Коридоры кончаются стенкой
Коридоры кончаются стенкой читать книгу онлайн
Роман «Коридоры кончаются стенкой» написан на документальной основе. Он являет собой исторический экскурс в большевизм 30-х годов — пору дикого произвола партии и ее вооруженного отряда — НКВД. Опираясь на достоверные источники, автор погружает читателя в атмосферу крикливых лозунгов, дутого энтузиазма, заманчивых обещаний, раскрывает методику оболванивания людей, фальсификации громких уголовных дел.
Для лучшего восприятия времени, в котором жили и «боролись» палачи и их жертвы, в повествование вкрапливаются эпизоды периода Гражданской войны, раскулачивания, расказачивания, подавления мятежей, выселения «непокорных» станиц. Роман изобилует фактами, доселе неизвестными широкому читателю, которым дается оценка, отличная от официальной.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Это общие фразы, — подыграл следователь Шалавину. — Назовите конкретные факты.
— Например, под моим руководством и при моем личном участии Бироста при допросе арестованных по делу Жлобы и Хакурате выводил из их показаний участников нашей организации. По этим делам он был основным следователем и выполнял не только мои указания, но и получаемые непосредственно от Малкина и Сербинова.
— Это вы тоже будете отрицать, Бироста?
— Я действительно был основным следователем по названным делам, которые находились под контролем у руководства Управления, но при чем тут вражеская работа? Все, что говорит Шалавин — это бред сломленного человека. Его показания легко опровергнуть, допросив арестованных участников антисоветской организации правых, руководимой Жлобой, и буржуазно-националистической организации Адыгеи во главе с Хакурате.
— Кого нужно было допросить — мы уже допросили, и не надо нам диктовать, что делать, а чего не делать.
— Я не диктую. Но если вы хотите знать истину — вы обязаны прислушаться к моим просьбам. В конце концов, я тоже имею определенные законом права, которые знаю не хуже вас. И я утверждаю, что не только не проводил никакой вражеской работы, но даже сигнализировал Шалавину как члену бюро парткома о вражеской деятельности Захарченко и его так называемой оперативной группы.
— Это верно, — согласился Шалавин, — разговоры о вражеской работе Захарченко и не только его, но и Шашкина, например, были. Но они не носили осуждающий характер. Наоборот. Мы говорили о них как о соучастниках.
Бироста возмущенно всплеснул руками. Следователь ехидно ухмыльнулся. Шалавин упорно вел свою линию.
— По ряду вопросов вражеской работы Бироста был ориентирован больше меня. Например, по делу антисоветской группы Осипова. Именно ему было поручено «выправлять» линию, и указания по этому делу были получены им через мою голову. Лишь некоторое время спустя Бироста снизошел до того, что ввел меня, начальника отдела, в курс дела. Как видите, у него был прямой выход на руководство Управления, и если бы он действительно желал привлечь его внимание к вражеской работе Захарченко, Шашкина и всяких прочих, ему не обязательно было обращаться ко мне как к члену бюро.
— Обвиняемый Шалавин! Бироста утверждает, что ваши показания о его принадлежности к вражеской организации клевета. Я вынужден спросить, не оговариваете ли вы его?
Бироста усмехнулся: какой примитив! Какой дешевый спектакль!
— Я давал и даю показания, — юлит Шалавин, — о своей вражеской работе, а о Биросте — как участнике организации, и лишь в той мере, в какой наши действия пересекались. Бироста может голословно отрицать мои показания, это его право. Но куда он денется от названных мною фактов? Хочет он того или не хочет, ему все равно придется дать отчет по каждому делу, которое находилось в его производстве, а там невооруженным глазом видна фальсификация. Она настолько грубо сработана этим «мировым» следователем, что только ежовские «тройки», коллегии и совещания могли выносить по ним приговоры, потому что и Ежов, и его банда нуждались в такой липе, как в хлебе насущном.
— Итак, Бироста, вы полностью изобличены показаниями Шалавина и дальнейшая ваша борьба со следствием является бессмысленной. Вы намерены дать чистосердечные показания о своей вражеской работе или будете продолжать совершенно невыгодную вам борьбу?
— Я утверждаю, что ни в какой антисоветской, антипартийной и прочих организациях я не состоял, ничьих вражеских указаний не выполнял и методы работы, которые вы сейчас называете вражескими, тогда вполне соответствовали понятию революционной законности.
— Ну что ж, Бироста, пеняйте на себя.
К нему применили «извращенные методы следствия». В течение недели били изощренно и беспощадно, не задавая вопросов и не требуя ответов.
— Господи! — взмолился он наконец. — Если ты есть — помоги! Если ты слышишь мои ужасающие крики — заступись! Избавь от нечеловеческих пыток, спаси или дай умереть! Господи! Если ты есть — прости меня, грешного, избавь от мук. Я не выдержу! Не выдержу! О-ой! Сердце разрывается от боли! О-о-ой!
Господь ли пошел ему навстречу, или земные боги, только бить его перестали. Пару дней позволили отлежаться, постонать, подумать. Затем принесли бумагу, карандаш и вопросник. Сто пять вопросов, на которые следовало дать сто пять утвердительных ответов, ответов, подтверждающих его виновность.
«Невыносимо больно, мучительно тяжело мне сидеть в советской тюрьме с клеймом «враг народа», которое я, безусловно, не заслужил, — начал Бироста свое послание следствию. — Не преступления мои против советского народа, которых я не совершал, привели меня в тюрьму, а гнусный оговор врагов народа Шалавина и Захарченко, а также беспринципные и тенденциозные выступления клеветников и перестраховщиков, пытающихся за моей спиной спрятать свои грязные дела».
Остановился, перечитал написанное, попытался понять, что хотел сказать, и махнул рукой: ладно, мол, пишу сердцем, уму пока не понять. Потом разберусь. Подумал и продолжил:
«Я не намерен абсолютно ни в чем обманывать следствие, путать следы, сваливать свои ошибки и промахи на других. Каждое мое слово будет легко проверить и я прошу следствие верить в мою искренность и подойти к разбору моего дела со всей объективностью, исходя исключительно из того, что в моем лице вы увидите не врага, а человека, всей душой преданного партии и советской власти, и могущего еще принести немалую пользу социалистической Родине…»
Написал, и вдруг поплыли перед глазами образы:
Галанов — измученный и непреклонный. Сколько стоек выдержал, сколько побоев! Явственно слышится его голос на очной ставке: «…Бироста мне заявил: «С тобой, Галанов, долго миндальничают. У меня ты дашь показания в три дня…»
«…Бироста приказал Кладко дать мне стойку. Я стоял восемь дней. Бироста заходил в кабинет ежедневно, интересовался, даю ли я показания. А однажды сказал: «Повесьте его на этот крюк. Это сволочь!»
«Бироста избивал меня лично, зверея…»
«…Легче было бы пойти на расстрел, чем на допрос к Биросте…»
«… Меня раздели донага, вывели на улицу и продержали на морозе тридцать минут…»
«Не-эт! — содрогнулся Бироста. — Разве в этом сознаешься? Не-эт!»
А Попов и Мельников из краснодарской конторы «Заготзерно»? Никаких зацепок, в деле только акт о порче зерна, дело пошло! И получилась правотроцкистская организация…
А Баракаев и Багов? Ни целевой ориентировки, ни доносов, ни показаний. Началось с мелочей, а получилась адыгейская националистическая организация…
А Жлоба? А шапсугское дело? А… Господи! Сто пять вопросов — сто пять ответов — сто пять приговоров! Каждый вопрос-ответ — самостоятельное преступление. Да. Бироста знал цену своим деяниям. Не сразу вытянул из себя признания. С великими потугами лепил свой палаческий образ. А когда закончил, вгляделся — узнал в нем не только себя. Был он похож на тех, кто работал с ним в одной упряжке, кто учил так работать и кто поощрял за такую работу.
38
«Дело № 0017. Совершенно секретно. Экз. №
Приговор № 19.
Именем Союза Советских Социалистических Республик.
…Военный трибунал войск НКВД Московского округа в закрытом судебном заседании, в гор. Москве, в составе: председательствующего бригвоенюриста тов. Ждана и членов: военного юриста 1-го ранга тов. Борзова и военного юриста 1-го ранга тов. Васюкова, при секретаре мл. военном юристе т. Суслове, без участия обвинения и защиты, рассмотрел дело за № 0017, по обвинению бывш. начальника 2-го отдела УГБ УНКВД Краснодарского края — Биросты Михаила Григорьевича, 1905 года рождения, уроженца гор. Ростова н/Дону, по национальности еврей, гр-н СССР, служащий, с низшим образованием, бывш. член ВКП(б), с 1938 года исключен в связи с делом, несудимый, имел звание старший лейтенант госбезопасности, — в деянии, предусмотренном ст. ст. 58/7 и 58/11 УК РСФСР.
Нашел установленным, что подсудимый Бироста в октябре мес. 1937 года был вовлечен врагом народа Шалавиным в к/р заговорщическую, вредительскую организацию, существовавшую в Управлении НКВД Краснодарского края, возглавляемую врагом народа Малкиным, которая занималась вредительской деятельностью при ведении следствия по делам, причем свою враждебную деятельность участники этой к/р организации направляли на избиение партийно-советских кадров и сохранение от разгрома своих кадров.