Пушкин

й арап вспомнил только ко времени Елизаветы, когда все наперерыв стали доказывать благородство своего происхождения. Тогда же с дворянством был ему пожалован герб, которым теперь возгордился Петр Абрамыч: скрещенные над подзорной морской трубою знамена, а надо всем - сова - ученость и ум. Герб был вырезан у Петра Абрамовича на перстневой печатке. Император Петр, - говорилось в рефутации, - желая показать всей знати пример, старался достать арапчонка с хорошими способностями. Арапчат Neger(1), Mohren(2) - употребляли все дворы как рабов, - писал немец, - а Петр захотел доказать, что науками и прилежанием их воспитать можно. По темной же коже такой пример - полагал император - лучше запомнится всей знати - Ritterschaft und Adel(3), - которая ленилась и Петру противилась. О "губернаторстве Арапии" там не говорилось, но рассказывалось, со слов самого старого арапа, о том, что Ибрагим - или же Авраам - был из Абиссинии, княжеского рода, владевшего тремя городами. Петр Абрамыч был уверен, что кратко обо всем этом рассказал. Он совершенно разочаровал Карамзина. Знаменитый арап был креатурой императора - чис- ----------------------------------------(1) Негров (нем.). (2) Мавров (нем.). (3) Рыцарству и дворянству (нем.). [29] то анекдотическая и драгоценная черта слишком поспешного царствования. К великанам, карлам, арапам император, по преданиям, питал особое любопытство. Дикие понятия его о природе человека казались забавны Карамзину, ученику Лафатера. Теперь генерал-майор был вполне пьян. - Как звать? - спросил он отрывисто Никиту. - Никитой, сударь. - Ты, Никишка, плох, - сказал генерал-майор, - вот у меня Гришка мой с гусляром поет - в масть и цвет! В дрожь приводит! Слезы! Сердце золотое! А ты - слова в нос произносишь. Ты плох. Карамзин стал прощаться. Вечер был испорчен. Самарова гора, приют друзей сердца, московский английский home(1), сельское одиночество - все разом пропало. Явление арапа, его грубость и нежность, его внезапные манеры - не то африканский мореплаватель, не то пьяный помещик - разрушили все милые обманы. Сергей Львович говорил о Болдине, которого не знал, француз был придворным несуществующего двора, будущность была темна для Карамзина. Вместе с Карамзиным ушел и француз, убедив сестрицу Аннет носить высокую прическу и не успев попросить взаймы. Сергей Львович проводил гостей и вернулся омраченный. И потраченные деньги пошли прахом, и Карамзин ушел в неудовольствии. Словно все пустее и темнее в комнатах стало без Карамзина. Всю жизнь старался быть как все и чтоб все было как у всех, и никогда ничего не выходило. Этот бюрлескный(2) тон старого дяди, которого не вынес Карамзин, возмущал и его, но он затруднялся выразить свое негодование. Старый арап поднялся - и вдруг двинулся к лестнице - к антресолям. - Мне внука поглядеть, - бормотал он, - и ничего боле. Внук-ат, он где? Марья Алексеевна загородила ему дорогу. - Не пущу, - сказала она со страхом и злостью. - Спит ребенок, не прибрано - ----------------------------------------(1)