Падение Византии

А потому мы должны убедительно просить его взять на себя эту трудную и опасную обязанность для общего блага. — Да, мы просим вас, синьор! — обратились со всех сторон к Луканосу.

— Извольте, синьоры, ваше доверие мне лестно; я сейчас же отправлюсь и постараюсь как можно скорее успокоить вас.

— Прекрасно, синьор Луканос, — сказал консул, — мы никогда не забудем вашей самоотверженности. Итак, — добавил он, обращаясь ко всем, — немедля вооружимся и будем ждать, что нам сообщит наш молодой благородный друг.

Заседание закончилось, но танские негоцианты еще долго толковали между собой о грозившей опасности; страшное разорение Тамерлана было еще у всех свежо в памяти.

Оставив заседание ранее других, Луканос поспешно приехал домой, накинул теплый широкий плащ, надел суконную шапочку и приказал немедленно приготовить лодку.

Было темно, когда он переехал через залив Азовского моря и высадился в Порто-Пизано. Довольно прохладная осенняя ночь уже наступила. Слышались крики перелетных птиц, которые неслись из земель Московских и Литовских на юг. Луканос постучался в довольно большую глинобитную хижину, ему отворил заспанный человек и, протирая глаза, спросил, кто он и что ему нужно. Наконец, распознав своего господина, он крайне удивился и растерялся.

— Ваша милость! В такую пору!?

Луканос вошел и сел.

Слуга стал в почтительном отдалении.

— Говорят, татары появились в наших местах?

— Да, ваша милость.

— Что же, приняты меры предосторожности?

— Как же, вчера и сегодня все хлопотали, оттого и вам не мог сообщить; нельзя было людей от дела отрывать. Лучшую рыбу припрятали в подвалы. Другую в землю зарыли, а которая похуже — оставили. Человек десять уже несколько раз проходили и просили поменять рыбы на овец, я, чтобы приласкать, за двух овец дал им гораздо более, чем следует; ну, да к тому же дал рыбы поплоше, им и эта хороша.

— Хорошо, Марк, за это хвалю. Теперь слушай: завтра чуть свет разбуди меня, я у тебя переночую. Я выеду в поле и возьму человека четыре рабочих. Прикажи им получше одеться. Потом приготовь хороший шашлык и в лодке у меня возьми вино и фрукты. Все это пусть будет наготове. Понял?

— Понял. Вы сами изволите поехать в степь?

— Мне поручили на совете у консула. Надо же кому-нибудь ехать.

— Да не извольте беспокоиться, орда, кажется, мирная по всему видно. Оно, конечно, не без того, что угонят скота десяток — другой голов; вот до рыбы они лакомы, может, разграбят где тоню, а чтобы набег был — не похоже!

— Ну, тем лучше.

Вскоре Луканос подостлал под себя плащ и заснул беззаботно. Молодое, светлое и приятное лицо его порой улыбалось во сие.

VIII

Было свежее раннее утро, когда Луканос и четверо рабочих оставили Порто-Пизано и выехали в степь. Широкий плащ, круглая шапочка и вся тонкая и изящная фигура всадника странно выглядели в степи. Он тихо ехал, посматривая по сторонам и кутаясь в плащ от свежего осеннего ветра. Вдруг как из-под земли вырос узкоглазый татарин в бараньей шапке. Внезапность его появления заставила вздрогнуть Луканоса, но он вмиг оправился и крикнул по-татарски:

— Здорово, приятель! Куда Аллах несет?

Удивленный татарин прищурил и без того узкие глаза, потом крикнул в ответ:

— Здорово, мурза! Ищу хорошей дороги.

— Куда тебе дорогу надо? Да чего боишься меня, — прибавил Луканос, видя, что при его приближении тот пятится.

Татарин остановился.

— Мы идем за Дон, к Манычу, — сказал он.

— А откуда?

— От Днепра. Наш Темир-хан не поладил с Литовским князем, мы хотели перекочевать в Крым, да проклятые нагаи помешали; вот мы на Маныч и бредем, там теплее и трава есть.

— А можно ли мне видеть вашего хана? Он далеко отсюда?

— Нет, совсем близко, к полдню будет тут.

— Я хочу повидать его, можно это сделать?

— Отчего нельзя, мурза, можно. Ты мне подари рыбы, у вас тут рыбы много, так я приеду и скажу тебе, когда хан сюда будет.

— Ай да молодец. Изволь, приедешь и получишь, сколько захватишь на лошадь.

Татарин скорчил радостную гримасу, щедрость венецианца поправилась ему.

— Так ты приезжай к морю и спроси Луканоса. Слышишь? Не забудь.

— Не забуду, мурза.

Татарии исчез, а Луканос воротился в Порто-Пизано.

Спустя часов шесть, Луканос уже подъезжал с татарином к юрте Темир-хана. Кругом стояли кибитки, обтянутые кожей и наполненные татарками и татарчонками, тут же, неподалеку, бродил скот; в нескольких местах были разбиты юрты также кожаные, в них расположились мурзы. В самой большой из них помещался Темир-хан. Вокруг нее было больше людей; тут приготовляли кумыс, шашлык и вообще было оживленно. Татарин сказал, чтобы Луканос подождал, а сам пошел к ханским приближенным и сообщил им, что приезжий мурза, — он при этом указывал пальцем на Луканоса, — хочет видеть хана. Татары обступили Луканоса и с удивлением на него поглядывали; он чувствовал себя не совсем спокойно, но мешки с рыбой, навьюченные на спины лошадей, располагали татар к Луканосу.

Наконец, Луканосу сказали, что он может пройти, так как хан желает его видеть. Луканос вошел в юрту. Хан был еще довольно молодой мужчина. Он сидел поджав под себя ноги; его окружали несколько мурз, а в стороне сидели две его жены. Луканос преклонил колено и сказал по-татарски:

— Славный Темир-хан, ты в наших краях гость, хочу, чтобы ты сделал меня на всю жизнь счастливым, пришел бы ко мне в дом и дал бы возможность принять тебя. Мой дом недалеко отсюда. Твои мурзы сейчас получат от меня подарки, самую хорошую рыбу и икру, ее уже везут из Порто-Пизано, и ты, хан, прими ее от меня. Благодарю тебя за гостеприимство.

Луканоса посадили и стали угощать кумысом.

Хан стал расспрашивать о городе Тане. Луканос старался в своих ответах умалить ее богатство, которое могло быть соблазнительным для татар, и как бы между прочим заметил, что постройка новых укреплений окончательно разорила граждан. Потом Луканос стал приглашать хана к себе, но тот выразил опасение, что его могут захватить в плен.

— Кто же посмеет нарушить гостеприимство, хан? — сказал обидчиво Луканос. — Да если мы тебя обидим, так за тебя вступится вся твоя орда.

— Твоя правда, ты благоразумно говоришь, видно, что человек умный.

Затем хан, с несколькими мурзами, отправился в Порто-Пизано. Луканос уехал раньше и встретил гостя.

Шашлык татары похвалили, однако ели мало, потому что не были голодны; но отведав присланной рыбы, они почувствовали жажду; им тотчас принесли десять арбузов, которые они разбивали у себя на коленях и руками вытаскивали из них мякоть. Луканос стал угощать гостей вином. Татары, несмотря на то, что исповедывали религию Магомета, плохо соблюдали законы пророка и охотно пили вино. Оно очень понравилось хану, и вообще он рассыпался в любезностях перед Луканосом, называя его своим другом.

— Вот возьми на память от меня! — Говоря это, хан снял с себя серебряный пояс и отдал Луканосу. — Я хотел бы от тебя что-нибудь иметь, — сказал он.

Луканос принялся осматривать свой костюм, но он был одет по-домашнему и впопыхах не переоделся. На его одежде никаких драгоценных украшений не оказалось. Он стал шарить в карманах и отыскал янтарные четки с золотою иконкою, которые получил от Евфимия Васильевича.

— Вот, хан, возьми от меня, а пояс твой я буду всегда носить на себе.

Хан надел четки на шею, а красивая икона ему очень понравилась, он поминутно посматривал, как она лежит у него на груди.

Татары так выпили, что их пришлось взвалить на повозки и развести по юртам. На следующий день татары стали переправляться через Дон, связывая плоты из росших тогда на берегах Дона деревьев.

Со страхом следили за их движением жители Таны, однако орда перекочевала мимо, не тронув города.

Возвратившегося из Порто-Пизано Луканоса в Тане восторженно приветствовали, приписывая ему честь избавления города от опасности.