Рабы

— Не может быть… — прошептала удрученная Фатима и задумчиво, привычно протянула руки к белым прядям, свисавшим с куста.

— Такого вывода никто не ожидал! — удивилась Мухаббат. — А когда будет общее собрание?

— Шашмакул торопится. Настаивал, чтоб собрали дня через два-три. Но дядя Сафар, Юлдашев и многие из коммунистов не согласились. Решили отложить до конца сбора. Устроить собрание после Октябрьских праздников. Дядя Сафар сказал: «Сперва отпразднуем шестнадцатую годовщину Октября и проведем слет ударников хлопковых полей, а тогда рассмотрим твое дело. Мы выполним к тому времени план на сто процентов, а до тех пор надо работать спокойно и не отвлекаться от нашей основной цели».

— Ладно. Я помешала вам. Я пойду! — сказала Мухаббат.

— Да нет, не такой у нас разговор, чтобы вы ему могли помешать. Давно уж Фатима на меня сердита. Я послушал тех двоих и пришел к Фатиме сказать, что ошибся. Пришел прощения просить, а она еще больше рассердилась. Если бы вы не пришли, она изругала б меня еще крепче.

Фатима взволновалась:

— Ты ошибся, если принял мои ответы за брань. У меня нет прав ругать каждого человека.

— Она имеет право сердиться на тебя. Сначала ты причинил ей большую боль. А эта боль не проходит от пустых извинений. Ведь в песне-то, помнишь, как поют?

Когда запоешь, все складней получается. Но слова-то в песне те же, — улыбнулась Мухаббат, уходя.

— Я помню эту песню. Но ведь я-то не с пустыми извинениями пришел, — печально сказал Хасан.

Он постоял еще, но Фатима молчала.

Тогда и он пошел вслед за Мухаббат. И когда они далеко отошли от Фатимы, до них долетела ее песня:

И, уходя, вслушиваясь в легкий далекий напев Фатимы, Хасан шептал:

17

Во дворе правления колхоза оживленно толпились колхозники от мала до велика.

Вдруг, словно вспыхивал, возникал смех. Вдруг, перекрывая все голоса, звенела чья-нибудь веселая шутка.

Завхоз, свалив в угол амбара и еще раз пересмотрев мешки, подошел к весам и долго проверял их.

Все было готово, чтобы на склады ссыпать зерно, а в амбары принять товары.

Но тем, кто ждет, время кажется медленным.

И когда наконец вдали звякнул колоколец каравана, ему даже не сразу поверили, — казалось, караван пришел неожиданно.

Но по улице уже бежали ребята с криками:

— Караван пришел!

Ребята со двора тоже побежали навстречу каравану, а взрослые собрались у колхозных ворот. Караван пришел.

Неторопливой, спокойной поступью вошли во двор тяжело нагруженные верблюды. Их светлую, слегка рыжеватую шерсть украшали красные ковровые седла, красные шлеи свешивались на верблюжьи груди широкой тесьмой с бахромой, красные уздечки охватывали узкие верблюжьи лбы, и на груди заднего верблюда медленно раскачивался медный, почерневший от дальних дорог большой колоколец.

Старый Эргаш, глядя на караван, засмеялся:

— В точности, как, бывало, ходили караваны наших богатейших купцов.

Сафар-Гулам тоже засмеялся:

— Но разница в том, что тогда водили караван, чтоб набивать карманы баев, а эти перевозят сокровища трудящихся, тех, что в прежние времена были рабами.

Кутбийа, стоя рядом с Хасаном, не сводила глаз с Хамдама-формы. Она услышала слова Эргаша и ответ Сафар-Гулама, и сердце ее тоскливо сжалось. Она вздохнула и посмотрела на небо. И снова с надеждой взглянула на Хамдама.

Один из колхозников добавил:

— И сами верблюды другие. У богачей верблюды ходили в плешинах да в ссадинах от непосильной работы, а у нас и скот живет в холе. Ишь как стоят горбы у них, ишь как хорошо они выглядят!

— Много их, бедняг, погибло от кулацкого ножа. И ведь мясо-то у них невкусное, чего резали?

— Чтоб нам поменьше досталось.

Хамдам взглянул на Кутбийю и дважды ребром ладони провел себе поперек груди.

Кутбийа в ответ улыбнулась ему. Верблюды опустились на землю.

Сняли с седел тяжелые мешки с пшеницей и понесли их в амбары.

Взамен принялись вьючить огромные кипы хлопка.

Большая часть верблюдов уже была навьючена и отведена в сторону. Но несколько верблюдов еще лежали, послушно ожидая, пока закрепят на их седлах хлопок, туго набитый в мешки.

В это время во двор въехал, громко гудя, грузовик.

Между колхозниками зашла речь о грузовиках, их значении в колхозном хозяйстве.

— Если бы нам еще один грузовик, намного легче стало бы устраиваться со всеми делами! — сказал Юсуф.

— Приобретем! — ответил Сафар-Гулам. — А может быть, даже получим в премию за перевыполнение плана. Надо только так перевыполнить, чтоб не стыдно было премию получать.

Юлдашев возразил:

— А зачем нам ждать премию, дядя Сафар? Деньги у нас найдутся с избытком, надо купить, да и точка. Это нам не помешает перевыполнить план.

Шашмакул сердито проворчал:

— Сперва надо вредителей убрать, а не то и с грузовиком выйдет, как с сеялкой; а не то и вовсе пропадет, как культиватор.

Хасан отвернулся, словно и не слышал слов Шашмакула, но Кутбийа отлично расслышала и подмигнула Хамдаму.

Грузовик, сгрузив тюки мануфактуры, мешки с сахаром ящики чая и всякие хозяйственные товары, нагрузил высокую груду мешков с хлопком и ушел со двора.

В это время подъехали арбы, гремя колокольчиками, подвешенными к сбруе лошадей. На одних арбах была нагружена пшеница, на других — мануфактура, сахар, чай, керосин, масло и другие товары. Арбы выстроились в ряд перед кооперативом.

— Столько товаров! — сказал Эргаш. — Прежде, бывало, арбы выстраивались только на базаре в Гиждуване перед лавками баев У нас на весь Шафриканский район для товаров даже ни одного склада не было, а теперь в каждом колхозе свои амбары и склады и свой базар. Да какой! Купцы, бывало, торговали по мелочам, а у нас приходи, выбирай, сразу и не выберешь: то хорошо, а это еще лучше.

Юлдашев ответил:

— Так ведь то было в эмирском Шафрикане, дядя Эргаш Ведь там только место прежнее, а город нынче совсем другой.

Кладовщик крикнул, стоя у своих весов в тени амбара: