По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо

Злость на Игоревичей, опередивших его, Чермный должен был обратить на кого-то иного. Кроме бывших союзников — Мстислава Романовича, смоленского князя, и Рюрика Ростиславича, — никого более подходящего не было. Еще не остыл от поцелуев крест, на котором клялись когда-то в дружбе, как Чермный обрушился на друзей своих.

Рюрик и Мстислав были тогда в Киеве и сильно удивились, когда друг и союзник начал их оттуда выбивать. К тому, чтобы держать осаду, они не были готовы и еле спаслись. Мстислав увел свою дружину в Белгород, куда дядя Мстислава, Давид, бежал в старые годы от союзника же своего — Святослава Всеволодовича. А Рюрик, кляня судьбу за столь многочисленные удары, удалился в Овруч.

Во все днепровские города Чермный посадил своих наместников, в том числе — в Остерский Городец, принадлежавший великому князю. Таким образом, потерю Галича Чермный возместил себе с лихвой — он стал в несколько дней владетелем огромных земель.

Мстислав в Белгороде кусал локти: он остался один с двумя сотнями дружинников, и не к кому было обратиться за помощью. Так вот оно какое — наказание за измену! Весьма поучительно. Недавно еще был в дружбе с великим князем, сидел в Смоленске и мог никого не бояться. А нынче в Смоленск и не попадешь — Чермный не пустит. Лучше ему в руки не попадаться. А уж если попадаться, то с непременным условием крестоцелования — что не убьет. Хотя все равно может убить. Эх, крикнуть бы, чтобы в Суздальской земле слышно было: «Государь! Великий княже! Спаси слугу твоего верного от супостата!» Крикнуть можно. Вот только ответа не дождешься, разве что посмеется великий князь над незадачливым своим сватом. Не кусай руку, кормящую тебя!

Однако страхи Мстислава и Рюрика были преждевременными. Чермный не собирался пока их трогать. Не хотел напрасно тратить силы на пустяки. Он их не боялся нисколько.

Силы Чермному были нужны для другого. Не получив сопротивления в днепровских областях, он вошел во вкус и пожелал взять себе Переяславль. А в Переяславле княжил Ярослав Всеволодович, сын великого князя. Обижать его было опасно. Но Чермный все же решился. Он хорошо помнил, как Ярослава не пустили в Галич, а великий отец юного князя оставил такое бесчестье неотомщенным. Чермный понял, что с Ярославом можно поступить и более жестко. Возможно, для великого князя не так важен Переяславль, как то, что Ярослав получит хороший жизненный урок. Ну а если решит князь Всеволод отомстить за бесчестье свое и сына, то ведь из Переяславля так же легко будет уйти, как из любого другого города, который не можешь удержать.

И Чермный осадил Переяславль. Изумленному князю Ярославу, пославшему спросить Чермного — как это следует понимать, он ответил с нарочитой грубостью: «Пошел вон к отцу своему! В Переяславле мои дети будут сидеть! А если не послушаешься моего повеления или, как раньше, станешь домогаться Галича, то пожалеешь об этом». Ярослав не стал сопротивляться, просил только об одном — чтобы ему дали беспрепятственно уйти с дружиной. Чермный обещал, и Ярослав ушел к отцу. Посадив сына своего, Михаила, в Переяславле, Чермный вернулся в Киев, где хотел отпраздновать свою удачливость.

Но праздновать было рано. Пока он возился с Ярославом обиженные Рюрик и Мстислав сговорились и объединили свои небольшие силы, которых, однако, оказалось достаточно, чтобы Чермный, в один прекрасный день увидя их под стенами Киева, немедленно бежал оттуда.

Он бежал, чтобы вернуться, и вскоре привел союзников — из Галича позвал Владимира Игоревича и конечно же пригласил половецкую орду. Поганым была обещана полная свобода в днепровских областях. Рюрик опять укрылся в Овруче, а Мстислав — в Белгороде, не мечтая уже ни о какой помощи, слезно моля Чермного отпустить его в Смоленск. Чермный его не задерживал. Он опять сел в Киеве, теперь уже имея основание торжествовать.

Что делали половцы на берегах Днепра? Пожары, грабежи, резня валом прокатились по землям, принадлежавшим Чермному, который, казалось, ничего не имел против опустошения своих уделов. Люди бежали в леса целыми деревнями, селами, прятались в непроходимых чащах. Поганые были ненасытны — толпы за толпами невольников уводились в степь, а половецкие отряды рыскали в поисках все новых и новых жертв. Дружина Чермного пировала в Киеве вместе с князем своим.

У загнанных в леса жителей оставалась одна надежда — на великого владимирского князя. Люди, кто мог, пробирались во Владимир, попав к Всеволоду Юрьевичу, рассказывали ему о бедствиях, переживаемых Южной Русью. Во Владимире таких беженцев принимали сочувственно, с ужасом слушали рассказы о зверствах поганых, о коварстве Чермного. Имя его повторялось повсюду. Владимирские горожане требовали наказания вероломного князя. То, что творилось под Киевом, владимирцам представлялось особенно несправедливым, потому что сами они уже забыли, как это бывает. Мирная жизнь делала их более отзывчивыми к чужому горю.

Выборные от сословий, старосты концов и улиц также ходили к великому князю, просили заступиться за Русскую землю. Свои бояре — не все единодушно, но многие — тоже требовали похода на Чермного. Напоминали о бесчестье, нанесенном Ярославу.

И наконец великий князь объявил, что терпение его лопнуло, что он больше не намерен спускать Чермному. Как государь, он чувствует ответственность и за Южную Русь, так как это и его отечество.

Был назначен поход на Киев. Для придания этому походу более широкого значения, великий князь не стал, как и раньше, ограничиваться участием в нем только своей дружины. Он дал знать о предстоящих военных действиях Константину в Новгород, потребовал его участия. Константин без промедления повел дружину на соединение с отцовским войском.

Кроме того, великий князь приказал идти с ним рязанским князьям — Роману и Святославу Глебовичам. Роман и Святослав — только двое сыновей мятежного князя Глеба осталось на Рязанской земле. С ними подались к великому князю дети покойных Игоря и Владимира Глебовичей. Дружины рязанские князья с собой привели немного — великий князь требовал от них не военной помощи, а личного участия в походе. Недалеко от Коломны на берегу реки Оки был разбит большой стан, где предполагалось обговорить будущие действия и, как обещал Всеволод Юрьевич, хорошенько попировать перед тем, как двигаться на Киев.

Но никто не догадывался об истинных причинах, заставивших князя Всеволода собрать войско.

Беды жителей Приднепровья на самом деле мало заботили Всеволода Юрьевича. Давно уже он решил про себя не вмешиваться в южнорусские дела. Пусть себе князья режут друг друга — нрав их все равно не изменишь, а сил на это можно положить много. По-настоящему великого князя беспокоили лишь собственные дела.

И сейчас Всеволод Юрьевич гневался не на Чермного, а на рязанских князей, которые не подозревали об этом. Давно уже приближенные великого князя доносили ему, что Роман и Святослав Глебовичи тайно держат сторону Ольговичей. Сын покойного князя Всеволода Глебовича, Михаил, к тому же приходится Чермному зятем, и Чермный через Михаила вступает с Глебовичами в тайные сговоры. И Глебовичи будто хотят, соединившись с Чермным и другими Ольговичами, отойти от великого князя, которому так и не простили былых своих унижений. Не верить этим сведениям было нельзя: исходили они от самых преданных людей — от князя Давида из Мурома, от боярина Михаила Борисовича.

Разумеется, ни о каком совместном походе на Киев с князьями рязанскими не могло быть и речи. Не хватало только великому князю на себе испытать их предательство, когда он будет находиться в чужой земле. Михаил Борисович всячески предостерегал от этого, советовал быть осторожным. Да великий князь и без него знал, что надо делать. Для всякого изменника самое опасное — застать его врасплох, когда он уверен в своей безнаказанности. Поэтому рязанских князей следовало пока держать в неведении относительно того, что великому князю все известно об их предательстве.

В ставку великого князя Глебовичи прибыли первыми. За ними явился из Мурома князь Давид. Дожидаясь Константина, не стали пока устраивать военных советов. Стояла ранняя осень, самая пора звериной ловли, пиров на свежем воздухе, когда легко дышится, хорошо пьется, не жарко и комары не заедают; Этим и занимались — носились за оленями по окрестным лесам, метали сети, обкладывали медведей, спускали соколов на лисиц и зайцев. А по вечерам пировали. Все были веселы, особенно великий князь. Он был как никогда ласков и приветлив с Глебовичами, и они, непривычные к таким отношениям со своим строгим государем, млели от счастья и на пирах громче всех кричали великому князю славу.