Держава (том второй)

— Дорогая… Ты теперь — корпусиха, — глянул на удивлённую жену, с усмешкой подумав, что, видимо, такие же глаза были у «французского моряка», подрядчика Самовихина.

Через десять дней после царского дня рождения, двадцать лет исполнилось и Акиму Рубанову.

Правда, по этому поводу торжественных литургий, молебствий, колокольного звона не наблюдалось, и президент Франции с визитом не прибыл, зато на извозчике прикатил подпоручик 145‑го полка Витька Дубасов, с бутылкой ямайского рома в подарок.

Отмечать столь радостное событие Аким решил не дома, с папа и мама — с ними ещё успеется, а с приятелями в офицерской квартирке.

«Хоть тесно, но без материнского попечения», — здраво рассудил он, гоняя денщика по магазинам.

— В магазине Фейка вино по списку возьмёшь, что на листке написал, — поучал Козлова Аким.

— Это у какого Фейка, вашвысбродь, что у полицейского моста?

— Нет, у синагоги… Ясное дело, у моста.

Сначала Рубанова поздравили за ужином в офицерском собрании.

Сослуживцы подарили «новорождённому» серебряный ковш на длинной ручке, с гербом Павловского полка.

Затем он пригласил Буданова, Гороховодатсковского, Зерендорфа и Дубасова, коего уже прекрасно угостили за ужином хлебосольные офицеры, в свою квартиру.

— Продолжим, как говорят гвардейцы, «сушить хрусталь» господа… То бишь — пьянствовать. Я угощу вас знаменитой жжёнкой, — потряс потрёпанной книгой с коровой на обложке. — Купил по случаю у книготорговца, — похвалился он, демонстрируя друзьям серого цвета фолиант и помахивая подарком.

«Денщик за повара», — прочёл Дубасов название, и задумчиво глянул на товарища. — «Поварённая книжка для военных», — зачитал нижнюю строчку. Вид стал ещё задумчивее. — И план коровы… Огузок, бедро, — по слогам прочёл надписи на частях рогатого тела.

— Не план, а схема, — поправил приятеля Аким.

— Не схема, а чертёж, — уточнил Гороховодатсковский. — Чему вас только, господа, два года учили.

— Ну, тогда уж, карта дудергофской коровы, выполненная на инструментальных съёмках, — рассмешил компанию Зерендорф, уютно располагаясь на диване и забрасывая ногу на ногу.

— Козлову пригодится. На следующей странице производное его фамилии нарисую с рогами, — продолжил веселье Аким. — А здесь, господа хорошие, напечатан рецепт жжёнки, — поплевав на палец, раскрыл книгу на нужной странице. — Внимание! — подождал, как все рассядутся, и стал читать: «В серебряную, алюминиевую или из металла Фраже кастрюлю или вазу влить 2 бутылки шампанского, 1 бутылку лучшего рому», — Дубасов принёс и Козлов у Фейка прикупил, — «1 бутылку хорошего сотерну», — это белое десертное вино, говорю для Дубасова… А то всё водка, да водка…

— И ром ямайский, — подтвердил алкогольное пристрастие пехотный подпоручик.

«…Положить 2 фунта сахару, — продолжил Рубанов, — … изрезанный ананас», — гречневую кашу не надо… Снова к Дубасову относится…

— А на дуэль? — подал тот реплику.

— Да мы 145‑й Охтинский, гренадёрками закидаем, — воинственно помахал черпаком Рубанов: «… вскипятить на плите, вылить в фарфоровую вазу, наложить на края крестообразно две шпаги, на них большой кусок сахару, полить его ромом, зажечь и подливать ром, чтобы сахар воспламенился и растаял. Брать серебряной ложкой жжёнку, — помахал подарком, — поливать сахар, чтоб огонь не прекращался, прибавляя свежего рому, а потом разлить напиток в ковшики или кубки», — кстати, я уже пожертвовал пуговицей на мундире, выпросив у хозяина Собрания серебряную братину, — достал здоровенную чашу. — Делать жжёнку станем по–своему. Вариант Павловского, тэ–э–к скэ–э–ть, полка, с ямайской примесью Охтинского.

Раскрыв рты, все внимали ему.

— Нальём в братину вина, рому, шампанского, подогреем… и начнём священнодействовать, — достал бутылки и небольшую походную спиртовую горелку.

Водрузив братину на стол, отправил Гороховодатсковского за холодным оружием.

Скрестив две шашки, положил на них головку сахара и облил её ромом.

Все расселись вокруг стола, и с нетерпением ожидали результат священнодейства.

— Козлов, окно открой, а то задохнёмся, — велел Аким, залив шампанским что–то уж сильно разгоревшийся ком сахара и поправил фитиль на горелке.

Сахар, плавясь, стекал синими горящими каплями в братину.

— Сумские гусары придумали вместо сахара бросать в вино раскалённую докрасна подкову… Но это в походных условиях. Через несколько дней полк в Красносельский лагерь направится.., вот там и поэкспериментируем, — помешал дарёным черпаком напиток и, зачерпнув, полил им сахарную голову.

— Чу-у! Пожарные со скачком в гости едут, — хохотнул Буданов, выглянув в окно на раздавшийся шум.

— Или Ряснянский с кого плюмаж сдирает, — высказал своё личное мнение Зерендорф, приготавливая, как и все, чарку.

— Ну что ж, начинаем сушить хрусталь, — разлил серебряным черпаком напиток Аким.

— Тёплый, — недоверчиво нюхал пунш Дубасов.

— Я употребляю только жидкую синьку «Идеал», — перекрестившись, выдал рекламный тост Рубанов, и мужественно жахнул жжёнку.

Отсмеявшись, народ последовал его примеру.

— У–у–х, вещь! — выдохнул воздух Зерендорф. — Брачная ночь мадам Клико, — и под удивлённые взгляды товарищей, как ни в чём не бывало, продолжил: — Сейчас бы гусарской подковкой занюхать, — выбрал на столе закуску.

— Повторенье — мать ученья… Так в гимназии англичанин Иванов говорил, — подмигнул Дубасову Аким и вновь наполнил чарки. — Григорий, повторите фразу по–английски…

— Я тоже употребляю синьку «Идеал», — залпом проглотил тот напиток.

— Ну вот, гимназию, прости Господи, вспомнил. Это штатское болото, — закусив, вытер губы салфеткой Гороховодатсковский. — Лучше расскажи, чего там газеты пишут. Читать–то лень, а знать, как культурному человеку, необходимо.

— С бухарской территории в Самаркандскую область надвигается масса пешей саранчи. Военный губернатор находится в степи на работах по её уничтожению.

— А то — гимна–а–зия… Саранча, вон, и та пехотное училище заканчивала.

— Ага! Сморгонскую академию. Виночерпий, как там дело обстоит насчёт синьки? — протянул чарку Дубасов.

— А о кавалерии чего пишут? — заинтересовался Буданов.

— О кавалерии?.. — на секунду задумался Аким, наполняя протянутую чарку. — От искры парохода загорелась баржа, нагруженная инвентарём офицерского собрания драгунского полка…

— Тоже, видимо, жжёнку варили, — заржал Буданов, — а то от парохода искра…

— Сгорела, между прочим, картина Сверчкова «Наваринский бой», подаренная полку императором Александром Вторым.

— Я употребляю только подкову Сумского гусарского полка, — выпив, отрубился Зерендорф.

Приятели со смехом уложили павшего бойца на диван.

— Забористый пуншик получился, — заплетающимся языком произнёс Дубасов.

____________________________________________

Согласно Высочайшего приказа, генерал Троцкий назначил дату выхода полка в летний лагерь, а сам убыл в отпуск, оставив за себя полковника Ряснянского.

Батальонные и большая часть ротных командиров тоже ушли в отпуска, словом, 1-ой ротой Павловского полка руководил подпоручик Гороховодатсковский, а 2-ой — подпоручик Буданов.

Довольный жизнью полковник, своим приказом, выделил полку три свободных дня на обустройство и назначил дежурных офицеров.

Ясное дело, ими оказались Зерендорф с Рубановым.

«Пусть сразу в лагерную жизнь вливаются, — довольно хмыкнув, размышлял Ряснянский, вольготно развалившись в мягком кресле у раскрытого окна своей деревянной дачи. — Какая благодать, — вдыхал свежий воздух рощи. — А фельдфебели знают, что делать», — задремал он, устав после похода и связанных с ним хлопот.

Ротные фельдфебели уже не один раз выезжали в Красносельский лагерь, и свои обязанности знали туго.

Пал Палыч озабоченно ходил с аршином в руке и замерял расстояния, где будут установлены солдатские холщёвые палатки.