Столетняя война (ЛП)

Снова оказавшись на возвышении, сэр Уильям первым делом огляделся и оценил обстановку. Он понял, что правое крыло шотландцев разбито наголову, причем исключительно по их собственному недомыслию. Вольно же им было очертя голову лезть в теснину, где английские лучники смогли перестрелять всех, не подвергая себя ни малейшей опасности. Теперь эти лучники таинственным образом исчезли, но сэр Уильям догадывался, что они рванули через поле к левому флангу шотландцев, который продвинулся в наступлении далеко впереди центра. Дуглас понял это, увидев, что голубой с желтым штандарт лорда Роберта Стюарта реет далеко впереди красно-желтого королевского знамени. На левом фланге сражение разворачивалось успешно, но в центре, как уразумел сэр Уильям, шотландцы уперлись в каменную ограду, после чего их продвижение застопорилось.

— Здесь мы, один черт, ничего не добьемся, — сказал рыцарь племяннику, — так что давай попробуем принести пользу. Дуглас! — крикнул он, поднимая окровавленный меч. — Дуглас!

Его знаменосец исчез, и сэр Уильям резонно предполагал, что этот малый, как и штандарт с алым сердцем Дугласов, сгинул в лощине.

— Дуглас! — крикнул он снова и, собрав вокруг себя боеспособный отряд, повел людей к вовлеченному в сражение шелтрону. — Мы будем сражаться здесь, — бросил он воинам, а сам поспешил к королю, который верхом на коне бился во второй или третьей шеренге, под истыканным стрелами королевским знаменем.

Давид Брюс сражался с поднятым забралом, и сэр Уильям увидел, что лицо молодого монарха наполовину забрызгано кровью.

— Опусти забрало! — гаркнул он.

Король пытался наносить удары длинным копьем по каменной стене, но давка сводила все усилия на нет. Его голубой с желтым сюрко был порван, а сквозь прорехи виднелись сверкающие латы. Стрела клюнула короля в правый наплечник, опять задравшийся на кирасу, а когда Давид потянул его вниз, другая стрела разорвала левое ухо его коня. Он увидел сэра Уильяма и широко, по-дурацки, словно все это его забавляло, ухмыльнулся.

— Опусти забрало! — повторил сэр Уильям и лишь потом понял, что король вовсе не ухмыляется, а такой вид ему придает рана на лице. Кусок щеки был вырван, и кровь по шлему стекала на разорванный сюрко.

— Надо забинтовать щеку! — крикнул сэр Уильям, перекрывая шум боя.

Король позволил своему напуганному коню отступить от стены.

— Что произошло справа? — спросил он. Из-за раны слова звучали неотчетливо.

— Нас разбили, — коротко доложил сэр Уильям и непроизвольно взмахнул длинным мечом, разбрызгав вокруг капли крови. — А точнее сказать, перебили. Там, на склоне, оказалась теснина, и мы сдуру сами залезли в западню.

— Зато на левом крыле мы тесним англичан!

Рот короля все время наполнялся кровью, которую он сплевывал, но, несмотря на обильное кровотечение, рана, похоже, мало беспокоила Давида. Он получил ее в самом начале сражения, когда стрела, пролетев со свистом над головами воинов и вырвав кусок из его щеки, вонзилась в подшлемник.

— А здесь мы будем их сдерживать, — сказал он сэру Уильяму.

— Джон Рэндольф мертв, — доложил ему сэр Уильям и, догадавшись по выражению лица короля, что тот не понял его последних слов, пояснил: — Граф Морей погиб.

— Что? — Давид заморгал, потом снова сплюнул кровь. — Погиб? Не ранен, не попал в плен? Погиб!

Еще одна стрела угодила в королевское знамя, но монарх не замечал опасности.

— Мы попросим архиепископа прочесть молитву над его могилой, а сами посчитаемся за Морея с этими ублюдками!

Приметив разрыв в переднем ряду своих воинов, он направил коня туда и, продвинувшись к каменной ограде, ударил поверх нее копьем первого подвернувшегося англичанина. Наконечник пронзил противнику плечо и оставил страшную рану, особенно сильно кровившую из-за того, что в нее попали обрывки кольчуги.

— Мерзавцы! — Король сплюнул. — Мы победим!

Люди, приведенные Дугласом, предприняли очередной натиск на каменную стену, но она устояла, и они отхлынули. Шотландцы и англичане по обе стороны от преграды оттаскивали убитых, чтобы расчистить место для новой отчаянной стычки.

— Мы удержим их здесь, пока наши не сомнут правое крыло англичан! — крикнул Давид Дугласу.

Но сэр Уильям, чей слух различал все оттенки шума битвы, уловил нечто новое. Последние несколько минут он слышал крики, вопли, бой барабанов и лязг стали, но к ним не присоединялся звон «струн дьявольской арфы», как именовал он тетивы английских луков. Теперь эти струны запели снова, и рыцарь понял, что хотя на поле боя наверняка и полегло сегодня множество англичан, но лишь немногие среди павших были лучниками. И вот луки Англии возобновили свою смертоносную работу.

— Не угодно ли совет, сир?

— Конечно, — отозвался король. Глаза его светились радостным возбуждением, хотя конь, раненный несколькими стрелами, нервно пятился назад от бушевавшей всего в нескольких шагах впереди схватки.

— Во-первых, я советую вам опустить забрало, — сказал сэр Уильям. — А во-вторых, отступить.

— Отступить? — переспросил король, не веря своим ушам.

— Именно, — подтвердил Дуглас, и его голос прозвучал жестко и уверенно, хотя сам он едва ли смог бы обосновать, почему дал такой совет. Это было, черт побери, не более чем предчувствие, вроде того, что посетило его в тумане на рассвете, однако сэр Уильям понимал, что интуиция его не подводит. Лучше всего было сейчас начать отступление и отступать, не останавливаясь, до самой Шотландии, где есть крепкие замки, способные выдержать шквал стрел. Но как объяснить все королю? Не распинаться же насчет закравшихся в сердце страха и дурного предчувствия! В устах другого человека это сочли бы проявлением трусости, но никто никогда не посмел бы обвинить в трусости сэра Уильяма Дугласа, рыцаря из Лиддесдейла.

Король, приняв этот совет за неудачную шутку, лишь хмыкнул.

— Но мы берем верх! — сказал он сэру Уильяму. — Или, может быть, нам угрожает опасность справа?

— Нет, там все спокойно, — ответил Дуглас. — Если англичанам вздумается пойти в атаку на правом фланге, они угодят в ту же самую чертову теснину, в которую попали мы. С тем же результатом.

— Ну вот, а на левом фланге мы их сомнем! — воскликнул король, натягивая поводья, чтобы отъехать. — А ты «отступить»! Мы победим!

Взяв у кого-то из свиты полотняную тряпицу, он просунул ее между щекой и шлемом и, пришпорив коня, поскакал позади строя на восток. Поскакал, чтобы возглавить победоносное крыло шотландцев и доказать всем, что он достойный сын великого Брюса.

— Святой Андрей! — восклицал король, хотя рот его был полон густой крови. — Святой Андрей!

— Дядя, ты и правда думаешь, что нам нужно отступить? — спросил Робби Дуглас, сбитый с толку не меньше короля. — Но ведь мы побеждаем!

— Ты так считаешь, Робби? — Сэр Уильям прислушался к музыке луков. — А зря. Лучше почитай молитвы, малыш. Вспомни все молитвы, какие только знаешь, и попроси Господа, чтобы он позволил дьяволу забрать этих проклятых лучников к себе в ад.

Сэру Джеффри Карру со своими людьми выпало стоять во время боя на левом крыле английской армии, где шотландцы угодили в смертельную ловушку, и теперь его немногочисленные ратники рыскали по лощине в поисках пленников, за которых можно содрать выкуп. Вид шотландцев, попавших в западню и погибавших под стрелами, вызывал у Пугала хищную, злобную усмешку. Какой-то дикий горец, чей толстый плед был истыкан стрелами (одна даже застряла во всклоченных волосах, а другая — в густой бороде), оказался настолько преисполнен клокочущей ненависти, что рвался вперед, невзирая на многочисленные раны, каждая из которых была ли едва ли не смертельна. Стрелы сбивали его с ног, но горец, истекая кровью, поднимался снова и снова. Он находился уже в пяти шагах от англичан, когда сэр Джеффри так ловко взмахнул своим хлыстом, что вырвал ему левый глаз из глазницы, словно орех из скорлупы. Возможно, дикаря не остановило бы и это, но выступивший вперед небрежно взмахнул топором и раскроил ему череп. Пугало свернул хлыст и потрогал влажный железный коготь на его конце.