Де Рибас

— Все в руках божьих, — Ризелли был серьезен, а Рибас все-таки не верил, что господин с усталым изможденным лицом и затравленным взглядом — Ризелли.

— Вот моя догадка о ваших обстоятельствах, — вслух раздумывал адмирал. — Масоны изгнаны из Неаполя, и вы волею обстоятельств оказались в Петербурге, где масонов сажают в крепость.

— Я путешествую, — ответил Ризелли и всмотрелся в лицо визави. — Вы не изменились, только черты лица стали грубее.

— Россия — отнюдь не благословенный Неаполь.

«Странно, но я не испытываю к нему вражды, — подумал Рибас. — Он жалок. Судьба, наконец, сбила с него спесь… Но может быть, это всего лишь блеф?»

— Ну что ж, прощайте, — сказал адмирал, намереваясь подняться, но Ризелли остановил его:

— Всего два слова. Скажите, не изменились ли виды на свадьбу дочери нашего Фердинанда и внука императрицы?

Рибас не знал, что ответить: он слышал об этом впервые! Ризелли по-своему истолковал молчание адмирала.

— Мое любопытство, надеюсь, не задевает вашу щепетильность. Ведь это не военные, а скорее матримониальные дела.

— Бывает, они стоят секретов армии, — ответил Рибас, раздумывая.

— Моя семья бежала в Австрию, — сказал Ризелли. — Мы совершенно без средств. Если русская императрица стоит за этот брак, я мог бы стать посредником, приехать в Неаполь — Фердинанд и королева мечтают выдать свою дочь за петербургского принца, а я своим поредничеством вернул бы их расположение и поместья.

Я говорю откровенно, потому что уверен: и вы всей душой за этот брак.

«Еще бы, — подумал Рибас. — Дружественное сближение Неаполя и России в этом случае было бы полным. При благоприятном исходе и для меня открылись бы совершенно новые возможности. Однако не надо забывать: помощи у меня просит вчерашний недруг».

— Хорошо, — сказал он вслух. — Я выясню некоторые обстоятельства и дам вам знать через хозяина этой лавки.

Собственно, предстояло узнать все с самого начала. Настя заявила, что проект женитьбы сына Павла Константина на неаполитанской принцессе окончательно отвергнут Екатериной. «Окончательно ли»? — спросил себя адмирал и отправился к неаполитанскому посланнику герцогу Серракаприоле.

Герцог радушно принял его в кабинете, обставленном светлой ореховой мебелью, расспрашивал о войне, о планах адмирала. Он был обаятелен по-прежнему, но далеко не так наивен, как восемь лет назад.

— Я сожалею, что не был в Петербурге, когда возникла возможность сватовства принца Константина с дочерью Фердинанда, — сказал Рибас. — Для Неаполя упущена великая возможность.

— Да! — подхватил герцог. — Но момент для сватовства оказался очень неудачным. Хотя наш король и министр Актон сделали, что могли, — постановили не иметь никаких сношений с Францией. А конвент отправил к неаполитанским берегам тулонскую эскадру Латуш-Тревиля. Что оставалось делать под прицелом французских пушек? Пришлось пойти на уступки, чтобы спасти королевство от больших несчастий. Фердинанд заверил Париж, что не вступит ни в какие переговоры, наносящие вред Франции.

— И не пойдет на сватовство.

— Да. Вы не можете себе представить гнев императрицы Екатерины! Какое уж тут сватовство! Меня вызвал вице-канцлер Остерман и выразил крайнее неудовольствие.

— Вместо этого он мог бы предложить Неаполю помощь, — сказал адмирал.

— Именно так я и ответил ему. Но уж было поздно: французские пушки диктовали условия. Но представьте, именно в этот момент два опрометчивых дипломата стали внушать Екатерине, что женитьба принца Константина и младшей дочери Фердинанда весьма желательна.

— Кто же они?

— Маркиз Галло — он теперь посланник в Вене, и граф Андрей Разумовский, российский посланник в Австрии. Разумовский написал Екатерине, что брак будет полезен во всех отношениях. И это в то время, когда в Неаполе распространились французские идеи, создавались якобинские клубы! Конечно же русская императрица возмутилась: о каком браке может идти речь?!

— Но дорогой герцог, — сказал адмирал, — сейчас обстоятельства изменились. Англия объявила Франции войну. Корабли Латуш-Тревиля ушли. Фердинанд заключил союз с Англией. Следовательно, ничто не стоит на пути к этому браку.

— Не знаю, не знаю, — герцог задумался. — Все дело в том, что русская императрица была слишком резка в своем отказе.

— В официальном отказе?

— О, нет. Но молва не знает границ. Говорили, что императрица отозвалась о детях Фердинанда, как о невоспитанных отпрысках.

— Это поправимо.

— Она назвала их уродцами, подверженными падучей болезни.

«Такой отзыв, действительно, кладет конец всему, — подумал адмирал. — Но все-таки надо еще раз попытаться — предприятие стоит того!» А пока он перевел разговор на другую тему:

— Масонские ложи в Неаполе запрещены?

— О, да. Они организовали Патриотическое якобинское общество. Это заговорщики, призывающие к мятежу. Кстати, новый посланник в Неаполе Головкин отозван Екатериной за то, что советовал Фердинанду помиловать бунтовщиков.

— Скажите, а Диего Ризелли, небезызвестный вам, принадлежит к этому обществу?

— Несомненно. Но он был среди умеренных. А теперь между двух огней: якобинцы считают, что он выдал их списки королю, а король ищет его, чтобы арестовать за принадлежность якобинцам.

Теперь присутствие Ризелли в Петербурге стало окончательно ясно адмиралу.

Де Волан жил в доме голландского посланника, и Рибас счел за лучшее пригласить его к себе. По своему обыкновению Франц Павлович не удивился ни приглашению, ни роскоши дома Бецкого, пренебрег предложением посетить зимний сад, дымил трубкой и, казалось, не говорил с адмиралом, а поучительно и надменно выговаривал ему:

— Ваша распря с Мордвиновым ни к чему не приведет. Он вознамерился строить порт возле Очакова? Прекрасно. Но как только он и Пустошкин представят ко двору сметы, их намерения лопнут, как мыльный пузырь. Ведь наш проект выгоднее на миллион рублей Фантазия Мордвинова обречена.

— Он упрям.

— А это его и погубит.

— Но к моим планам и чертежам вы пришлете свои?

— Два раза повторенная просьба становится требованием. Я требований не терплю.

Он прислал бумаги Рибасу и уехал в Херсон.

Неожиданно Рибас получил приглашение на обед от Валериана Зубова — брата фаворита Платона. Валериан пригласил его в дом своей сестры Ольги. Ехать было недалеко — дом стоял на набережной Невы. Двадцатитрехлетний баловень судьбы, чином бригадир, своеобразно отрекомендовал свою сестру:

— Опасайтесь ее, адмирал. Она всегда при оружии. С пистолетами не расстается и во время сна.

Двадцативосьмилетняя красавица Ольга в серебристом платье-полонезе выглядела юной невестой. Она была замужем за действительным статским советником Александром Жеребцовым.

— Валериан мне рассказывал о вас, — сказала она. — Хорошо, что при Измаиле вы были рядом. Потемкин непременно бы послал брата в самое опасное место на верную смерть.

— У редута Табия как раз и было самое опасное место, — возразил Валериан.

— Для тебя самое опасное место в офицерских холостых домах, куда девиц водят, — заявила сестра.

Венгерское вино и гусь под луковым взваром оказались отменны. В середине обеда явился Николай Зубов — старший из братьев. Это был тридцатилетний рослый плечистый генерал, обладающий невероятной физической силой. Он выпил водки и покраснел лицом, как вареный рак. Он ничем не походил на братьев. Валериан по сравнению с ним казался нежным херувимом с девичьим лицом.

Год назад все Зубовы во главе с отцом стали графами. Валериану и Платону императрица позволяла неограниченно пользоваться казенными средствами, и при игре в фараон Валериан иногда ставил по тридцать тысяч на карту. Екатерина говорила о нем: «герой во всей силе этого слова», «любезный мальчик», «резвуша моя». Платон ревновал.

Постепенно выяснилась и причина приглашения Рибаса: его расспрашивали о видах Суворова на брак дочери Натальи.

— Эльмпта генерал-аншеф не считает серьезным претендентом, — говорил Рибас. — С Салтыковыми родниться не хочет.