Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

Горячий призыв Ярослава дружина встретила затяжным молчанием. Спору нет, думали воины, надо укреплять дырявое сумежье. Печенег, хоть и побит, но в покое Русь не оставит. Без добычи и года не просидит. Но после тяжелой сечи тащиться под нос к степнякам — не велика радость. Когда зачнут рубить новую крепость, сложа руки не посидишь. День и ночь придется среди градников и землероев крутиться, и не только за ними приглядывать, но и самому за многие дела браться. (Ярослав, пожалуй, первый князь на Руси, который весьма чтит дружинников, кои черной работой не гнушаются. В Ростове сам за топор брался, когда ладьи возводил, да и в кузнях молотом побрякивал).

А с охочими людьми сколь возни? Желающие найдутся. Все южные земли боярам розданы. А число их множится и множится. Подрастают сыновья, отделяются, своей усадьбой норовят кормиться. За каждую пядь земли борьба идет. А земля жирная, не Север, без навоза родит. Воткни оглоблю — телега вырастет. Вот и жмут бояре смердов, пошлинами и оброками давят. А смерд — не холоп и не закуп [313] — шапку оземь. «Буде, боярин, ярмить. Я — человек вольный, не хочу боле на тебя горбатиться. В ратники ухожу!» И уходят. Но до ратника смерду еще, ох, как далеко. И на лошади он сидит охлюпкой, и мечом размахивает, как дубиной, и разных воинских хитростей не ведает. Сколь терпенья надо, чтобы выпестовать из него доброго воина.

А жилье? Да никакого жилья тебе. Долгие месяцы изведаешь в шалаше и зной, и дождь, и стужу. Осенние и зимние степные ветры злы и продирают до костей. Когда еще теплая изба появится!

Тяжела служба на сумежье!

Молчанье затянулось.

Ярослав напряженно вглядывался в задумчивые лица дружинников, и на душе его становилось всё тягостней. Не торопятся воины с ответом. Не легко им оторваться от родных очагов. Кому хочется сидеть под печенегом, жестоким врагом? Осточертели им бесконечные брани, к покою тянет. Силой никого не пошлешь. Дружинник вольно к князю пришел, вольно от князя и уйти может, и никакой приказ, даже просьба, ему не указ. Только по зову сердца. Но молчат дружинники, глаза стыдливо прячут.

Встал из кресел великий князь.

— Понимаю, други. Зову вас не за столы браные, а к степям печенежским, к тяготам ратным. Лихо на сумежье служить, но без оной службы державе не стоять… Сам поеду крепости ставить!

И тут, словно бурливой водой плотину прорвало. Поднялись княжьи мужи и сотники.

— Прости, великий князь, замешкались. Коль будет на то твоя воля, пошли меня на сумежье воеводой, — воскликнул Вышата, самый знатный из княжьих мужей.

А за ним принялись предлагать себя десятники и сотники:

— И нас пошли, великий князь!

— Праведны твои слова. Надо и о державе думать!

Вся дружина поднялась.

У Ярослава отлегло от сердца.

— Спасибо, други. Иного от вас не ожидал. И коль вся дружина согласна, позволю себе отобрать тех, кто не слишком семьей обременен, и кто в сече не пострадал. Ты, славный воевода Вышата, еще от ран худо излечился, а посему оставляю тебя Киев дозирать. Сам же я, как сказал, на Рось поеду.

Вышата заупрямился:

— Раны мне не помеха, как на собаке затянутся. А вот тебе, князь, ехать под печенега не резон. О державных делах толкуешь, а сам надумал к орде податься. Под копьем и стрелой степняка державу не крепят. Государю надлежит в стольном граде быть и покойно о строении Руси думать.

— Где государю быть — мне самому решать, воевода, — веско произнес Ярослав. — Свои слова я никогда на попятную не брал и впредь брать не намерен.

О том дружине было давно известно, но сегодняшние слова Ярослава показались воинам дерзкими и опрометчивыми.

— В народе говорят: волков бояться — в лес не ходить. Ныне печенег зализывает раны. Орда распущена по кочевьям. Самое время и старые крепости осмотреть и новые ставить… Могута! Немешкотно разошли посыльных за охочими людьми, а ты, боярин Озарка, снаряжай плотничьи артели.

Могута и Озарка на совете дружины не потому отмалчивались, что у них, как и у других княжьих мужей, не было желания покидать Киев, а потому, что великий князь приказал им воздержаться от речей, ибо они, «ближние», всегда готовы поддержать Ярослава. Князь же хотел изведать мнение остальных дружинников. И, слава Богу, что дружина опомнилась.

Шесть недель пробыл Ярослав на южном порубежье. Осмотрел крепости, поставленные по указу Владимира Святославича на берегах Стугны, Сулы, Трубежа, Остра и Десны, и остался недоволен. Некоторые из них обветшали, земляные валы осели, водяные рвы обмелели. Пришлось сместить в таких крепостях воевод. Новых же сурово предварил:

— Подновить! А кто того не исполнит, строгий спрос учиню.

Дотошно осматривал Ярослав и места для новых крепостей. Вкупе с градниками выбирал удобные излучины Роси и неприступные крутояры.

Поездка на сумежье оказалась оправданной. Возвращаясь в Киев, Ярослав удовлетворенно думал:

«Печенегам нужен целый год, дабы после лютой сечи оправиться от разгрома. Но через год перед ними предстанет свежая преграда, кою им уже не одолеть».

По реке Рось поднялись новые крепости — Юрьев, Торческ, Треполь, Корсунь и другие.

Ярослав сумел сделать борьбу с печенегами делом всей Руси, ибо гарнизоны для южных крепостей набирались в далеком Новгороде, в Эстонии (чудь), в Смоленске и в бассейне Москвы-реки, в землях, куда ни один печенег не доскакивал.

Заслуга Ярослава в том и состояла, что он весь лесной север заставил служить интересам обороны южного порубежья, шедшего по землям полян, [314] уличей [315] и северян.

В защите молодого государства приняли участие и народы лесостепного юга, и жители удаленных лесных земель. Постройка нескольких оборонительных рубежей с четко продуманной системой крепостей, валов, сигнальных вышек сделало невозможным внезапное вторжение печенегов, и помогла Руси перейти в наступление. Тысячи русских сел и городов были избавлены от ужасов печенежских набегов.

Оборону от печенегов Ярославу удалось сделать общегосударственным, всенародным делом. Великий князь создал такие надежные оборонительные сооружения, что кочевники не осмеливались набегать на Русь несколько десятилетий.

Неустанно радея об укреплении южных рубежей, Ярослав не забывал и о западном сумежье. Еще находясь под Любечем, в ожидании битвы со Святополком, он подумал:

«Каин не случайно собрал здесь войска немцев, ляхов и угров. Любеч играет роль передового града на пути к Киеву с севера… Любимый град деда Святослава. Именно здесь он встретил свою Малушу и ее брата Добрыню. Именно здесь он помышлял поставить неприступную крепость. Крутояр чем-то похож на Медвежий угол. Высок, обрывист, недоступен врагу. Надо бы здесь на самом деле поставить мощную крепость, но необычную, дабы напоминала иноземный замок. В западных странах иные замки возвышаются неприступной скалой. Пора и на Руси заиметь такие сильные укрепления».

Мысль о Любечской крепости не покидала Ярослава, и тогда он собрал розмыслов.

Те, увидев крутояр, и восхитились, и заколебались:

— Вот это брег, великий князь! Много крепостей ставили, но чтоб на такой круче… Трудная задача.

— На то вы и розмыслы. Думайте: и как бревна затаскивать, и как башни с воротами ставить. Старая крепость мала и ненадежна, ее надо сносить. Зело надеюсь на ваши светлые головы. Не всё же византийским мастерам кланяться. Ныне Русь своими умами богата.

— Гора холмиста, с разными выступами. Надо каждую башню соизмерять с природными особинками. Тем и замок станет причудливей и внушительней, — высказал Могута.

— Воистину, — кивнул Ярослав. — Давайте-ка, розмыслы всё тщательно продумаем, дабы сему замку весь Запад изумился.

Вкупе с розмыслами Ярослав не единожды исследовал крутояр, кое-что предлагал сам, но больше советовался. Розмыслы начертали на пергамент будущую крепость, но Ярославу не всё пришлось по душе. Розмыслы вновь переделали, и только тогда князь довольно молвил: