Де Рибас

— Не играть же нам в пикет.

— О, да.

— Брелан?

— Я не играю два раза подряд игру, которая только что сделана.

«Он хочет вывести меня из равновесия», — догадался Рибас и с удовольствием позволил себе это, воскликнув:

— Но черт побери, назовите вашу игру! Право, мы будем решать это до утра?

— Вы знаете столько игр?

Это был первый промах Рибаса: Маттео насторожился. Следовало успокоить его и Рибас рассмеялся:

— У меня есть десять тысяч и я хочу испытать судьбу перед отъездом в армию.

— Макао.

— С объявлениями, — предложил Рибас.

— Идет.

Адмирал распечатал еще одну колоду, неумело смешал карты. Проще макао игры нет. Туз — одно очко. Фигуры и десятки не считаются. Остальные карты от единицы до девятки — считались по их достоинству. Требовалось набрать девятку. Если она сразу на руках — выигрыш.

— Я ставлю три тысячи, — «поспешил» объявить Рибас.

— Сколько?

— Три.

— Отлично. Но сначала все-таки следует определить: кто из нас банкомет!

— Ах да. Простите, — «спохватился» Рибас.

Они вытащили из колоды по карте, адмиралу досталась меньшая — он банковал, а поэтому достал из шкатулки объявленную сумму и с первой сдачи к нему пришла девятка. Это означало, что Маттео проиграл девять тысяч — выигрыш за девятку шел втрое.

— Вина? — спросил Маттео.

— Непременно! — «охотно» согласился Рибас, и его противник щелкнул пальцами и крикнул слуге: — Венгерского!

Собственно, адмирал уже отыграл проигрыш Андре, но нельзя было оставить взятую на себя роль. И потом, если и дальше так будет везти… В банк Маттео поставил двести рублей, восьмеркой удвоил их. Рибас отдал проигрыш, достал табакерку, положил под нее пятьсот и объявил:

— Играю под прессом!

— Вы так боитесь за финал? — спросил противник. Он знал толк в игре. Под прессом обычно играют в конце, когда денег у проигрывающего остается мало, а под прессом, не объявляя суммы, можно скрыть их нехватку. Но что теперь скажет Маттео? Он мог объявить: «Беру пресс», или «Беру вдвое», он мог хоть удесятерить неизвестную ему сумму под прессом.

— Беру вдвое, — сказал он и выиграл восьмеркой.

— Пресс вдвое — это тысяча, — подсчитывал Рибас. — Да за восьмерку — вдвое, получите две тысячи.

Десять талий Рибас играл под прессом. Маттео посмеивался:

— У вас же есть деньги. Зачем вам пресс?

Но Рибас намеренно путал игру.

К ним подошел бледный Андре. Маттео почему-то встал.

— Прошу вас. Мой долг. — Андре небрежно бросил ассигнации на стол. — Я не затруднил вас?

— Нисколько.

— Честь имею.

Маттео кивнул. Андре отошел от стола. Следующие десять талий Рибас играл без пресса. Удача была попеременной.

— Боже мои, — услыхал Рибас рядом с собой голос Катрин. — Я просто извелась. Сколько же можно играть, дорогой Маттео?

Рибас повернулся к ней, встретился взглядом, встал, поклонился:

— Мадам, не имею чести быть знакомым, но сочту за величайшее удовольствие быть представленным.

— Катрин Васильчина, — сказал партнер.

«Имя она не переменила. Но неужели здесь в амазонках? — спросил себя Рибас, а Катрин лукаво улыбнулась, протянула руку в кружевной перчатке.

— Я хочу, чтобы вы обыграли Маттео, — сказала она, когда он целовал ее руку.

— Мадам, ради вас я сделаю это непременно.

— Сделайте это хотя бы для себя.

— Свой выигрыш я посвящу вам.

— Маттео, я жду! — сказала она капризно, Маттео улыбался, с усмешкой взглянул, как Рибас не сводит глаз с Катрин, которая уходила. Адмирал сел, обернулся, совсем «забыв» об игре, воскликнул:

— Какая женщина! Вы счастливчик, Маттео.

«Она волнует и отвлекает его партнеров, — думал Рибас. — Желает им выиграть. А уж если такая рыжеволосая весталка на твоей стороне — противникам Маттео море по колено. Неужели амазонка? Но как же она превратилась в подругу игрока?» Адмирал повел сильную игру, отвечал на крупные ставки не менее крупными, но заметил, что неизменно остается хоть в малом, но проигрыше. «Нужно озадачить ангела судьбы моего визави» — решил он и спросил по-итальянски:

— Вы не знаете Диего Ризелли? Он в Петербурге?

Маттео чуть было не выронил карты, выпил вина, внимательно посмотрел на адмирала своими белесыми на выкате глазами и вдруг ответил:

— О, нет, адмирал. Ризелли в Одессе.

В одно мгновение рухнул карточный домик психологической игры, которая, как думал Рибас, возведена им искусно. «Он знает меня! Знает, что Хаджибей переименован. Ризелли в Одессе? Или это блеф, чтобы я потерял равновесие? Бог мой, он наверняка знает, что я знаком с Катрин!»

Шесть талий Маттео выигрывал вдвое с первой восьмерки без прикупа. Рибас ставил мелочь. Потом тысячу, обернувшуюся тремя тысячами проигрыша. Затем играл осторожно, но Маттео вдруг поставил пять и взял пятнадцать! Ангел удачи отлетел от Рибаса. Он снова стал играть под прессом. Маттео не рисковал и пресс оценивал скупо.

Когда зажгли свечи? За соседним столом карты щелкали, как звучные пощечины. Графин с вином переменили в третий раз. Маттео играл чисто. Надо было кончать, адмирал объявил, что играет последние десять талий. На восьмой, из всех денег, взятых из дома, у него осталось полторы тысячи. Он поставил тысячу четыреста, которая тут же упорхнула к сопернику.

— Что теперь? — думал он лихорадочно. — Сотню под пресс?» Он положил под серебряную табакерку ценные бумаги на владение землей в Бююк-Сюрен, с тоской вспомнил Айю, а бумагами через мгновение завладел Маттео, долго рассматривал их, кивнул, сказал:

— Превосходно!

Десятая последняя талия принесла адмиралу на сотне смехотворный по сравнению со всей игрой выигрыш в триста рублей. Все было кончено. Рибас встал, предложил:

— Нам нужно переговорить.

— О, нет, я устал, — ответил, зевая, Маттео.

Рибас кивнул и вышел из малиновой. Андре нигде не было. Адмирал направился к своему экипажу и не удивился, увидев в коляске поджидавшую его Катрин. Ничего не приказав кучеру, он сел напротив нее.

— Ты много проиграл? — спросила она.

— Как ты оказалась с ним?

— Меня ограбили под Ольвиополем.

— У тебя есть поместья.

— Родственники добились их опеки.

— Значит, теперь ты амазонка.

— Что это значит?

— Маттео использует тебя в игре.

— Но как? Он шулер?

— Я не заметил.

— Я всего лишь третий раз с ним у Вирецкого.

— Это начало.

— Что же мне делать? У меня совсем нет средств.

Рибас с усмешкой достал триста рублей и передал Катрин:

— Это все, что у меня есть. Оставь игрока. Добивайся снятия опеки.

Не поблагодарив его, она вышла из экипажа.

Дома адмирал спросил у Хозикова:

— Андре здесь?

— Я проводил его в гостевую. Он спит.

На следующий день адмирал собирался к отъезду вместе с Андре. Петербург уже знал о его проигрыше. Жена съязвила:

— Вы уезжаете? По-моему, вы должны идти в Одессу пешком.

Но все-таки, несмотря ни на что, Настя была верна себе и в другом — через Хозикова она прислала мужу шкатулку с драгоценностями. Адмирал побежал к Насте, пал на колени, целовал ей руки.

Из дворца явился обеспокоенный Базиль Попов.

— Императрица знает о вашем проигрыше.

— И что же?

— Сказала только: «Вот и Рибас начал проигрывать».

— Отлично.

— Федор Ростопчин уверяет всех, что вам все нипочем.

— Почему?

— Считает, что вы в Одессе наживаете полмиллиона в год.

Адмирал усмехнулся, раскрыл шкатулку жены.

— Не могли бы вы помочь мне продать что-нибудь из этого?

— Конечно.

11. Неотложные заботы и обидная размолвка

1795

Адмирал вместе с Андре уехал на следующий день. Россия майскими цветущими садами и зелеными полями летела навстречу экипажу, в котором Рибас лишь поглядывал на угрюмого Андре и обдумывал застрявшую в голове мысль: почему открытые листы на свободное плаванье шкиперу Спарпато оказались в Петербурге? Что-то тут было не так. Зачем неаполитанскому посланнику понадобилось пересылать их из Константинополя в Петербург? Почему не в Черноморское адмиралтейское правление? Может быть, это подлог, связанный с масонами Ризелли и его пребыванием в Одессе? Если это так, то под нажимом его, Рибаса, Черноморское правление выдало теперь шкиперу разрешение на плаванье, и получалось… Адмирал покрылся холодным потом: «В таком случае я содействовал его темным делам! Надо как можно скорее добраться до Херсона!»