След грифона

– Дело сделано, – то ли отчитался, то ли просто сказал инженер.

А событийный калейдоскоп продолжал свое вращение. Пароход «Иван Корнилов», натруженно шлепая лопастями колес по воде, осторожно двигался вверх по течению Томи. Несмотря на уже наступившую ночь, по многим огонькам на берегу угадывался Томск. Накануне пароход простоял на якоре почти весь день. Соткин изначально поставил капитану цель пристать к пристани Томска поздним вечером. Лишнее внимание было ни к чему.

– И чтоб мне никаких гудков, – в который раз за время пути строго-настрого приказал он. Может быть, лучше он и не напоминал бы. Капитан, без единого гудка прошедший весь путь по Иртышу, Оби, а теперь и Томи, точно в отместку за молчание и за посягательства на священные права капитана, на самом подходе к пристани дал длинный гудок. Взревев от ярости, выхватив револьвер, Соткин ворвался на капитанский мостик. Капитан находился один. Вся команда парохода, включая вахту, была заперта в каютах. Исключение составил капитан, которому пришлось исполнять функции рулевого. Свободными остались и кочегары в неглубоком трюмном отделении.

– Убью, скотина! – одной рукой обхватив капитана за шею, другой рукой засунув ствол «нагана» тому в рот, злобно прокричал Соткин.

Тщетно пытался капитан вырваться из стальных объятий офицера. Говорить он тоже не мог. Соткин сам отбросил его прочь от себя.

– Вы, я вижу, так и не поняли, что мы не в игрушки играем, – чуть остывая от злобы и пряча револьвер в кобуру, проговорил он. – Быстро к штурвалу. Не хватало еще на мель нам сесть!

– Верните вахтенный журнал, – вытирая кровь с губ, задыхаясь от обиды, вяло попросил капитан.

– Зачем вы это сделали? – Соткин точно и не слышал просьбы. – Вы своими действиями поставили под угрозу всю секретность нашей экспедиции. Теперь каждый любопытный и через сто лет может точно сказать, что пароход «Иван Корнилов», пришедший из Тобольска с известным грузом, пристал к пристани Томска, – он раскрыл часы, – в одиннадцать часов вечера тринадцатого сентября тысяча девятьсот девятнадцатого года. Вы этого добивались?

– А как иначе я бы сообщил пристани о своем прибытии?

– Способы связи с берегом обсудите в контрразведке, – сказал, как отрезал, Александр Александрович и закрыл крышку часов. – Управляйте пароходом, ваше высокораздолбайство!

Соткин курил, слушая переговоры капитана и пристани через рупоры. «Как с берегом связаться, он не знает», – раздраженно думал Александр Александрович. В очередной раз поразился дальновидности Суровцева. Генерал предполагал, что прибытие «Ивана Корнилова» в Томск будет замечено и жителями, и теми, кто будет искать следы золотого запаса. Потому и церковные ценности на борту вместе с государственным золотом. Потому и приказ пристать в Томске под вечер, а лучше ночью. «Завтра попы на берегу запоют „Слава Спасителю, в Иерусалим входящему“, и обыватель узнает и запомнит именно это, а не ночную возню на пристани», – успокаивал себя Александр Александрович. Да и в памяти краеведов и историков останется следующий день, 14 сентября. На берегу он увидел Тимофея Прокопьевича Кураева в сопровождении Ахмата. Рядом с ними – двух офицеров. Контрразведка. «Придется капитану парохода втолковывать разницу между секретом и тайной. А также то, что он волей судьбы причастен к событиям, за одну причастность к которым следом за человеком идет смерть. Часто смерть мучительная», – подумал он и отправился к солдатам, стоявшим на палубе по двое у каждого из трех десятков небольших, но тяжелых ящиков. Изготовлены они были с таким расчетом, чтобы их можно было хоть и с трудом, но перенести вдвоем. Соткин сноровисто, не хуже настоящего матроса бросил конец каната на пристань. Солдаты помогли спустить трап. С небольшим портфелем в руках офицер первым стал спускаться по трапу. Следом двинулись солдаты с ящиками. Еще с трапа, не здороваясь, громко крикнул:

– Ахмат, принимай команду!

И лишь потом он обменялся рукопожатиями с Кураевым и как старый знакомый обнялся с Ахматом. Подошел к офицерам. Представился:

– Капитан Соткин.

Поочередно представились и офицеры:

– Капитан Перевалов.

– Поручик Никонов.

– Пристань оцеплена. Посторонних нет, – доложил Перевалов.

– Под моим началом тридцать солдат, – в свою очередь, отрапортовал Соткин. – Сейчас они перенесут груз на подводы и поступят в ваше распоряжение. Используйте их как охрану ценностей, находящихся на пароходе. Сейчас же сообщите в Томскую епархию, что из Тобольска в Томск эвакуированы ценности Сибирской церкви. Опись и все другие надлежащие документы – здесь. – Он передал свой портфель старшему по званию. – Там же вахтенный журнал парохода. Команда сейчас заперта в каютах. Погрузки, а теперь и выгрузки они, как вы понимаете, не наблюдали. Держать их на борту бессмысленно. Кому приспичит – все равно до берега доберется хоть от середины реки. И попросите благочинного, чтоб завтра как можно более торжественно попы встретили свое добро. Капитана арестовать. Не бить, не допрашивать. Хорошенько напугать. Чтоб при одном воспоминании об этом рейсе охватывала немота. После я сам еще раз с ним поговорю.

– Вас понял, – ответил капитан-контрразведчик и кивком приказал поручику подниматься на борт парохода.

Глубокой ночью Соткин и Ахмат вдвоем разгрузили две подводы драгоценного груза. Наделенные немалой физической силой, они почти играючи перетащили все ящики в подвал купеческого дома по улице Белой. В тот самый дом купца Кураева, куда весной 1941 года, сразу после освобождения, направился бывший колчаковский офицер Александр Александрович Соткин.

А наступление Красной армии было более чем успешное. Оно рождало не просто поражение белых – оно вело белые армии к катастрофе. Кроме собственно военной обстановки, политическая обстановка также учитывалась командованием Восточного фронта. Командующий Михаил Фрунзе, напутствуя командарма-5 Тухачевского, сказал:

– Будет непростительной глупостью затягивать наступление.

– Согласен.

– Каковы ваши соображения?

– Наступление географически привязывается к Транссибирской магистрали, – чертя указкой по карте, докладывал командарм. – Таким образом, на ближайшие месяцы мы будем иметь дело с несколькими узлами обороны по линии железной дороги. Это соответственно Омск, Новониколаевск, Томск, Красноярск.

– Согласен, – опять повторил Фрунзе. – Так каковы ваши соображения, Михаил Александрович?

– Тактически наступление будет строиться на постоянной угрозе перерезать железную дорогу в тылу неприятеля, путем обхода, – докладывал Тухачевский своему тезке. – Угроза окружения должна постоянно нависать над противником. Линия Транссибирской магистрали около всех перечисленных городов не совпадает с линией старого Сибирского тракта. Особенно это наглядно у Томска. Предполагаю максимально это использовать. В случае удачи под Омском, а я в ней уверен, у Новониколаевска нам и наступать не надо будет. По старому тракту обойду город и двину армию на Томск. При угрозе обхода красные сдадут Новониколаевск. Далее, выйдя к станции Тайга, опять по магистрали, отрежу от нее Томск. Думаю, что еще до этого момента вытесню самих белых на старый тракт. И безостановочно буду наступать по железной дороге на Красноярск и далее на восток. Как все наступающие армии, буду нуждаться в подкреплениях. Но попрошайничать не намерен. Прошу только одного: гарнизоны захваченных населенных пунктов формировать из частей других армий, дабы не распылять силы своей 5-й армии. В захваченных городах необходимо развернуть красный террор, чтобы даже намека не было на белое подполье и белое партизанское движение в нашем тылу. Благо, что наступившая зима не способствует этому. Со своей стороны прошу лишь усилить меня бронепоездами. Лучше всего переподчинить все имеющиеся под мое начало.

– Принято, – согласился Фрунзе. – Реввоенсоветом фронта, – продолжил он, – велась и ведется большая пропагандистская работа среди солдат Чехословацкого корпуса. Есть все основания считать, что с чехами нам воевать больше не придется. Это, если хотите, подарок вам накануне наступления.