Де Рибас

Вдруг из соседней комнаты раздался вопль:

— Тысячи! Сотни тысяч! Всех под суд! — Послышался звон разбитого стекла, Куракин метнулся в соседнюю комнату, откуда из-за неприкрытой двери слышался крик Павла. Через мгновение он сам появился в проеме инкрустированных золотом дверей с осколком зеркала в руке, готовый грохнуть этим осколком об пол. Парик императора съехал на левое ухо, зеленый кафтан был расстегнут. При крупной голове мелкие черты лица поражали застывшими глазами навыкате и чухонским носом. Нет, в таких ситуациях слова излишни — адмирал преклонил колено, но не подскочил перед этим ближе к императору, чтобы поцеловать ему руку. Наоборот, протянул в его сторону свою руку, в которой он держал четки с эмалированным мальтийским крестом. Император откинул голову назад, удивился.

Этому мгновению замешательства Рибас был обязан двум людям — покойному Бецкому и Виктору Сулину. Бецкий в свое время способствовал награждению когда-то ничтожной, а теперь неслыханно возросшей в значении наградой. А Виктор, которого Рибас просил дать совет, поведал, что император не только интересуется делами мальтийского ордена, но и составил с иоаннитами конвенцию, разрешил учредить в России Великое Приорство.

— Что это значит? — спросил Павел Петрович.

— В Вашем лице я приветствую покровителя Ордена Иоаннитов, крест которого пожаловал мне Великий магистр Роган восемнадцать лет назад.

— Роган?

— Да, Ваше Преимущество, — ответил Рибас на мальтийский манер. — Мне есть что сказать Вам, если Вы милостиво согласитесь остаться со мной наедине.

Тайны, секреты Павел любил до страсти. Он сделал знак Куракину, и тот вышел, затворив за собой двери. Осколок зеркала император положил па стол и сказал:

— Я не знал, что вы награждены этим почетным крестом. И так давно. Говорите.

— Ваше величество… легко проверить, что на строительство Одессы прежнее правительство утвердило сумму в два миллиона без малого. Но на пять лет. Все расходы легко проверить. Что же касается долга — он переходит к оплате из сумм этого года. Дело обыкновенное.

— Это все? — разочарованно сказал и зло взглянул государь.

— Разве я осмелился бы остаться с Вами наедине, чтобы только объяснить по каким в сущности пустякам могу пострадать? О, нет. — Рибас достал из кармана кафтана розовый конверт. Павел впился в него взглядом. Рибас продолжил: — В тысяча семьсот восемьдесят втором году, когда вы изволили заканчивать свое заграничное путешествие, я получил тайное распоряжение покойной императрицы отправиться по вашим следам. С единственной целью: доставить в Петербург доказательства вашего неприятия тогдашней политики двора, императрицы и ее окружения. И я привез эти доказательства е столицу.

Он намеренно замолчал, ожидая вопросов.

— Ну-ну, и что же?

— Вот эти доказательства! — Рибас протянул Павлу конверт. — Я не передал их императрице.

Павел взял конверт, достал документ Скрепи и стал читать, впрочем, без особого интереса. И в самом деле: что этот документ ему теперь! Ему, императору! Но, видимо, дойдя до строк, в которых он обещал выпороть Потемкина, Павел одобрительно кивнул, заулыбался, взглянул на Рибаса и сказал благожелательно:

— Отменно. Вы свободны адмирал. О дальнейшем вас известят.

Итак, первый шаг был удачен, но когда Рибас вернулся домой, Настя спросила:

— Пригодилось ли свидетельство, которое я отправила во дворец?

— Какое свидетельство?

— О том, что ты награжден мальтийским крестом.

— Что?! Ты отправила его? Кто его затребовал?!

— Посыльный сказал, что ты просишь прислать документы на крест во дворец.

Адмирал лишился дара речи. Потом долго и подробно расспрашивал жену о посыльном, но так ничего не установил. Происшедшее означало одно: затевается новая пакость. Но кто ее автор? Не приложил ли здесь руку Джачинто Верри? И Рибас отправился к Сильване.

Кондитерская «Болонья», судя по всему, процветала. Обрадованная Сильвана пальчиком указала па столик у окна, а потом присела рядом.

— Господи, как я рада тебя видеть, — вспоминая далекую и восхитительную ночь в пизанском палаццо Алехо Орлова, женщина зарделась румянцем. Рибас спросил ее о брате Руджеро.

— Он вернулся в Италию, — сказала Сильвана и пояснила: — Здешний климат не для него. Так что все его дела теперь на мне.

Рибас был так поражен услышанным, что переспросил:

— Все его дела?

— Да. И я справляюсь.

Что стояло за ее словами? Только дела кондитерской? Но, может быть, по-прежнему тут встречаются некоторые лица, чтобы получать, обмениваться и доставлять сведения выгодным адресатам? Какова роль в этом самой Сильваны? Но расспрашивать ее он ни о чем не стал. Лишь рассказал о краже документа на Мальтийский крест в надежде, что Сильвана что-нибудь узнает.

Затем он нанес короткий визит Николаю Зубову. Тот был пьян по случаю рождения сына — внука Суворова и названного в честь деда Александром. Николай, хохоча, рассказывал о брате Платоне:

— Он в Риге изрядно отобедал! Польского короля ждали. Вино прокисало. А тут Платон и отобедал за короля под пушки!

О Суворове сказал, что тот хочет в отставку, но Павел не велит.

Базиль Попов февральским вечером приехал к адмиралу, и вместе с Виктором они сели за ломбер. Выслушав рассказ о свидании с Павлом, Базиль сказал:

— Вашему верному недругу не повезло.

— Мордвинов здесь? — спросил Рибас.

— Вызван. Посажен под домашний арест. К Павлу не допущен.

От заведования императорским кабинетом Базиль был отставлен, но получил чин генерал-поручика с назначением в мануфактур-коллегию. Об обеде Платона Зубова в Риге он сообщил:

— Так оно и было. Платон не только отобедал вместо польского короля, но генерал Пален провожал его до Митавы, как королевскую особу. Платон уехал. А Палену не поздоровилось. Он получил от Павла подлеца и отстранен от войск.

— Впору ему прошение в ящик бросать, — сказал Виктор.

— В ящик? — спросил Рибас.

— Возле подъезда Зимнего император велел установить ящик, в который каждый может опустить жалобу или донос, — пояснил Виктор. — Ключи от сего ящика Пандоры он не доверяет никому.

Рибас развел руками и сказал:

— Пандора только один раз открыла свой ящик из любопытства и выпустила на волю все беды людские. А Павел делает это ежедневно? Он мужественный человек!

— Теперь, вроде, ящик отменили, — рассмеялся Базиль. — В него повадились неприличные письма бросать.

Наконец, прибыл курьер из дворца. Император Павел I предписал вице адмиралу де Рибасу заседать з Петербургской Адмиралтейств коллегии.

Судьба, хоть на какое-то время определилась, и Рибас наутро отправился в карете в недальний путь по Дворцовой набережной к Адмиралтейству. Здесь, над валом со ста пушками каждый день поднимали белый флаг с петербургским гербом — два якоря, поддерживающие скипетр. Адмирал проехал мимо беседки, где горел огонь и грелись разводы караулов, и по мостику через ров подкатил к главному входу, где стояла карета вице-президента коллегии Голенищева-Кутузова, и он сам вылез из нее и приветствовал адмирала:

— Рад-рад. Работы у нас. непочатый край. А Мордвинов-то слыхали? Отправлен в Николаев в прежнем чине. Правда ли, что он там вокруг своего дома батареи пушек поставил?

— Ну, не батареи, а две-три.

— Государь гневался: «Мордвинов от моих курьеров пушками обороняется!»

В плохо натопленном зале заседали кригс-комиссар Иван Баскаков, генерал-контролер Мартын Фондезин, генерал-казначей Лупандин, цехмейстер Алексей Демидов… Обсуждали морские дела империи. Рибасу было положено получить жалование и столовые деньги за январь и февраль, а гренадерский полк, шефом которого он состоял, адмирал передал по команде Пустошкину.

Постепенно Рибас оценил все выгоды своего положения: Черноморское адмиралтейство было подведомственно Петербургскому, и адмирал знал многое из того, что происходило в Одессе после его отъезда. Пустошкин исправно пересылал в Петербург жалобы на адмирала подрядчиков, документы Экспедиции, напомнил о гибели судов в Днепровском лимане в прошлом году, а Мордвинов теперь, спустя год, приказал арестовать спасшихся моряков. Рибас не преминул подать рапорт и вызволил своих бывших подчиненных, объяснив причину гибели судов нещадным штормом.