Зелимхан

мечтали они.

Дубов издали наблюдал за офицером, который с

пристрастием докрашивал показавшегося ему

подозрительным горца на отличном породистом коне. В это

время из соседнего двора вышел нищий, длинной палкой

отмахиваясь от стаи злых собак. Нищий смело подошел

к полковнику и нагло попросил милостыню. Едва он

отошел, к Дубову протискался второй нищий, еще более

бесцеремонно заклянчивший у него копейку.

Эти наглые приставания переполнили терпение

начальника округа.

— Старшина, это что за безобразие? Уберите этого

оборванца, — заорал Дубов. — Что у вас все село из

нищих, что ли?

— Господин полковник, простите. Живем рядом с

городом, все они оттуда идут, разве их удержишь, —

отвечал старшина, отгоняя нищего от почтенного

гостя.

— Откуда бы они ни шли, нечего подпускать их ко

мне! — полковник брезгливо разглядывал свой рукав,

за который только что хватался нищий.

Дубов еще долго раздумывал над тем, какую заразу

можно заполучить на этом проклятом южном базаре,

пока к нему не подошел офицер, весьма

многозначительно зашептавший что-то ему на ухо.

— Что-о? — у начальства бешено забегали глаза.

— Под видом нищих?! Ушли?..

— Так он говорит, ваше высокоблагородие, —

офицер показал на тучного чеченца, стоявшего рядом

с ним.

— Сейчас же организовать погоню. А ну,

побыстрее!

— Солдаты, за мной! — скомандовал офицер,

вскочив на коня. Дробно застучали подковы, и отряд

всадников в карьер вынесся за пределы аула.

Через час-полтора на взмыленных конях солдаты

с виноватыми лицами стали возвращаться на базарную

площадь, где в своем фаэтоне восседал разъяренный

начальник Чеченского округа.

А в это время Зелимхан с Саламбеком из Сагопши,

счастливые обретенной свободой, шли по лесу,

который начинался за Старой Сунжей. Густые эти леса вели

в горы.

Весть о том, что Зелимхан бежал из грозненской

тюрьмы и находится на воле, больше всех испугала

сына махкетинского старшины Успу.

Так и не добившись от Зезаг реального

подтверждения своих супружеских прав, он решил, пока не поздно,

выйти из игры, а именно снова жениться. С этой целью

он поспешно отправился в Ведено свататься к дочери

тамошнего купца. Здесь ему порассказали много

подробностей о побеге опасного харачоевца, и он, полный

ужаса, поспешил к Чернову.

— А-а, это ты, Успа. Заходи. Ну, рассказывай, ты,

видно, не в духе. Случилось что-нибудь? — с

наигранной любезностью встретил его пристав, делая вид, что

ничего не знает.

— Да будет счастливым ваше пребывание на земле,

Иван Степанович. Я по серьезному делу, — Успа низко

поклонился Чернову, но вид у него был испуганный, он

все время опасливо оглядывался на дверь, словно за

ним гнались.

— Ну, что же произошло? Подойди поближе, сядь

сюда, — Чернов показал на стул, стоявший перед

мрачным письменным столом.

— А вы разве ничего не знаете, Иван Степанович? —

Успа с обреченной миной покорно присел на стул

и, сияв папаху черного каракуля, пристроил ее на

колене.

— Нет, не знаю. Расскажи, — с внешним

спокойствием поинтересовался Чернов.

— Нас никто не слышит здесь? — гость опасливо

огляделся.

— Ну, ну, давай выкладывай!

Успа, выкатывая глаза, наклонился к приставу и

сказал:

— Вы знаете, что этот разбойник Зелимхан на

свободе?

— Ну и что же? — пристав сделал вид, что это для

него совершенно безразлично. Эх, если бы недалекий

сын махкетинского старшины мог заглянуть в душу

чиновника, он обнаружил бы там страх и смятение. Но

видел он лишь улыбку Чернова.

— Он обязательно натворит что-нибудь, — прогове-

рил растерявшийся Успа.

— Возможно, — согласился пристав. — Но мне

кажется, что опасность грозит именно тебе, — он вспомнил

совет Дубова. — Ведь это ты присвоил себе его невесту

Зезаг. Зелимхан не забудет этого. Тебе нужно

опередить его... — Чернов не договорил, с вопросительной

улыбкой глядя на своего посетителя.

Не слишком понимая пристава, Успа наивно

спросил: . ·

— Как его опередить? За этим я и пришел, — си

принялся нервно мять свою шапку, лежавшую на

колене.

— Очень просто... Уже вчера его видели на

вечеринке в Харачое, — соврал пристав. — Он уверял своих

друзей, что не успокоится, пока не отомстит Говде за

оскорбление потомков Бахо.

— А вы не боитесь, господин пристав, что Зелимхан

попытается совершить покушение на вас? — Успе

ужасно хотелось спрятаться за могучую спину высокого

начальства.

— Нет, — с улыбкой ответил Чернов. — Зачем

Зелимхану покушаться на меня? Что я ему такого

сделал? Во всех его бедах виноваты Адод и Говда, — он

откинулся в кресле, поглядел в потолок и добавил:

— Да вот еще и тебе не следовало жениться на

Зезаг.

Подавленный Успа молчал, глаза его бессмысленно

блуждали по кабинету.

— Не знаю, — произнес он еле слышно. — Что же

делать?

— А я знаю, — отчеканил Чернов.

Глаза сына старшины с надеждой уставились на

пристава. Тот молчал, словно обдумывая что-то, потом

медленно произнес:

— Зелимхан овсе равно будет частым гостем харачо-

евцев потому, что здесь его семья.

— Ну и что?

— Подкараулить его надо и пристрелить.

— Но он и сам хорошо умеет стрелять! — горестно

воскликнул Успа.

— Я дам тебе винтовку, она стреляет гораздо

дальше, чем ваши курковые ружья, — пообещал пристав.

— Яо боже упаси, — погрозил он пальцем, — никому

ни звука! Это я только для тебя делаю.

Успа рассеянно молчал. В это время кто-то

приоткрыл дверь кабинета, и из-за нее высунулась голова

в большой папахе из рыжей овчины.

— Господин пристав, я по .вашему вызову, —

хриплым голосом проговорила голова.

Чернов встал и, подойдя к двери, сказал:

— Подожди немного, — и, плотно прикрыв дверь,

повернулся к Успе: — Ну, как ты решил?

Успа молча стоял возле стола, продолжая мять

шапку. «Как мог так смело добираться до покоев

пристава этот человек? Ведь это же Одноглазый — мелкий

жулик! Его никто из порядочных людей близко к себе

не подпустит, — мысли эти смутно роились в

непривычной к размышлениям голове сына старшины. — И зачем

Чернов мог его вызывать?»

— Я тебя спрашиваю, — пристав ткнул пальцем в

грудь молодого чеченца, — ты решился?

— Посоветуюсь с отцом и приеду к вам, — ответил

Успа, будто разбуженный ото сна, и, не сказав больше

ни слова, вышел из кабинета.

Не успела закрыться дверь за Успой, как к приставу

вошел Одноглазый. Чувствуя себя как дома, он

развязно развалился в кресле рядом с письменным столом.

Чернов внимательно вглядывался в единственный глаз

посетителя, зорко смотревший из-под папахи.

— Что, забыл свое имя? — спросил хозяин.

— Нет.

— А ну, какое же оно?

— Вор, — ответил Одноглазый и дураковато

улыбнулся.

Пристав засмеялся и со всеми удобствами устроился

за письменным столом.

— Ну и как, доволен ты своим именем?

— Очень даже доволен, — отвечал Одноглазый, по

всей вероятности, действительно не видя" ничего дурного

в своей профессии.

Пристав выпрямился в своем кресле и вдруг сделал

серьезное лицо:

— Но запомни, если ты не прекратишь свои кражи,

я посажу тебя в тюрьму. Вчера только жаловалась мне

жена купца, что ты обчистил ее курятник.

— А зачем купчихе куры, когда на базаре так

много мяса, а у мужа сундук золота? — вполне серьезно