Марусина заимка

     И  все-таки  ехать  было необходимо. Войдя в избу, я  попросил  хозяина послать за лошадьми к кому-нибудь из соседей.

     --  Ох,  господин, -- закачал старик своею седою  головой, --  на грех ты торопишься,  право...  Да  и  ночка  же  выдалась!  Египетская  тьма, прости господи!

     В комнату вошел  мой ямщик,  и у него  с  хозяином  пошли  переговоры и советы. Оба  еще  раз  обратились ко мне,  прося  остаться. Но я  настаивал. Мужики о  чем-то шептались, перебирали разные имена,  возражали друг  другу, спорили.

     -- Ладно,-- сказал ямщик,  как будто неохотно  соглашаясь с хозяином. -- Будут тебе лошади. Съезжу сейчас недалече тут, на заимку.

     -- Нельзя ли поближе найти? Пожалуй, долго будет...

     -- Не долго! -- решил ямщик, а хозяин добавил сурово:

     -- Куда  торопиться-то?  Знаешь,  пословица говорится:  "скоро, да  не споро"... Успеешь...

     Ямщик стал одеваться  за перегородкой. Хозяин продолжал  что-то внушать ему своим дребезжавшим старческим голосом. Я начал дремать у печки.

     --  Ну,  парень, -- услышал  я  голос хозяина  уже  за  дверью, --  скажи "убивцу"-то, пущай поторапливается... Вишь, ему не терпится...

     Почти тотчас же со двора послышался топот скачущей лошади.

     Последняя  фраза  старика рассеяла  мою  дремоту.  Я сел против огня  и задумался.  Темная ночь,  незнакомое место,  незнакомые  люди  и  не  совсем понятные  речи,  и, наконец, это странное, зловещее слово... Мои  нервы были расстроены.

     Через  полтора часа  под  окнами послышался  звон колокольчика.  Тройка остановилась у подъезда. Я собрался и вышел.

     Небо  чуть-чуть  прояснилось.  Тучи  бежали  быстро,  точно  торопились куда-то   убраться  вовремя.  Дождь  перестал,  только   временами  налетали откуда-то сбоку, из мрака, крупные капли, как будто второпях роняемые быстро бежавшими облаками. Тайга шумела. Подымался к рассвету ветер.

     Хозяин вышел провожать меня с фонарем, и благодаря этому обстоятельству я мог рассмотреть моего  ямщика. Это был  мужик громадного  роста,  крепкий, широкоплечий,  настоящий гигант. Лицо его было как-то спокойно-угрюмо, с тем особенным  отпечатком, какой кладет обыкновенно  застарелое  сильное чувство или давно засевшая невеселая дума. Глаза глядели ровно, упорно и мрачно.

     Правду сказать, у меня мелькнуло-таки  желание отпустить восвояси этого мрачного богатыря и остаться на ночь в светлой и теплой горнице молокана, но это было только мгновение.  Я ощупал револьвер и сел в повозку. Ямщик закрыл полог и неторопливо полез на козлы.

     -- Ну, слышь, "убивец", -- напутствовал  нас старик,-- смотри, парень, в оба. Сам знаешь...

     -- Знаю, -- ответил ямщик, и мы нырнули в тьму ненастной ночи.

     Мелькнуло еще  два-три огонька разрозненных избенок.  Кое-где  на  фоне черного леса клубился в сыром воздухе дымок, и искры вылетали и гасли, точно таяли во мраке. Наконец  последнее  жилье  осталось  сзади. Вокруг была лишь черная тайга да темная ночь.

     Лошади бежали ровно  и быстро мчали меня  к роковому "логу", однако  до лога оставалось еще верст пять, и я мог  на свободе обдумать свое положение. Как это случается иногда в минуту возбуждения, оно представилось мне вдруг с поразительною   ясностью.   Вспомнив    хищнические    фигуры    "бакланов", таинственность  сопровождавшего  их купца, затем  странную неотвязчивость, с какою  все они следовали за  мною,--  я пришел к заключению, что в логу меня непременно  ожидает  какое-нибудь  приключение. Роль, какую примет  при этом угрюмый возница, оставалась для меня загадкой Эдипа.

     Загадка эта  скоро, однако,  должна  была  разрешиться. На посветлевшем несколько,  но все еще довольно темном  небе выделялся уже  хребет.  На нем, вверху, шумел лес, внизу, в темноте, плескалась речка. В одном месте большая черная скала торчала кверху. Это и был "Чортов палец".

     Дорога жалась  над  речкой, к  горам.  У  "Чортова пальца" она отбегала подальше от  хребта, и на  нее выходил из  ложбины проселок. Это  было самое опасное место,  прославленное  многочисленными  подвигами рыцарей  сибирской ночи. Узкая каменистая дорога не допускала быстрой езды, а кусты скрывали до времени нападение. Мы подъезжали  к  ложбине. "Чортов  палец" надвигался  на нас,  все вырастая вверху, во мраке. Тучи  пробегали  над  ним  и, казалось, задевали за его вершину.

     Лошади пошли тихо. Коренная осторожно постукивала копытами, внимательно вглядываясь  в  дорогу.  Пристяжки  жались  к  оглоблям  и  пугливо храпели. Колокольчик вздрагивал как-то неровно, и его тихое потренькиванье, отдаваясь над рекой, расплывалось и печально тонуло в чутком воздухе...

     Вдруг лошади  остановились.  Колокольчик  порывисто дрогнул  и замер. Я привстал. По дороге, меж  темных кустов,  что-то чернело и  двигалось. Кусты шевелились.

     Ямщик остановил лошадей как раз вовремя: мы избегли нападения сбоку; но и теперь положение было критическое. Вернуться назад, свернуть  в сторону -- было невозможно. Я хотел уже выстрелить наудачу, но вдруг остановился.

     Громадная  фигура ямщика, ставшего  на козлах, закрыла кусты  и дорогу. "Убивец" поднялся, неторопливо передал мне вожжи и сошел на землю.

     -- Держи ужо. Не пали!..

     Он говорил спокойно,  но в высшей  степени внушительно. Мне не пришло в голову  ослушаться: моих подозрений как не бывало;  я взял  вожжи, а угрюмый великан двинулся  вперед, по направлению  к  кустам.  Лошади тихо  и  как-то разумно двинулись за хозяином сами.

     Шум  колес по  каменистой  дороге мешал мне слушать,  что происходило в кустах. Когда мы поровнялись с тем местом, где раньше заметно было движение, "убивец" остановился.

     Все было  тихо, только вдали от дороги, по направлению к хребту, шумели листья  и слышался треск сучьев. Очевидно, там  пробирались  люди. Передний, видимо, торопился.

     --  Костюшка  это,  подлец,  впереди  всех  бежит, --  сказал  "убивец", прислушиваясь к шуму. -- Э, да один, гляди-ко, остался!

     В это время из-за куста, очень близко от нас, выделилась высокая фигура и  как-то  стыдливо  нырнула в  тайгу  вслед  за  другими.  Теперь явственно слышался в четырех местах шум удалявшихся от дороги людей.

     "Убивец" все так же спокойно подошел к своим коням,  поправил  упряжку, звякнул дугой с колокольчиком и пошел к облучку.

     Вдруг  на  утесе,  под  "Пальцем",  сверкнул  огонек.  Грянул  ружейный выстрел, наполнив  пустоту  и  молчание ночи. Что-то  шлепнулось в  переплет кошовки и шарахнулось затем по кустам.

     "Убивец" кинулся было к утесу, как  разъяренный, взбесившийся зверь, но тотчас же остановился.

     -- Слышь,  Коська, -- сказал  он громко, глубоко взволнованным голосом, -- не дури, я те говорю. Ежели ты мне теперича невинную животину испортил, -- уходи за  сто верст, я  те достану!.. -- Не  пали,  господин!  -- добавил  он сурово, обращаясь ко мне.

     --  Мотри и ты, "убивец", -- послышался от  утеса чей-то сдержанный, как будто не Костюшкин голос. -- Не в свое дело пошто суешься?

     Говоривший как будто боялся быть услышанным тем, к кому обращался.

     --  Не  грози,  ваше степенство, -- с презрением  ответил ямщик. --  Не страшен, небось, даром что с "бакланами" связался!

     Через несколько минут лог под "Чортовым пальцем" остался у  нас назади. Мы выехали на широкую дорогу.

    III. "Убивец"

     Мы  проехали  версты  четыре  в  глубоком  молчании.  Я  обдумывал  все случившееся, ямщик  только  перебирал вожжи, спокойно понукая или  сдерживая своих коней. Наконец я заговорил первый:

     -- Ну, спасибо, приятель! Без тебя мне, пожалуй, пришлось бы плохо!