи и снаряжал в охотничьи походы. Сам ездить в поле не любил и оставался на полной свободе в Москве.

По мнению испанского посла де Лириа, князь Иван в свои двадцать лет не имел ни ума, ни образования, ни проницательности, но зато не было в нем и коварства. Похоже, что сердце он имел все-таки доброе.

Князь М. М. Щербатов, близко знавший Ивана Долгорукого, написал книгу "О повреждении нравов в России", где отмечал, что этот молодой вельможа "любил распутную жизнь и всеми страстями, к каковым подвержены младые люди, не имеющие причины обуздывать их, был обладаем. Пьянство, роскошь, любодеяние и насилие место прежде бывшего порядка заступили…".

Впечатления Кантемира совпадали с отзывом Щербатова. Когда он видел фаворита царя, в голове складывались сами собой стихи:

Князь Иван присватывался ко многим невестам, думал взять в жены цесаревну Елизавету Петровну, но сладилась у него свадьба с Наташей Шереметевой. Дочь фельдмаршала Бориса Петровича, одного из сподвижников Петра I, шестнадцати лет отдала князю Ивану свою руку и была мужу верным другом до конца его дней. Через месяц после свадьбы, весной 1730 года, новобрачные вместе отправились в ссылку. Из Сибири Наталья Борисовна возвратилась через десять лет. В своеручных записках, датированных 1767 годом, есть посвященные ее свадьбе страницы:

"Правду могу сказать, редко кому случилось видеть такое знатное собрание: вся императорская фамилия была на нашем сговоре, все чужестранные министры, наши все знатные господа, весь генералитет… Казалось мне тогда, по моему малоумию, что это все прочно и на целый мой век будет; а того не знала, что в здешнем свете ничего нет прочного…"