Царь Дмитрий - самозванец

— А это что? — спросил Димитрий, указывая мне на свежие потеки масла на деталях хитроумного механизма, приводящего в движение кусок стены. — Или ангел с масленкой являлся?

— Сей ангел пред тобой! — с лукавой улыбкой ответил я. — Зри, трепещи и восхищайся! Сам себя назначил я хранителем сокровищ царских и долгие годы самолично нес эту службу, никому ее не доверяя. Верил я, что наступит день, когда передам все эти сокровища государю истинному, да использует он их на дела великие!

В сей возвышенный тон, от которого я в старости совсем отвык, я впал от некоторого смущения. Передавать в тот момент сокровища Димитрию не было никакой необходимости, в казне деньги и так были, не Бог весть сколько, но вполне достаточно даже и для дел великих, переизбыток же средств вреден, ибо невольно побуждает к бездумной расточительности. Сии сокровища я всегда рассматривал как неприкосновенный запас, воспользоваться коим позволительно было лишь при крайней необходимости. Вот ведь Ивану в свое время я их не открыл, ибо не видел, и какая польза от этого будет державе Русской. А тут не стерпел! Нет, я не покупал располо-

жение Димитрия, но вот сделать приятное хотел, это было, не отрекаюсь.

Закрыв каморы тайные, мы в тот момент проходили через огромную комнату, в которой хранились одеяния царские, Димитрий вдруг споткнулся, сказал слово нехорошее, наклонился, светя лампой на пол, и поднялся, брезгливо держа пару грязных сапог.

— Это что еще за реликвия святая? — недоуменно спросил он.

— Это мои, — смущенно ответил я, кляня себя последними словами за забывчивость.

— Что-то непохоже, — протянул Димитрий, — да и как они здесь оказались?

— Проник я сюда в одну злосчастную ночь и, освободив израненные члены свои от сих орудий пыточных, ненароком забыл их, — туманно объяснил я.

Страшился я дальнейших расспросов — врать-то я не горазд, а рассказывать о событиях той ночи мне по понятным причинам совсем не хотелось. Но Димитрий, к облегчению моему, за другое ухватился.

— Как же ты сюда проникаешь, тем более ночью? — спросил он. — Дверь одна, и ключ один на двух казначеев да стрельцы неотлучно при входе стоят.

— Кто же устраивает потайные комнаты без ходов тайных? — ответил я ему, едва сдерживая улыбку хитрую. Как искусный добытчик, я заготовил много разных приманок и наживок, одну из них и заглотнул Димитрий.

— Покажи! — воскликнул Димитрий, и в голосе его звучал не приказ, а просьба и нетерпение.

Отчего же не показать! Отныне мы чуть ли не ежедневно пускались в путешествия по тайным переходам кремлевским, останавливаясь изредка у многочисленных отверстий слуховых и щелей смотровых. О, как я наслаждался этими нашими прогулками! Дело ведь тайное, никто нас не сопровождал, и я на многие часы оставался один на один с Димитрием. Немного и хитрил, не без того, скажу, что притомился, сядем мы с ним на лавку, и тут я одарю Димитрия беседой нравоучительной. Все

ГЕНРИХ ЭРЛИХ

дворовые с ног сбивались, ища царя и гадая, куда это он пропадает. Тогда слух пошел, что Димитрий переодевается в платье простое и ходит по Москве, наблюдая, как народ живет и все ли в порядке. Бояре это даже в Думе своей обсуждали и пеняли Димитрию, что негоже царю Русскому так поступать. Конечно, негоже, но я так думаю, что бояре не об обычаях дедовских пеклись, боялись они, что Димитрий во время таких прогулок прознает что-нибудь о кознях их сатанинских.

Димитрию так понравились тайные ходы в старом царском дворце, что он повелел сделать такие же и в своем новом, чтобы из опочивальни его можно было пройти и в сокровищницу, и к Москве-реке, и к конюшням. Верный своему обычаю вникать во все самолично, он и тут указывал рабочим, как все устроить. А прежде все со мной обсуждал, как же без меня, ведь я как-никак самый большой в этом деле грамотей.

Только не подумайте, что я лишь старые запасы проживал. Вы вчитайтесь внимательнее в длинный перечень дел, что за столь короткий срок успел Димитрий переделать, и сразу увидите следствия моих советов. Были и другие. Взять хотя бы книгопечатание, пусть с пятидесятилетним опозданием, но исполнил-таки я мечту свою юношескую. Я указал Димитрию на печатника Ивана Андронова, он дал ему денег и приказал издать «Апостол». С каким трепетом душевным взял я в руки готовую, еще пахнущую краской и клеем книгу и прочитал посвящение: «Издано повелением благочестия поборника и божественных велений изрядна ревнителя, благоверного и христолюбивого, исконного Государя Всея Великия Руси, крестоносного царя и великого князя Димитрия Ивановича Всея Руси самодержца».

А дела милосердия?! Нет, за Ваську Шуйского я, конечно, не просил, ведь и ангельское милосердие предел имеет, всеблаг же один лишь Господь. Но и крови я не жаждал, положившись во всем на волю Божию. Господь все и устроил так, как устроил, видно, у Него на Ваську свои виды имелись. Но по горячим

следам я все же попенял немного Димитрию за его неожиданный порыв и за помилование Шуйского. На что получил столь же неожиданный ответ.

— Я могу двумя способами удержаться на престоле: тиранством и милостью, — сказал мне Димитрий, — отец мой испробовал тиранство, известно, чем кончилось. Я же хочу испытать милость и верно исполнить обет, данный мною Богу: не проливать крови.

Услышав слова несправедливые об Иване, я было взвился, вспомнив о царе Борисе, хотел указать Димитрию на вредоносность иных самых лучших обетов, но в конце концов сдержался. Я всегда за милосердие и часто просил Димитрия сменить гнев на милость. Просил, к примеру, за Годуновых, они люди смирные и к делам управления приспособленные. И за иных земских, вся вина которых состояла только в том, что они соблюдали верность присяге.

Не оставлял я забот своих и о просвещении народном, в первую очередь о просвещении самого Димитрия. Ведь образование его из-за многолетнего пребывания в монастырях было хоть и неплохим, но, как я уже как-то говорил мягко, однобоким. Для иного царя, возможно, досконального знания Священного Писания было бы и достаточно, но для Димитрия, с его устремлениями великими, требовалось нечто большее.

— Знаю, знаю, — отвечал мне Димитрий, — сам знаю. Я ведь и в Польше учился, — тут он немного замялся, — в разных местах. Даже в походе о науках не забывал, призвал к себе иезуитов... Да не морщись ты! Других-то учителей под рукой не было, да и знатные учителя из иезуитов, это все признают. Утром час занимался философией, вечером — грамматикой и литературой.

— И долго так занимался? — спросил я.

— Три дня! — рассмеялся Димитрий. — Войско недовольство проявлять стало, чуть не взбунтовалось, поверишь ли! Ничего, вот разгребу немного дела неотложные, опять за учебу примусь, хотя бы по часу в день. Я вообще так решил: быть непременно на Руси школам и академиям! А для начала по-

шлю за границу учиться человек пятьдесят детей боярских побашковитей или, скажем, двадцать.

— И чему они там научатся? — с подозрением спросил я. — Тому, чего у нас нет? Или всяким мудрствованиям богословским? Так это нам не надобно!

— Ну не скажи, — протянул Димитрий, — кроме теологии в университетах европейских занимаются и практическими науками. Медициной, например, или зодчеством, наши-то на глазок строят, а там — целая наука.

— Ага, дети боярские — лекари да строители! — поддел я его ехидно.

— Ладно, пусть другую науку осваивают — как по морям плавать, — отступил Димитрий.

—Да у нас и кораблей-то нету! Зачем они нам?