Катон (СИ)

Под предлогом ожидания взвешенного, обдуманного ответа царя он остался на острове, чтобы контролировать ситуацию и, по возможности, плести сети интриг. Впрочем, последнее без денег выполнить было сложно, и на этом поприще успехи эмиссаров богатого Птолемея на Родосе превосходили достижения на Кипре щедрого лишь на слова Канидия. Катона регулярно донимали ходатаи кипрского царя, предлагавшие решить спор полюбовно, примерно так, как это случилось в Египте, а иногда он слышал не только просьбы, но и угрозы. Канидий же в обмен на раздаваемые им обещания всяческих благ после утверждения на острове римской власти получал такие же пустые обещания от придворных царя, всегда готовых продать своего господина, но только за царскую цену.

Тем временем жесткость выставленного царю ультиматума, казавшаяся ему чем-то вроде занесенного над головою деревянного меча, вдруг начала воплощаться в ухудшающемся экономическом положении его маленькой, но доселе процветавшей державы. Дело было в том, что Катон, тщательно изучив возможности противника, пришел к выводу, что Кипр, как и большинство островных государств, в своей хозяйственной жизни тесно связан со множеством других регионов Средиземноморья. Не будучи экономически автономной, эта страна решающим образом зависела от морской торговли, и нарушение ее связей с внешним миром было равносильно остановке кровообращения для живого организма. Поэтому Катон задумал перерезать торговые артерии Кипра и загодя связался с властями и видными дельцами городов и областей, интенсивно торговавших с интересующей его страной, чтобы убедить их поддержать план изоляции. Рассудив, что Рим рано или поздно добьется желаемого, жители Восточного Средиземноморья не долго сопротивлялись и почли за благо добровольно подчиниться Катону, предварительно выторговав у него согласие на компенсацию материального ущерба от простоя за счет казны царя, подлежащей изъятию после победы над ним. Едва только прибыл гонец от Канидия с сообщением о том, что Птолемей упорствует в неповиновении, Катон дал приказ своим союзникам, и началась экономическая блокада Кипра. Понеся первые убытки, торговая аристократия острова забыла патриотические лозунги и стала заигрывать с Канидием. Простой люд, как обычно, держался дольше, чем те, кого называют элитой, но грянувший вскоре голод и его заставил усомниться в доблести своего правителя. Трон под царем зашатался, и он применил силу для подавления очагов возмущения, что усугубило недовольство подданных.

В это время на Родос прибыл Птолемей Египетский. Цель его визита не оставляла сомнений. Однако положение обитателя александрийского дворца было сложным, и собственные неприятности не давали ему возможности сосредоточиться на проблемах брата. Купив у триумвиров за гигантскую взятку право царствовать в своей стране, он был вынужден наверстывать утраченное усилением гнета своего народа, что так же, как и на Кипре, привело к гражданским волнениям. Этим не преминула воспользоваться оппозиция, и теснимый противниками царь отправился в Рим к своим дорогостоящим покровителям, уповая на их помощь. По дороге в Италию он заехал на Родос, чтобы по мере сил заступиться за брата.

Блюдя свое царское достоинство, Птолемей не спешил встречаться с рим-лянином, ожидая, что тот сам явится к нему с визитом. Но Катон оказался не менее принципиальным, чему способствовало его недомогание, и оставался дома. Выдержав безрезультатную паузу, Птолемей вздохнул, спрятал гордость в драгоценный ларец, где уже покоилась корона, и направил царственные стопы к скромному жилищу Катона. Там его ожидал еще более неприятный сюрприз: римлянин даже не поднялся ему навстречу и приветствовал его сидя. Увы, к несчастью Птолемея, Катон оценивал людей не по титулам, а исключительно по их собственным качествам, потому он почтительно вставал при виде Посидония, но египетского царя принимал как обычного посетителя.

Терзаясь бессильным гневом, царственная персона в своем желании уязвить нелюбезного хозяина дома намеками на его якобы расчетливое пренебрежение к утратившему былое могущество человеку, поведала о себе больше, чем хотела, и Катон понял, что перед ним не столько монарх, сколько изгнанник. Это пробудило в нем искреннее сочувствие, и он стал расспрашивать гостя о его делах уже более заинтересовано. Царя всегда отделяла от людей буферная зона из корысти, лести и ненависти, потому искренний интерес к нему Катона подействовал на него, как неразбавленное вино. Ощутив хмельное головокружение от естественного, не разбавленного корыстью человеческого общения, царь, напрочь забыв, кто из них самодержец, без утайки рассказал обо всех своих трудностях и детально об-рисовал ситуацию в Египте.

Выслушав гостя, Марк задумался, а потом сказал:

- В Рим тебе, Птолемей, ехать не следует. Ты выбрал себе в покровители страшных людей. Для них не существует в мире иных ценностей, кроме сугубо личной выгоды. Человека они рассматривают лишь как средство для достижения успеха, либо как помеху себе. Сейчас ты, Птолемей, ничего не можешь им дать, а значит, ты для них не существуешь. Эти люди ничем не помогут тебе, только окончательно выпотрошат.

- Но из твоих слов, почтенный Порций, можно сделать вывод, что в Риме есть и другие люди... - неуверенно заметил озадаченный царь.

- Есть, - подтвердил Катон, - но к ним тоже не следует обращаться. Они ничего не хотят знать и решать потому, что им ничего не нужно, кроме убожества их роскошных дворцов и вилл.

На это Птолемей отреагировал лишь вопросительным взглядом.

- Правда, существуют и третьи, - задумчиво произнес Марк, - у них есть и воля, и уменье, чтобы взяться за любое дело, но они сейчас лишены возможности действовать, они в опале.

- Так у кого же мне искать поддержки?

- Только не у римлян, точнее, не в Риме.

- А что же делать?

- Возвращайся в Египет, - уверенно сказал Марк. - Да, тебе придется пойти на уступки оппозиции, ограничить свою власть, но таким способом ты сохранишь больше, чем потеряешь.

- Не представляю, как все это исполнить теперь, когда я уже оставил Александрию, - со вздохом промолвил Птолемей. - Сейчас меня могут вернуть на трон только ваши легионы.

- Следует сделать выгодные предложения наиболее видным из твоих вра-гов, - не приняв во внимание сомнения царя, продолжал Катон, - кому именно, мы обсудим вместе. У меня на этот счет есть кое-какие соображения. Перетянув их на свою сторону, ты внесешь раскол в стан врага, а это откроет путь к победе.

- Все это проблематично, - заметил царь, - если я дам придворные должности врагам, от меня отвернутся друзья.

- Настоящие друзья не отвернутся, поскольку такой твой ход оправдан, а вот вредоносную шелуху сдует, как ветром, - возразил Катон. - Кроме того, в твоем распоряжении окажется помощь Рима, - с улыбкой добавил он, - поскольку я сам поеду с тобою и буду отстаивать твои интересы как всеми своими силами, так и именем великой державы, которую я представляю.

Готовность Катона отправиться в Александрию свидетельствовала о том, что римлянин искренне верит в успех, и это соображение вдохновило Птолемея. Он признал план Катона единственно возможным в сложившейся ситуации и лишь попросил отсрочки на несколько дней, чтобы обдумать детали предстоящей операции.

Итог встречи с царем порадовал Катона. Правда, восстановление на троне египетского монарха напрямую не было связано с непосредственным заданием Катона. Однако это дело само по себе значило для Рима и стабильности в Средиземноморье гораздо больше, чем аннексия Кипра, а в случае успеха могло также стать существенным фактором для урегулирования кипрской проблемы.

Важность предстоящего мероприятия воодушевила Катона. У него даже появилась надежда через Египет повлиять на Рим, ведь, если бы во главе огромной и богатой страны оказался человек, обязанный ему, Катону, а значит, и всей партии римской аристократии, это усилило бы позиции республиканских сил в мире и их авторитет в столице. Вопрос о политическом весе римских партий вне Рима был тогда весьма актуальным, поскольку при сохранении полисного правления римское государство фактически уже давно вышло за пределы городской черты, и кризис власти во многом определялся этим несоответствием. Триумвиры искали себе опору именно в провинциях, в чем и состояла их прогрессивная роль, каковая, однако, тем и исчерпывалась, так как для решения проблемы они не могли предложить ничего иного, кроме протухшей в тысячелетних проклятиях монархии. Пьедесталом для возвышения Помпея служил Восток, где даже такой мыслитель как Посидоний считал его гением и прочил ему владычество над миром, и, кроме того, регионы Италии, в которых были расселены его ветераны. Цезарь создавал себе плацдарм для войны с Республикой в Галлии, а Красс уже тогда вынашивал планы завоевания Парфии. Нобили же были активны только в ку-рии, и их интересы за пределами померия не распространялись дальше их рос-кошных вилл в Лации и Кампании. И вот Катону неожиданно представился шанс изменить расстановку сил в пользу своей партии в масштабах всего Средиземноморья. Он стряхнул с себя цепи пессимизма и стал энергично готовиться к грядущей схватке, вырабатывая различные тактические схемы и подыскивая себе союзников в близлежащих странах и самом Египте.