Ступени Нострадамуса

Наполеон был крут, как победитель, и накладывал нещадные контрибуции, не останавливая грабящих солдат. Ведь надо их же поощрить перед грядущими боями да и набраться сил, а главное, обуться. Предстояли тяжкие переходы.

Они начались с погони за прославленным австрийским генералом Меласом, уклонявшимся от боя.

Но под Маренго он был вынужден принять сраженье. Загнанные в угол, припертые к горе австрийцы дрались, как тигры, их базы были близко, в отличие от французов, воевавших в чужом краю. И это в конце концов сказалось. Решающий бой на просторах Ломбардии под ласковым итальянским солнцем становился сокрушительным для армии Наполеона. Мелас послал в Вену гонца с реляцией о победе над Бонапартом, узурпатором, грабителем, врагом народов, поднявшим руку на преемника Великой Римской империи, на Австрию!

Наполеон сидел на обрыве и задумчиво жевал былинку. Ему докладывали неутешительные вести, он согласно кивал, срывал новую былинку и сумрачно молчал, ничем не выдав беспокойства, сказал всего одну лишь фразу:

— Генерал Дэзэ.

То была его резервная шеститысячная армия, спешившая к месту проигрываемого сражения. И успела вступить в бой, ведомая бесстрашным генералом, который первым пал от пули в грудь.

Наполеону это было потрясением, но все равно он остался хмуро спокойным, продолжая руководить кровавым действом. И оно обернулось полным разгромом австрийской армии. Мелас с ужасом ускакал с места боя и послал в Вену второго, мрачного теперь гонца с известием, что Австрия лишилась всего своего войска. И беззащитна!

В Вене, в императорском дворце, спешно собирали чемоданы, закладывали в кареты лошадей…

— Вы точно знали, полководец, что выйдете австрийцам в тыл?

— Конечно, знал. Ведь Ганнибалу это удалось.

— В Маренго не был Ганнибал.

— Да, там я был один. Лишь бедный Дэзэ вовремя пришел на помощь.

— Что впереди победа, знали?

— Это твердо знал.

— Не только знали, а «помнили»!

— Помнил? Как можно помнить то, что еще не произошло?

— Живя во временных слоях, мы в них свой след оставим, и он определяет шаг за нами следом всех идущих, пусть через сотни сотен лет.

— Хотите сказать, что бой под Маренго произошел задолго до меня? И кем был выигран?

— Происходил бой в неомире, и вы увидели его. Там был двойник ваш, полководец. Вот почему вы — прорицатель, все знали, КАК ПРОИЗОЙДЕТ.

— Какая ересь и чепуха, нелепее поповских сказок! — возмутился Наполеон. — Играете под «мудреца», считая всех за дураков. Придумали, как втереться мне в милость.

— Мне милость ваша не нужна, мне образ ваш великий нужен. И потому хочу спросить.

— О чем еще? — нахмурился Бонапарт.

— Если б не армии в Маренго, а всей Земле грозила гибель, смогли бы вы ее спасти?

— Для этого потребовалась бы моя власть над миром. А все людишки так мелки, что если бы корабль «Земля» шел ко дну, они схватились бы не за ведра, а за узлы и чемоданы. Мир слишком глуп, чтоб браться за его спасенье.

— Но ради власти над страной отважно вы взошли на мост с завесою пуль беспощадных. Ступить туда никто не мог.

— Не мог, но должен был. Я выигрывал войну, а не спасал планету. И гренадерам должен был служить примером. Храбрые солдаты мешками падали рядом со мной. Но остальные шли за знаменем в моих руках, достигли берега, где засели стрелки, и в ярости разделались с ними так, как следовало. И вся армия смогла без потерь пройти в Италию и одержать мою победу. Италия — крупинка на планете, но была очень нужна мне.

— И у владетельных вельмож взять золото, брильянты, власть.

— Таков закон войны, он неизменен. Мне вас приходится учить, удивляясь, как вы до старости дожили в таком неведении.

— Закон войны, вы говорите? Но он походит на разбой.

— Военные потери должны окупаться, наивный собеседник мой. Без трофеев кампания будет проиграна. А по мосту в обратном направлении вскоре двинулся золотой обоз, он Францию обогатил и утвердил славу армии и авторитет полководца.

— Солдатам праздник вы давали для похоти и грабежа.

— Конечно, в войне этого не избежать. И даже без голубого тумана, — по — солдатски сострил Бонапарт, намекая на графиню. — Солдатам надобно утолять потребности. Иначе они своею жизнью рисковать не станут. Даже ради победы!

— Побед достаточно у вас. Их шестьдесят, без поражений.

— Вы хорошо осведомлены, гость почтенный.

— Но вы согласны, что помнили финал, едва начав сраженье?

— Я не помнил, а просто знал и был твердо уверен в победе. Для этого и рисковал, да и солдатам не давал стареть.

— И сделались легендой отважнейшего из вождей.

— Легенда — выдумка, а я с противником на самом деле на смерть сражался.

— Сражались, зная о победе. И чуда в этом вовсе нет. Ведь каждый человек припомнит случай, когда он ЗНАЛ, что дальше будет. Врачи вам скажут: «ДЕЖАВЮ», что означает «Я это видел». Но когда? — никто не знает. Есть люди с обостренным зреньем и видят дальние Слои: оракулы, пророки, ведьмы. Их прежде ждал костер и пытки.

— Так не пытайте вы меня! — прервал Наполеон. — Я о гадалках слышать больше не хочу. Да и вообще, не слишком ль много вы решились мне задать вопросов? Обычно спрашиваю я. Мне отвечают все дрожа.

— Дрожь и вибрация нужны, чтоб тяжесть одолеть земную.

— Загадки ваши надоели. Без всяких там слоев, я делал то, что сам хотел, а не шел по чьему — то чужому следу. И сделал б больше, если б пушки не заряжались с дула, теряя время. Не знаете ли вы об орудиях скорострельных, что в ваших краях применяют?

— У нас нет войн и быть не может.

— Вы упираетесь напрасно, лишь удваивая интерес к себе.

— Признательно польщен без меры!

— Я раскусил вас, Наза Вец! Я догадался, где находятся далекие края, откуда прибыли вы к нам.

— Вот как? Я сам вам мог бы объяснить.

— Вы объясните мне другое. Про Сириус на небе, о нем мне говорил Лаплас. Звезда ярчайшая. Я с детства своей ее считал. В Египте пришлось расспрашивать жреца — догона, черного, как мой арап. Он с плоскогорья верховий Нила. И уверял, что много тысяч лет назад к нам прилетали с неба люди с другой Земли. Их звездное солнце должно было изорваться. Они знали очень много и о Вселенной, а главное, о сокрушительном оружии, каким владели. Жрецы, напуганные знанием, из поколенья в поколенье передавали эту тайну только посвященным. Один из тех людей был Тот, в Египте его признали Богом. Он поучал и математике, и множеству искусств, стал покровителем писцов, как при фараонах называли ученых. Вам остается лишь признаться в родстве с ним, — с разоблачающей улыбкой закончил Наполеон.

— То было много тысяч лет назад.

— В Египте до сих пор остался «нелепый календарь» далекой звезды Сириус. Она обращается вокруг Земли раз в пятьдесят лет. Мне говорил об этом сам Лаплас.

— Вам негр — жрец поведал тайны, как посвященному в жрецы?

— Как освободителю египтян от гнета мамелюков. Звезда же эта в небе ярче всех сияла, двойною будучи или тройной.

— Вы причисляете меня к тем звездным беглецам несчастным? Но прожил я всего лишь сотню лет, отнюдь не много тысяч!

— Раз люди прилетели с одной сестры — Земли, то могут к нам добраться и с другой. И вы — один из звездных мудрецов, о ком вещал с костра Джордано Бруно, и знаете вы тайну тех вооружений, что напугали так невежественных пастухов — догонов.

— В том мире, я откуда, вооружений вовсе нет.

— Как это может быть?

— Их сохранили лишь в музеях.

— Не верю вам, старик! И знайте, что сумею вам развязать язык.

— Прикажете считать — конец вельможному гостеприимству?

— Я золотом осыплю вас! Хотите, драгоценными камнями! Но новое оружие мне необходимо для окончательных побед!

— Зачем, признайтесь, вам они, когда планете гибнущей вы помогать не стали б?

— Как зачем? Чтоб управлять людьми, которые на это не способны.

— Как управлять? Советом добрым?

— Моею твердою рукой, — жестко усмехнулся Наполеон. — Без болтовни, шатаний и утопий.