Бродящие силы. Часть II. Поветрие

В отсутствие учителя, да иногда и при нем Мари стала проводить свое время с Анной Никитишной, и болтовня у них не прерывалась. Любезный Рейф, как само собою разумеется, служил им неизменным толмачом. Вспомнила старуха, что покойный муженек ее (царствие ему небесное!) читал ей как-то чудесную историю: "Юрий Мирославский", "Милославский" - что ли. Попросила Мари своего милого добыть ей во что бы то ни стало хваленную историю. Принес он ей ее, и в кухне начались литературные чтения: Мари прочитывала вслух, Анна Никитишна поправляла ее. За "Милославским" последовали, уже по совету Ластова, сочинения Тургенева. Главных благоприятных следствий от этих чтений было три: первое, что хозяйка исполнялась все большей приязни и привязанности к услужливой, негорделивой, разговорчивой жилице; второе, что швейцарка делала в русском языке удивительные успехи; третье, наконец, что открылась обильная тема для бесед между нашими голубками: разбор характеров героев прочтенных романов, объяснение разных черт и обычаев нашего народа; тогда как без этого для них оставалось бы одно лишь поле, на котором они могли понимать друг друга, - поле чувства, а оно, как всякое кондитерское произведение, употребляемое в избытке, должно было бы когда-нибудь приесться.

Так возникла между ними, рядом с сердечной симпатией, и симпатия духовная, которую Ластов в часы досуга питал и развивал задушевными разговорами о предметах, "вызывающих на размышление", то есть научных и общественных.

"L'appetit vient en mangent [Аппетит приходит во время еды. (фр.) ]", - говорит французская пословица. Не менее справедливо можно было бы сказать, что "l'amour vient en aimant [Любовь приходит во время любви (фр.)]". Постоянно заботясь о предмете своей непроизвольной любви, Ластов, сам того не замечая, все более и более привязывался в нему. Пробным камнем этой привязанности послужили два визита, сделанные ему в начале лета.

Первым визитантом был знакомец наш Куницын. Не дав Анне Никитишне времени отомкнуть порядком дверь, он буйно ворвался в прихожую, чуть не сбив при этом с ног старушку:

- Вам кого? - остановила она его, поправляя на голове чепец.

- Если позволите, не вас, старая мегера! - желчно пробурчал он в ответ, с силою швыряя с ног непослушную калошу, которая, ударившись об стену, кувырнулась, как жонглер, в воздухе и потом уже улеглась на полу подошвою кверху.

- Да их нет дома, - обиделась почтенная женщина. - Заходите опосля.

- Когда ж он возвращается?

- А как придется: когда в три, а когда и к вечеру, в полночь.

- Так я обожду.

Он стал скидывать пальто. Старушка оторопела.

- Да нет же, сударь, нельзя-с...

- Отчего это?

- Я не знаю, можно ли... Повремените чуточку... Она с осторожностью отворила кабинетную дверь и проворно юркнула в нее. Там сидела за шитьем одна Мари; Ластова не было дома.

- Марья Степановна, матушка моя, убирайтесь живее!

- Куда? Зачем? - вопросила та, глядя на нее большими глазами.

- Да вон туда, в спальню. Гость пришел и хочет дожидаться Льва Ильича.

Тут в комнату вошел сам Куницын.

- Tiens, tiens, tiens [Ах, хорошо, хорошо (фр.)]! - воскликнул он, узнав швейцарку. - Wo kommen Sie her, holde Scheme [Откуда вы, дорогая? (нем.)]? Мы с нею давнишние знакомые, - обратился он внушительно к хозяйке. - Будьте так добры испариться.

Старушка, бормоча, повиновалась. Как на угольях, стояла Мари перед нежданным гостем, перебирая в смущении свой чистенький ситцевый передник.

- Herr von...? Я запамятовала вашу фамилию.

- Куницын, - помог ей молодой фат, разваливаясь с некоторою театральностью на диване. - Это ужасно, эт-то у-жасно!

- Что с вами, г. Куницын, вы вне себя? Он трагически взъерошил себе волосы.

- Успокойтесь. Не надо ли вам гребенки?

- Гре-бен-ки? Мари, о Мари! Было время, вы были без памяти влюблены в меня, вам, должно быть, известно, что я за человек - добрейший, великодушнейший!

- Вы очень ошибаетесь, сударь, если думаете, что внушали мне когла-либо какое-нибудь чувство.

- Что тут отговариваться? Заболели еще не на живот, а на смерть, когда узнали о моем сватовстве на другой; cela saute aux yeux [Это очевидно (фр.)]. Но что вспоминать? Дела минувшие!

- Да если я вас уверяю... Наконец, вы видите, что я теперь у господина Ластова, следовательно... Я тогда по нем стосковалась.

- Эк я не догадался! - хлопнул себя по лбу Куницын. - Вы у него la maitresse... de la maison [Любовница (фр.)]? Молодец же он, ей-ей, молодец! Не ожидал я, признаться, от него. Всегда скромником таким, законником смотрит, воды не замутит. Ну, как у вас тут житье-бытье?

Говоря так, денди наш встал, поправил в глазу стеклышко и, с улыбочкой полулукавой, полунахальной, приблизился к девушке.

- Славное мясцо, - сказал он, щипнув ее в полную, розовую щеку, - парное!

Мари, как полотно, побелела, непритворный гнев блеснул в ее глубоких черных глазах.

- Да как вы посмели, сударь...

- Как видите, посмел. Ха, ха!

- Но... но...

- Зарапортовались, ангел мой! А вы, ей-Богу, премилы, препикантны, когда сердитесь: глазенки так и разбегаются, так и стреляют, как пара пистолетов; благо, заряжены холостым зарядом.

- Послушайте, г. Куницын...

- Что слушать-то? Путного, верно, ничего не скажете. Не взыщите за откровенность. Вот перед физикой вашей я преклоняюсь - покорнейший слуга! Губки - пресочные, настоящие морели. Позвольте удостовериться de facto.

Он ловко взял ее за талью. Но в то же мгновение комната огласилась звонкой пощечиной. Захваченный врасплох, хищник невольно выпустил из рук добычу.

- О-го-го! - заголосил он в неподдельной ярости. - Une commune biche [Общая лань (фр.)]! Все, моя милая, имеет границы. Теперь я уже считаю своим священным долгом расцеловать вас, так расцеловать, как во сне вам не мерещилось, как Адонис ваш в жизнь не целовал вас!

С распростертой для объятия левой рукою, с приподнятым кулаком правой, подступил он к беззащитной. Меняясь в лице, с решимостью сжав губки, схватилась она за стоявший на столе подсвечник. Неизвестно, чем бы разыгралась эта сцена, если б не подоспел вовремя третий актер, в лице Ластова. В разгаре дела ни швейцарка, ни воинственный гость ее не слышали как позвонил он, как отворил дверь в комнату. В недоумении остановился он на пороге.

- Мари, Куницын, что вы тут затеваете?

- Лева, друг мой, выбрось этого негодяя! Он позволил себе со мною такие дерзости...

Молодой ловелас уже оправился. Непринужденно улыбаясь, он подошел к приятелю.

- Здравствуй, братец! Представь себе, как легко напугать их, этих женщин! В ожидании тебя, от нечего делать, я хотел испытать ее верность к тебе и сделал вид, будто хочу поцеловать ее, а она вообрази, что я и в самом деле собираюсь поцеловать. Ведь забавно? Ха, ха!

- Не верь ему, Лева, он уже схватил меня за талью, и если бы я...

- Ну, ну, замолчите, - перебил ее, вспыхнув, Куницын. - Каюсь, так и быть, что греха таить: хотел поцеловать. Но ты, Ластов, человек умный и, разумеется, не найдешь в этом ничего дурного. Ну, что такое один поцелуй в сравнении с вечностью? Ein Mai ist kein Mai. Сам же ты целуешь ее, наверное, раз по сту в день.

Ластов не мог не улыбнуться наивному доводу приятеля.

- Ты забываешь, мой друг, что она жена моя.

- Гражданская!

- Какая бы там ни была. Заметь себе, пожалуйста, на будущее время: если хочешь оставаться со мною в прежних дружеских отношениях, то обходись с нею так же почтительно как со всеми "законными" женами твоего знакомства.

- Пожалуй! - иронически улыбнулся Куницын. - Для тебя только, по старой дружбе.

- И я надеюсь, что ты сейчас извинишься перед нею?

- Ну, уж на это не надейся, много чести.

- Так ты не намерен просить прощения?

- За кого ты меня принимаешь? Чтоб я, я унижался перед...