От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)

- Сонечка, - сказал Василий, - Ты же говорила, что тебе разрешение на выезд в столицу никто не подпишет.

- Это да, не подумала, - задумалась девушка, - Ладно, рискну, поеду без разрешения. Будем надеяться, обойдется. А если не обойдется, ну что мне сделают? В участке под арестом подержат – это самый максимум. Ты пойми, не могу я остаться в Москве, не прощу потом себе этого.

Не сумев убедить мужа в том, что ей надо ехать, София сказала:

- Вася, в общем, я еду. Если полиция спросит – говори, что психанула твоя жена и ушла из дома, куда – не знаешь.

София обняла мужа и сказала:

- Все обойдется, будем надеяться. Не волнуйся.

Благополучно прибыв в столицу и остановившись на ночлег в какой-то гостинице, где ни у кого не спрашивали паспорта, но и контингент был соответствующим, София попросила себе одноместный номер и решила отдохнуть с дороги.

- Мадам, раз у вас есть деньги на одноместный номер, почему вы в ту же «Заречную» не пойдете? – раздался удивленный голос дежурного, - Там ненамного дороже, зато постояльцы гораздо более приличные.

- Знаете, мне всего на одну ночь, поэтому без разницы, где останавливаться, - ответила София, - И я так устала с дороги, что все равно, где ночевать, лишь бы была кровать.

«Ага, буду светить я в «Заречной» свой паспорт с пометками о том, что я невыездная», - подумала София и пошла в свой номер.

Встав на следующий день утром, София вышла из гостиницы и пошла на Семеновский плац. Смешавшись с толпой народа, девушка уже не боялась того, что ее заметит кто-то из полиции, как вдруг услышала неподалеку такой разговор:

- Преступников вешать будут.

- Не преступников, а идиотов. Хотели как лучше, а получилось как всегда.

- Ты погромче это покричи, чтобы полиция услышала.

Внимание Софии отвлекло то, что приехали полицейские кареты с осужденными. Увидев Зою, которая где-то жалась сзади в толпе, девушка мысленно посочувствовала ей и подумала:

«В семнадцать лет… А мне тогда, после покушения на N, восемнадцать было, еще моложе девочка».

Вдруг подумав о том, что и ее могло ждать что-то подобное, София погрустнела и начала смотреть уже на Эмилиану.

Периодически отводя глаза, чтобы не увидеть лишнего, София честно стояла, думая о том, что когда ее выводили расстреливать, ей очень хотелось увидеть кого-то близкого и родного, ну или хотя бы знакомого.

«Деток тогда своих вспомнила», - подумала София и, когда пришла очередь Эмилианы, начала смотреть на нее.

Не в силах отвести взгляд, но понимая, что уже это давно надо было сделать, София с изумлением увидела, что у девушки порвалась веревка.

«Вот не могла у Алешеньки веревка порваться», - подумала девушка, одновременно, и радуясь за Эмилиану, и вытирая слезы, вызванные воспоминаниями об Алексее.

Услышав, что Эмилиану отправили в госпиталь, а Нелидова и Зою отправят на каторгу, девушка и обрадовалась, и поняла, что ей постепенно становится плохо.

Когда толпа начала расходиться, София присела на лавочку в ближайшем парке и долго приходила в себя.

София вернулась на ближайшем поезде в Москву. Каково же было удивление девушки, когда, в тот момент, когда она выходила из поезда, двое полицейских, дежуривших на вокзале, заметили девушку и проводили ее в участок.

«К Петру Васильевичу повели», - подумала София, - «Будем надеяться, что все более-менее обойдется. Отсижу, сколько положено, зато буду чиста перед своей совестью».

- София Львовна, куда вы ездили? – спросил Петр Васильевич Софию.

- Петр Васильевич, скажу честно, я ездила в столицу, чтобы морально поддержать Зою и Эмилиану, да и остальных тоже. Подумала, что если они меня увидят, то будет хоть немного спокойнее. Уведомлять вас не стала потому, что понимала, что разрешение на поездку в столицу мне не выпишут.

«Вот как же обидно», - подумала София, - «В лицо меня почти вся московская полиция знает, увидели, сходящую с поезда, и сразу в участок привели».

- Возможно, в качестве исключения, я бы вам и выписал разрешение на поездку, - сказал Петр Васильевич, - Да, в столицу вам поездки не положены, но именно в этом случае я бы вошел в положение.

Петр Васильевич задумался, а потом сказал:

- Нарушение режима вам в личное дело записывать не буду, но если вы вдруг сейчас подумаете, что вам все можно и еще куда-то поедете без разрешения, то условия отбытия ссылки я вам поменяю. Естественно, не в вашу пользу.

В странных чувствах София вышла из участка. Девушка была рада, что все обошлось, но тяжелое чувство не покидало. А мысли об Алексее окончательно добивали Софию.

- Васенька, я приехала, - сказала София мужу, войдя в дом, - Сейчас маленько отдохну с дороги и все тебе расскажу.

========== И проблемы, и улучшения ==========

Пятнадцатое января 1892 года. Юля Собольникова, пяти с половиной лет от роду, подошла к Марии Викторовне.

- Мама, - сказала она, - Мне такой странный сон приснился.

Для своего возраста девочка была очень развита: и хорошо болтала, хоть одна, хоть со своим братиком Федей, и очень бегло читала, и решала легкие примеры, - в общем, Бирюковых никто бы не смогу упрекнуть в том, что они не занимаются детьми.

- Никакого Смольного, никакого кадетского корпуса, сами будем заниматься детьми, пока есть силы, - говорила шестьдесятвосьмилетняя Мария Викторовна своему мужу-ровеснику, - Будем просить Бога, чтобы пожить подольше, чтобы детей вырастить. Потому что, говоря откровенно, я не уверена, что Софья надолго на воле задержалась, конечно, если что – она детей заберет обратно, но зачем только мучить их? А потом куда, если мать на каторгу поедет, в детский дом? А так будут учиться дома, сдадут экзамены за среднюю школу, в университет поступят… Вот знаешь, я за то, чтобы и Юля, и Федя учились, нельзя руководствоваться принципом, что девочке школы хватит, а дальше можно и замуж выходить, сейчас уже время не то пошло, женщине тоже профессия нужна.

Георгий Сергеевич был согласен с этой точкой зрения и не спорил с женой.

- Что тебе приснилось, доченька? – спросила Юлю Мария Викторовна, - Опять бабайка?

- Нет, мама, - сказала Юля, - Мне ты снилась и папа. Только все было совершенно не так, как сейчас.

- А как все было? – спросила Мария Викторовна.

- Ты была очень-очень молодая, лет семнадцать, - сказала Юля, - И папе тоже было немногим больше лет, чем тебе. У тебя были черные волосы, у папы – русые…

Чем больше Мария Викторовна слушала это описание, тем сильнее у нее вставали волосы дыбом – картина была очень похожа на описание Софии и Алексея Леонова. Решив списать все на богатую фантазию Юли, Мария Викторовна вдруг услышала шокирующий вопрос:

- Мама, а почему у нас фамилии разные? У меня одна, а у вас с папой другая?

Мария Викторовна впала в некоторое недоумение, как вдруг в разговор вступил Георгий Сергеевич.

- Юля, просто у тебя есть еще одна мама, и папа еще один есть, вот они тебе и приснились, - сказал он.

- Как интересно! – сказала Юля, а потом снова увлеклась игрушками.

- Надо же, запомнила… - тихо сказала Мария Викторовна, глядя на Юлю и Федю, которые запускали железную дорогу.

- Все равно бы все узнали, а если бы сами не спросили – добрые люди бы рассказали, - сказал Георгий Сергеевич.

- С Соней знакомить будем? – спросила Мария Викторовна мужа.

- Если попросит – познакомим, - ответил Георгий Сергеевич.

Несколько дней об этом разговоре никто не вспоминал, как вдруг семнадцатого января Юля подошла к Марии Викторовне с вопросом.

- Мама, а когда мы ко второй маме поедем? – спросила она.

- Если хочешь – можем и сегодня, - ответила Мария Викторовна.

- Ура! – воскликнула Юля, - Федя, мы ко второй маме в гости поедем!