Солдат удачи. Исторические повести

Таня влюбилась в двоюродную сестру ещё пять лет назад, когда папу переводили с Украины на Дальний Восток. Тогда семья Корови­ных три недели прожила в Москве.

И теперь Таня просто не отходила от Маши.

—             

Как же ты живёшь в пустыне с малышом?

—

Нормально. У нас свой дом из самана, под камышовой кры­шей. Летом, конечно, жарко. Повешу на окна мокрые простыни — и ничего. Терпимо.

—             

А речка там есть?

—             

Нету. Овцы пьют солоноватую воду из местных источников. А нам каждый день водовоз привозит на верблюде большую бочку. Да всё это ерунда. Жить можно.

Другое трудно. Каракуль, он как золото. Приедет комиссия из области: «Дай!». Из района: «Дай!». Милиция каждый месяц: «Дай!». А шкурки на строгом учёте.

—             

Как же твой Алёша выкручивается?

—

Есть свои хитрости. Главное, он хорошего человека пробил главным бухгалтером. Иннокентий Андреич, ссыльный, из Ленин­града. Не хотели брать. Такой человек! Бухгалтерия в полном ажуре, ни один ревизор не подкопается!

—             

А как же шкурки для начальства?

—

Так у наших чабанов в степи, вместе с совхозными, и свои овцы пасутся. Кто их сосчитает? Алёшка с чабанами в большой дружбе. Выручают.

Маша пообещала приехать через год. Но в мае 41-го от неё при­шло письмо: овцы болеют — отпуск Алёше не светит.

—             

Отдохнуть всё равно нужно! — заметила тётя Лида. — Поедем в Белоомут, к кузине Наташеньке! Это ж моя любимая двоюродная се­стра. Больше двадцати лет она учит ребятишек грамоте в этой деревне.

Всю войну, и ещё долго после неё, в голодное и холодное время, Таня вспоминала эти две недели отдыха как островок тихого счастья.

Кружка парного молока с тёплым ржаным хлебом на завтрак, та­релка с мёдом из собственных ульев на столе — ешь, сколько захочешь, — и усыпанный крупными ягодами малинник на опушке, куда девочку привели Катя и Лёша — внуки строгой тёти Наташи.

Но 22 июня началась война, и через несколько дней тётя Лида и Таня вернулись в Москву

Поезд подошёл к Москве поздним вечером. Из окна вагона Таня со страхом и любопытством вглядывалась в тёмные московские улицы. Нигде ни огонька! Война.

В неосвещённом трамвае кондукторша наощупь взяла деньги, и также наощупь оторвала билеты. Кое-как добрались до дома.

Утром тётя Лида побежала на свой Шрифтолитейный, а Таня развела крахмальный клейстер, нарезала газету и принялась наклеи­вать на оконные стёкла косые бумажные крестики. Все соседи так уже сделали, чтобы при бомбёжке не ранило осколками.

Потом пошла к Варе. Та обрадовалась:

—             

Вернулась! Вот здорово! Айда в центр. Говорят, на бульварах вырубают липы, освобождают место для аэростатов заграждения.

И вправду, на прогалинах бульвара лежали огромные серые бе­гемоты аэростатов. Девушки в сапогах и гимнастёрках держали их на верёвках, словно на привязи.

—             

Вечером аэростаты поднимут, — объяснила Варя, — чтоб немец не смог бомбить с малых высот.

Большой театр для маскировки раскрашивали разноцветными бурыми и зелёными пятнами.

Начались воздушные тревоги. Услышав истошный вой сирены, люди собирали узелки и чемоданы и спускались в подвал — в бомбоубе­жище.

На четвёртый раз тётя Люда сказала:

—

Не пойду! — Вся эта суета оскорбляла присущее ей чувство собственного достоинства. — Ежели убьют, то хоть в собственной ком­нате. А ты иди, Танюша.

Но девочка уже записалась в пожарную дружину и, услышав си­рену, торопилась на крышу. Скоро там сложилась дружная компания подростков: Эдик, тринадцатилетний, застенчивый книгочей, страст­ный футболист и спортсмен Витька из первого подъезда, кокетливая Рита с первого этажа, и Таня. Совсем недавно они едва замечали друг друга. А тут сошлись.

На крыше было так интересно! Дожидаясь отбоя, ребята ти­хонько трепались или слушали рассказы Эдика о путешествиях капи­танов Кука и Лаперуза. Он бредил морем и твёрдо решил выучиться на капитана дальнего плавания.

Рита явно

заигрывала с Витей. Но тот на неё и не смотрел. Его больше тянуло к Тане. Прежде она побаивалась этого рослого, грубо­ватого парня. Он открыто курил, часто матерился. Теперь Витя выгля­дел совсем по-другому.

«Какой парень! — думала Таня. — Как же я его раньше не видела? Сильный, немногословный. И, главное, надёжный. Правда, читал мало, но ведь он совсем не глуп».

Газетам и радио Виктор не верил:

—

Врут! Сколько кричали «непобедимая и легендарная.»! А немец уже под Смоленском. Помяни моё слово, война будет долгой. Скоро и мне в армию.

В первый раз немцы долетели до Москвы в ночь на 23 июля, через месяц после начала войны. Ребята сидели у брандмауэра, тесно прижавшись друг к другу и жадно смотрели на небо. Там бродили при­зрачные полосы прожекторов. Изредка им удавалось поймать немец­кий бомбардировщик в перекрёст лучей. Тогда вокруг вспыхивали частые разрывы зениток. Самолёт круто сворачивал и вновь исчезал в темноте.

Глухо грохнуло далеко, в районе Арбата. Потом ребята узнали, что эта фугаска развалила театр Вахтангова. Где-то полыхали пожары. Рита наклонилась к самому уху Тани, прошептала:

—             

Страшно!

В тот первый налёт район Таганки не тронули. Но через две ночи юнкерсы засыпали старенькие деревянные дома тысячами мел­ких, килограммовых зажигалок.

Одна попала и к ребятам на крышу, пробила жесть на скате, у са­мого края. Витька схватил раскалённую гадину за стабилизатор прямо рукой в брезентовой рукавице, выдернул и сбросил во двор, на клумбу. Пожар не успел начаться. Потом все хвалили Витю за храбрость. На всех крышах дежурили люди, и пожаров в районе было немного.

С конца июля немцы бомбили Москву дважды в день, по часам: в полдень и в восемь вечера. Люди загодя тянулись в метро с узлами, рюкзаками и свёртками. Но от Таганской площади до метро «Курская» было слишком далеко.

Наши истребители перехватывали юнкерсы на дальних подхо­дах к столице, и до Москвы долетали немногие.

Шрифтолитейный готовили к эвакуации в Челябинск. Тётя Лида попросила Таню помочь ей упаковать лабораторию.

Два дня девушка осторожно укутывала в старые газеты химиче­ские стаканы и колбы, а потом укладывала их в ящики, пересыпая су­хими опилками. Мерную посуду тётя Лида племяннице не доверяла:

—             

Это ж йенское стекло! Такого теперь нигде не достанешь.

Наконец объявили погрузку. Эшелон стоял на станции Москва-

Товарная. Тут тётя Лида взбунтовалась:

—

Скитаться по чужим углам на старости лет? Не поеду! Обой­дутся и без меня. И совсем не все уезжают из Москвы. Левинсоны? Так они ж евреи. Им обязательно надо уехать. А мы кому нужны? Старуха и девчонка. Да и не сдадут наши Москву! Этому Гитлеру ещё набьют морду! Тоже мне, Наполеон нашёлся. Остаюсь.

30 сентября, прорвав фронт мощными ударами танковых клиньев, немцы начали операцию «Тайфун» — генеральное наступле­ние на Москву

Витя записался в народное ополчение, и Таня пошла его прово­жать. Во дворе школы толпились ополченцы: подростки, пожилые люди. Все ещё в штатском, без оружия.

У входа Таня вдруг заметила Берту Моисеевну. Старуха обрадо­валась:

—

А ты кого провожаешь, Танечка? Вэйз мир! У меня Сеня, вну­чек, записался. Он же близорукий, минус семь, без очков ничего не видит. Какой из него солдат? Такое горе! А ведь Сеня — талантливый учёный, кандидат наук. Я им так гордилась. Завтра и мы уезжаем в Ка­зань. Представляешь, и проводить некому. Наши все уже уехали. Как с чемоданами до вокзала доберёмся?

—             

Да вы не тревожьтесь! Мы с тётей Лидой придём и поможем.